Книга Все хорошо! - Татьяна Белкина

— Ксения Сергеевна, проводите госпожу Дубовскую!

— Дубковскую!

— Дубковскую! До вахты проводите!

— Огромное спасибо за заботу. До скорого свидания, Дмитрий… Валерьевич.

(Наконец-то посветлело. Я слышал, осенью в Скандинавии втрое возрастает количество самоубийств. Есть от чего. И чем дальше, тем больше. Куда уж тут улетишь, на сломанных крыльях? Это в юности мог, пока не знал, что жизнь все время на волоске держится. А, все равно конец света нам календарь майя на конец года запланировал.)

— Митяй, привет! Убегаешь?

— Привет, Макс. Заходи. Что-то срочное? Надо форму Вадьке в школу забросить и в мэрию. Опять мозги парить будут.

— Про тендеры эти сказать хотел. Прости за официоз, но, как соучредитель и финансовый директор, я категорически против. Прибыли не будет! Дай бог в ноль сработать! Ты этот китайский бизнес прекращай. Мы не благотворительная организация. Если завтра коммерческий проект не срастется, в минус уйдем.

— Срастется. Новые клиенты подтянутся. Надо на престиж работать, да и город чинить кто-то должен!

— Пусть кто-то и чинит. А у нас денег нет!

— Слушай, Шишкин, помнишь я тебе на первом курсе в морду влепил?

— Как не помнить. Меня потом родители месяц фильмами про Освенцим мучили, пока с сотрясением мозга дома сидел. Чего вдруг? Может, мне встать подальше?

— Сегодня с журналисткой одной беседовал. Она историю эту из Петергофа вытянула.

— Вот папарацци проклятые! А Петергоф-то жив? Все еще в Универе?

— Живее всех живых. Не знаешь, случайно, где Добряк?

— Да тут был, дисер вроде защитил. Мать его как-то на концерте видел.

— Ладно, лирика все это. Идти надо!

— Надо так надо, а денег все равно нет. Кстати, тебе из Таиланда сувенир.

— Спасибо, Макс, святой человек. Что это? Череп? Озверел?

— Ничего ты не понимаешь! Это колонка для айфонов. Вставляешь мобилу в черепушку, и — опа! — всем весело!

— Ладно, прости, спасибо. Надо похоронный марш качнуть для твоего девайса.

— Да иди ты…

— Уже ухожу.

— Козлова, я в мэрии до вечера. Совещание начальников подразделений завтра в три. И юристам ускорение придай, пусть еще раз контракт с «Хелл» проверят. Я утром заберу.

(Парктроник, гад, вопит без перерыва… Надо на ТО записаться. Может, к Петергофу как-нибудь заглянуть? Смешной старик. Лучше не надо. Пусть в памяти молодым останется. Вот Наташке всегда тридцать восемь будет. А мне уже сорок пять. Или еще? Журналистка эта на мою голову… Молодая баба, надо детей рожать, так нет, с гаджетами по городу носится, сплетни собирает… Город-то, бедный, рассыпается весь. И изнутри, и снаружи! Вон, у кариатиды рука отвалилась. По краю трещина пошла. Что ж вы, месье Монферран, без присмотра свои шедевры оставили? А может, за нами сейчас наблюдаете и думаете: «Вот бездельники! Ни черта не соображают. Ответственности ноль. В говно по уши закопались и в ящик пялятся». А ты, Четвертак, чем лучше? Что ты за свои почти полвека открыл? Что построил? Ноль на палке! Лажа одна. Нечего на Страшном суде предъявить. Какая муть в голову лезет! От хмари, тьмы и сырости. Прав Шишкин. Деньги надо зарабатывать. Технику купили. Склад новый построили. Кредитов на десять лет вперед, а прибыли…)

— Куда прешь, олень! Всех прав лишить, а отдел транспорта в мэрии уволить! И ГИБДД разогнать!

(Опять дистанционку не включил, куда телефон завалился? Что это? Только черепа в кармане мне и не хватало!)

— Вадька, чего звонишь как подорванный? Ну, обещал, и что мне теперь, все бросить, только тебя из угла в угол возить? Не ной. Через пять минут в школе буду. Шагай на урок. На вахте твою сумку хоккейную оставлю. С тренировки точно заберу. Иди учись, Эйнштейн!

— Товарищ майор! Разрешите обратиться? Могу я оставить обмундирование для рядового Четвертакова из шестого «г»?

— Да не, не майор. Старший лейтенант — это да. Звонок прозвенит — в подсобку поставишь. Погоди пока.

— Девушка, осторожно. Извините. Сейчас уберу. Что ж вы под ноги не смотрите? Так и упасть недолго.

(Даже не улыбнулась. Ничего себе учительницы нынче в школе. Рост манекенщицы, и ноги от ушей. Старый, что ли, стал? Посмотрела, как на пустое место! А рука какая холодная! Ого! Это еще что за наваждение? Неужели Добряк?)

— Алекс, приветствую!

(Черт побери! Бывает же такое?)

— Сашка! Добряков! Не проходите мимо, юноша! Это ж я, Четвертак! Не узнал, что ли?

— Митька! Да тебя и не узнать! Привет! Ты чего тут делаешь?

— Да вот сыну форму хоккейную привез. Хочу на вахте оставить. Ему на тренировку после уроков, а я занят буду.

— Постой, так это твой парень у меня в классе балду гоняет?

— А ты, значит, и есть Иа-Иа?

— Кто-кто?

— Не важно. Слушай, давай-ка посидим где-нибудь! Так рад, ты не представляешь! Про логику свою мне расскажешь? Ты там же, на Гороховой? Так я зайду за тобой часиков в семь? Ну до вечера!

(Что-то ему не больно охота со мой встречаться. Подумать только! Двадцать лет не вспоминал и, стоило вспомнить, встретил. Мистика! По ходу разберусь, что за предмет такой придумали. Вадька всю плешь проел. Я-то гадал, что за маразматик в школе завелся? А вот тебе и на! Добряк!.. Так, может, и про меня, скажем, Козлова думает: «Идиот старый», — а я живу себе и не вижу ничего, кроме грязного асфальта за мутным стеклом…)

— Пап, представляешь, меня на игру вратарем заявили в основной состав. Придешь завтра? Мы с Приморским районом играем. Заруба угарная будет!

— Что за лексикон? Кончай по фене ботать!

— По какой фене?

— Так в тюрьме сидельцы беседуют, чтобы надзиратели не понимали. А у вас что за необходимость язык коверкать?

— Тебе вечно все не нравится. Вообще молчать буду.

— Зря дуешься. Давай-ка лучше про завтрашнюю игру уточним. Во сколько?

— В полшестого. Но надо сразу после уроков, разминка еще.

— У меня совещание в три. К началу игры приеду.

— А сумку? Я сегодня еле допер.

— Когда наконец в клубе шкафчики сделают? Хорошо, отправлю тебе служебную к трем с сумкой. В школе как?

— Да норм. Матеша клевая была. На компах новую прогу замутили. Но там блох много, и мозгов не хватило. Я только в Нет зашел — и виндец!

— И — что?