Книга Москва, я люблю его! - Дарья Лаврова

Наташа была такой хорошей, что мне безумно хотелось сделать ей гадость. Нужно было только выждать удобный момент.

За обедом я катала шарики из черного хлеба, кидала их Наташе в суп и плевала в компот. После обеда я впервые в жизни получила в глаз. Тихая Наташа не только двинула мне в глаз, но и хорошо расцарапала лицо.

Прошло десять лет.

Наташа была похожа на колумбийскую студентку и могла не спать трое суток подряд. Пока я готовилась к поступлению, сдаче ЕГЭ и встречалась с Русланом, она танцевала в дешевых клубах и там же и напивалась, приходила домой под утро, падала на кровать и засыпала, не раздеваясь. Наташа была девочкой в стиле глэм-панк, пока не встретила Васильева.

Длинный, спортивно-худощавый и темно-русый с мягкими кудрями – он играл в школьной панк-группе, умел отлично готовить и носил рубашки с короткими рукавами.

Он бросил Наташу еще до того, как узнал, что она беременна.

Прошел еще год.

Я и Оксана стояли у дверей квартиры Наташи – она позвала нас, чтобы мы помогли ей немного с переездом.

– Мальчик будет, – говорила Наташа, пропуская нас в комнату. – Знаете, под какие песни он начинает шевелиться в животе?

– Стас Михайлов? – предположила я.

– Ты знала. Все для тебя. Слышит начало и пинает меня ногой в ребро.

На полу валялись чемоданы, хозяйственные сумки, бумажные пакеты и коробки от туфель. Все это нужно перенести в соседний дом.

Оксана и Наташа обсуждали, куда бы съездить отдохнуть на пару недель, много смеялись. Наташа показывала серого медведя, которого подарил ей Васильев, когда они еще встречались, прошлой осенью. Наташа призналась, что не может заснуть без этого дурацкого медведя.

Я не заметила, как они затихли. Наташа с медведем уже сидела рядом и гладила меня по руке его мохнатой лапой:

– Не глусти-и-и, все будет халасо-о-о… – шептала она, коверкая и растягивая слова.

Нагрузившись сумками, пакетами и игрушками, мы спустились вниз. До соседнего дома тридцать метров. На углу дома у меня лопнул синий пакет, и два десятка пар обуви оказались на асфальте. В ту же секунду от сумки Оксаны оторвалась правая ручка.

– Давай ключи, я схожу за пакетами, – сказала я. – Я быстро.

Я вернулась, вызвала лифт и поехала наверх. На третьем этаже лифт остановился. Двери открылись, как занавес в театре, и передо мной возник Руслан.

Сердце включило ускорение, а дыхание сбилось.

– Привет, – Руслан первым нарушил молчание. – На лето приехала?

– До сентября, – ответила я.

– Как твой Игорь? Не вернулся? – Я вздохнула и ничего не ответила. – Понятно. Постриглась?

– Скорее побрилась…

– Как родители восприняли?

– Папа нормально, мама не узнала, бабушка расстроилась.

– Ничего, отрастут. У меня день рождения скоро.

– Я помню.

– Придешь ко мне? Хочешь, подругу свою возьми. Мы будем в старом доме, ты знаешь.

– Приду, – натянуто улыбнулась. – Если приглашаешь.

– Хорошо. Я буду рад. Честно. А что ты здесь делаешь?

– Наташка переезжает в соседний дом. Нужно перенести пару мешков с одеждой. Пакет вот порвался, иду за новым…

– А я вот к другу шел. Ладно. В субботу приходи к трем.

Когда я вернулась, Наташа болтала по телефону, а Оксана сидела на сумке с одеждой и примеряла туфли, раскиданные по асфальту.

– Мальчики уже наверху, – сообщила Наташа, закончив разговор.

– Здорово! – обрадовалась Оксана и бросилась помогать мне собирать туфли в пакеты.

Мы не успели пройти и десяти метров, как от сумки Оксаны оторвалась вторая ручка. Оставшиеся метры ее пришлось пинать ногами.

В квартире новый парень обнимал Наташу; Оксана болтала с его другом. Я чувствовала себя лишней и хотела поскорее уйти домой или пойти на стадион – пробежать еще десяток кругов.

Пока все толпились в коридоре, я зашла в открытую ванную комнату, и, опустив крышку, села на унитаз. Огляделась по сторонам. На полке у зеркала стояла кислотно-розовая клизма.

– Малыш, стукни Славу.

– Он его слушается, слушается! – доносилось из комнаты.

Черная беспросветная пустота внутри. В эти минуты я сомневалась в том, существую ли я на самом деле. Во мне не осталось ничего. Ни сил, ни чувств, ни слез, чтобы заплакать.

Я пыталась дозвониться до Кати через день, но ее мобильный не отвечал, а в Интернете она не появлялась. Я писала ей каждую неделю, но мои сообщения так и оставались непрочитанными. Я надеялась, что она просто уехала домой на лето, что там у нее другой номер телефона, что у нее все хорошо, что нет времени на Интернет и что она в спешке просто забыла мне сообщить об этом.

Представляла, что она проводит лето с Мишей, как она будет сидеть у меня в туалете, курить одну за другой, пить вино и рассказывать об этом, когда наступит сентябрь, начнется второй курс, и мы все вернемся в Москву.

Когда не спалось ночью, я до утра сидела в социальной сети. Разглядывала чужие счастливые фотографии и слушала музыку.

Зашла на страницу Миши. Он продал свой костюм автогонщика и купил новый шлем. В его альбомах появились новые фотографии. Фонтаны на Манежной площади, старый Арбат, парк скульптур на Октябрьской, Фрунзенская набережная и Андреевский мост.

То же самое снимала я, когда Игорь отдал мне эту камеру. То же содержание, но другие ракурсы. Простые, милые кадры. Я не видела в них ничего особенного, но внутри на время становилось теплее, и мурашки медленно разбегались от поясницы, и таяли в районе плеч.

Разглядывая Мишины фотографии, я улыбалась. Впервые после расставания с Солодовым.

* * *

Лето было холодным, воздух не прогревался выше десяти градусов, солнце не появлялось неделями, небо опустилось, дождь лил не переставая. То тихой водяной пылью, то хлестким шумным ливнем.

Я продолжала бегать. Каждое утро пробегала пять километров, несмотря на дождь, слякоть и холод.

Руслан позвонил сам – в понедельник, – напомнил про день рождения, пригласил на родительскую дачу в субботу. Говорил, что будут только бывшие одноклассники.

Дача была недостроенной и холодной. Девушки резали салаты, парни ушли в магазин за водкой, вином и пивом. Вернулись через сорок минут. Ели заварную лапшу, сидя за столом в свитерах, куртках, шапках и перчатках. Мерзли руки и ноги.

Руслан слушал тосты, пил водку и много смеялся, поправляя шапку на голове. Она нелепо торчала, и хотелось снять ее. Включили музыку, Руслан растопил печь, стало чуть теплее. Темнело рано. Кто-то вскочил и побежал во двор к дереву, тошнило.