Книга Три китайских царства - Лев Гумилев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Тангутское царство располагалось в Ордосе и Алашане, в тех местах, где ныне песчаные пустыни. Казалось бы, это государство должно быть бедным и малолюдным, а на самом деле оно содержало армию в 150 тыс. всадников, имело университет, академию, школы, судопроизводство и даже дефицитную торговлю, ибо оно больше ввозило, чем вывозило. Дефицит покрывался отчасти золотым песком из тибетских владений, а главное, продажей живого скота, который составлял богатство Тангутского царства. Город, обнаруженный П.К. Козловым, расположен в низовьях р. Эцзин-гол, в местности, ныне безводной. Две старицы, окружающие его с востока и запада, показывают, что река сместила русло к западу и ныне впадает двумя рукавами в озера; соленое Гашун-нор и пресное Сого-нор. П.К. Козлов описывает долину Сого-нора как прелестный оазис среди окружающей его пустыни, но вместе с тем отмечает, что большое население прокормиться тут не в состоянии.
Разрушение города часто приписывается монголам. Действительно, в 1226 г. Чингисхан взял тангутскую столицу, и монголы жестоко расправились с населением. Но город продолжал жить еще в XIV в., о чем свидетельствуют даты многочисленных документов, найденных здесь. Его гибель связывают с изменением течения реки, которая, по народным преданиям торгоутов, была отведена осаждающими посредством плотины из мешков с землей. Плотина эта сохранилась до сих пор в виде вала. Так оно, видимо, и было, но монголы тут ни при чем. В описаниях взятия города Урахая (монг.) или Хэшуйчэна (кит.) нет таких сведений. Да это было просто невозможно, так как у монгольской конницы не было на вооружении необходимого шанцевого инструмента. На самом деле тангутский город погиб в 1372 г. Он был взят китайскими войсками Минской династии и разорен как опорная точка монголов, угрожавших Китаю с запада[315].
Но почему же тогда он не воскрес? Изменение течения реки не причина, так как город мог бы перекочевать на другой проток Эцзин-гола. Со свойственной ему наблюдательностью П.К. Козлов отмечает, что количество воды в р. Эцзин-гол сокращается, озеро Сого-нор мелеет и зарастает камышом. Некоторую роль здесь играет перемещение русла реки на запад, но это одно не может объяснить, почему страна в XIII в. кормила огромное население, а к концу XIX в. превратилась в песчаную пустыню.
Самым важным моментом представляется не частный вопрос о смещении течения р. Эцзин-гол к западу, а постановка вопроса об использовании археологических находок для восстановления физико-географических условий прошлых эпох. Ибо это путь для выяснения тех закономерностей природы, которые иным образом не могут быть установлены.
Итак, вина за запустение культурных земель Азии лежит не на перемещении реки в другое русло и не на монголах, а на вековом изменении климата, явлении, описанном нами в специальной работе[316]. Это не значит, конечно, что монголам была свойственна гуманность, но в XIII в. они не выделялись из общего уровня. Чжурчжэни, хорезмийцы, кыпчаки-половцы и крестоносцы по свирепости не уступали монголам. Но почему же именно монголам приписывалось опустошение Азии, в то время как другие события гораздо большего масштаба, например разгром уйгуров кыргызами в 841–846 гг. или поголовное истребление калмыков маньчжурским императором Цяньлуном в 1756–1758 гг., остались вне поля зрения историков?
Ответ на этот вопрос нужно искать не в истории народов, а в особенностях развития историографии. Талантливые книги по истории пишутся не часто, не по всякому поводу, и, кроме того, они не все дошли до нас. Эпоха XIV–XV вв. была на Ближнем Востоке расцветом литературы, а в России – летописания. Борьба с монгольским игом и в Персии, и в России являлась самой актуальной проблемой. Поэтому ей посвящено множество сочинений, которые уцелели до нашего времени. Среди них были и талантливые, и яркие труды. Они вызывали подражания и повторения, что увеличивало общее количество работ по данному вопросу. Истребление же ойратов не нашло себе историка, или он погиб в резне. Таким образом, оказалось, что события освещены неравномерно и значение их искажено, поскольку они представлены как бы в разных масштабах. Следует отметить, что наибольшему усыханию подверглись не разрушенные войной страны, а Уйгурия, где войны вообще не было, и Джунгария, где уничтожать травянистые степи никто не собирался. Итак, не только история без географии «встречает» постоянные «протыкания», но и физическая география без истории выглядит крайне однобоко. Но значит ли это, что пользоваться историческими данными для того раздела палеогеографии, который именуется исторической географией, нельзя? Ни в коем случае!
Прежде всего, за основу следует брать не публикации источников, а канву событий, отслоенных и очищенных от первичного изложения. Только тогда ясна соразмерность фактов, когда они сведены в причинно-следственный ряд в одном масштабе. При этом также исключается тенденциозность источника или его малая осведомленность. То, что для историка – завершение его работы, для географа – отправная точка. Затем нужно исключить те события, причины которых известны и относятся к сфере либо спонтанного развития общества (социально-экономические формации), либо к логике самих событий (личные поступки исторических личностей). Связывать эти явления с географией бесплодно.
Остается сфера этногенеза и миграций. Тут наиболее четко проявляется взаимодействие человеческого общества с природой. Особенно оно очевидно на ранних этапах развития, когда главную роль играет натуральное и простое товарное хозяйство. Род занятий подсказывается ландшафтом, его экономическими возможностями. Так постепенно определяется образ жизни этнической целостности. Когда данный этнос исчезает, вследствие трансформации, миграции или истребления соседями, то его следом остается археологическая культура, свидетельствующая о характере хозяйства древнего народа, а следовательно, и о природных условиях эпохи.
Во-первых, очевидно, что точные абсолютные датировки могут быть внесены в географию только путем привлечения исторических сведений и археологических находок. Никакими другими способами этого достичь невозможно.
Во-вторых, раскрытие исторических и физико-географических законов, производимое не раздельно, а в их взаимосвязи, позволяет установить степень влияния на эти события географической среды. Применяя метод сочетания исторических исследований с пространственным анализом природных условий в масштабах целого материка, мы в состоянии рассмотреть развитие народов Евразии без отрыва от их естественной природной обстановки. Тем самым мы оказываемся в состоянии расчленить исторические события политического характера и события, обусловленные преимущественно изменениями физико-географических условий.
Применение предложенного методе на еще более широком историческом материале показывает роль географической среды для человечества в целом, а не только для отдельных территорий. Вид homo sapiens, распространившись по всей суше и значительной части морской поверхности планеты, внес в ее конфигурацию столь значительные изменения, что их можно приравнять, как заметил В.И. Вернадский, к геологическим переворотам малого масштаба. Но из этого вытекает, что нами выделяется особая категория закономерностей – историко-географическая, требующая для рассмотрения и изучения особой методики, совмещающей исторические и географические приемы исследования. Это само по себе не ново, Например, применение анализа по С14 для датировок археологических памятников, электроразведка (дело слишком трудоемкое для практического применения), приемы кибернетики при изучении «каменных баб» (которое подтвердило результаты, полученные при визуальном подсчете) и т. п. Однако самое важное – возможность синтеза – упускалось из виду.