Книга Зачистка - Алексей Гравицкий
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мун и сам шел легко, как по парку Горького, и насвистывал.
— Чего это он все свистит? — заинтересовался Игрок.
— Moonlight and vodka, — напел бородатый в тон. Сверху посыпала снежная крупа. Холодная, плотная, неприятная. Мун петлял знакомыми переходами и с грустью думал о подступающей зиме. Одно грело, зимовать здесь не придется. Они срубят денег и…
И? Мунлайт вздохнул и вышел на площадку, которая могла претендовать на звание центральной площади. Фасад одного дома был увенчан вывеской «Арена», на стене другого красовалась стрелка с подписью «Сто рентген».
— Эй, Сберкнижка, как тебе местные реалии? На что похоже?
— На кино про wild wild west[1]. Только вывески «Салун» не хватает.
— Будет тебе салун, — пообещал Снейк.
Мунлайт тем временем нырнул под вывеску с рентгенами.
— Midnight in Moscow is sunshine in L.A., — пропел он. — Yes, in the good old U.S.A.
Последние повороты и закутки проскользнул ужом с каким-то неясным предвкушением. Словно ждал встречи со старым добрым знакомым. Скатился вниз по лестнице и уткнулся в вечно дежурящего на входе хмыря. Тот был уныл и молчалив, как обычно. Мун бросил ему автомат, подмигнул и, оставив попутчиков разоружаться, устремился в зал с такой прытью, что халдей не успел даже буркнуть свое коронное: «проходи, не задерживайся».
Зал был пуст. Не было даже привычного жужжания голосов. Только в дальнем углу выпивали двое бродяг, и еще один устроился прямо у входа с тарелкой чего-то дурно пахнущего. Бюджетный вариант, не иначе.
Бармен стоял за стойкой один. За те полтора месяца, что Мун его не видел, хозяин «Сотки» отожрался и погрузнел еще больше. Кроме того, отпустил густые, мохнатые, как мочалка, усы и напоминал теперь старого обрюзгшего моржа.
— Здрасьте, на фиг, — подкатил к стойке Мун. — Ты это к зиме приготовился? Жирок нарастил?
— На себя посмотри, — в тон ему отозвался бармен, хотя было видно, что ему приятно встретить давно не виденное лицо старого знакомца.
— А со мной-то чего не так?
— Вэлла, вы великолепны, — продекламировал бармен. — Это какой же парикнахер тебя так выкрасил?
— Шутник.
Мун поглядел на бармена. Да, этого заведения ему, наверное, будет не хватать. И этого барыги тоже.
— Пива лучше налей.
— Кружку?
Сталкер отклонился назад от стойки, посмотрел на застрявших при входе попутчиков. Качнулся обратно.
— Три.
Бармен нагнулся, крякнул и снова распрямился, выудив из-под стойки три кружки. Переваливаясь с боку на бок, как здоровый жирный гусь, добрался до холодильника, выудил три бутылки пива и вернулся обратно. Пробка отлетела со щелчком. Пиво золотистой струйкой потекло по стеклянным стенкам, заполняя кружку и поднимая жиденькую волну пены.
— Только учти, — важно поведал барыга. — У нас сезонное повышение цен.
— Учел уже, — усмехнулся Мун. — Сезонных скидок у тебя отродясь не было.
— Жизнь дорожает, — поведал бармен.
Мун подхватил наполнившуюся кружку и сделал жадный глоток.
— Давай-давай, расскажи мне, старый спекулянт, про инфляцию. А Сынка куда дел? В рабство продал от безденежья?
— В Севастополь уехал. У него там тётка, — вздохнул бармен. — Обещал вернуться в апреле. Надеюсь, не передумает. С тебя…
— Погоди, счетовод, — перебил Мунлайт. — Еще рано. Сделай чего-нибудь пожрать побольше и посытнее, чтобы накормить двух голодных мужиков.
Бармен с удивлением поглядел на седого. Потом перевел взгляд Муну за спину. Тот обернулся. От входа к стойке заворачивали Снейк с Игроком.
— Этих, — кивнул Мунлайт.
— А сам чего?
— Ты же меня знаешь. Я уже пиво пью. На кой мне жратва? Кальмары есть?
— Есть, — отозвался бармен, вытаскивая из-под стойки, как фокусник из коробки, здоровую пачку сушеного кальмара.
— Свежие?
— Относительно.
— Значит, просроченные, — пояснил Мун вставшему рядом Игроку.
Тот выглядел вконец уставшим и нервозным, как истеричка во время менструации. Казалось, только тронь, разорется на весь бар. Но белобрысый, при всем при том, в руках себя ещё держал.
— На дату посмотри, да и все, — буркнул он.
— В тот день, когда хоть на одном товаре, проданном в этих стенах, будет стоять срок годности или дата выпуска, в радиусе тридцати пяти километров передохнут все слепые псы, — патетически поведал Снейк.
Бармен на остроты в свой адрес не реагировал. Он теперь был занят готовкой. Хотя готовкой это мог назвать только студент или сталкер. Из глубокозамороженных, покрытых даже не инеем, а снежной коркой картонных коробок были добыты пластиковые лоточки с чем-то одеревеневшим. Первый из них уже крутился в замызганной микроволновке, второй стоял рядом и ждал своей очереди. На коробках сквозь проталины светилась надпись: «готовый обед».
— Да, тяжко тебе без Сынка, я гляжу, — оценил стряпню бармена Мунлайт.
— Ничего. Зиму перекантуюсь. Не один Сынок в цивилизацию подался. А те, кто зимует, привыкли и без разносолов.
Дзынькнула микроволновка, сообщая, что блюдо готово к употреблению. Бармен выудил лоток и заменил его задубевшим в морозилке собратом. Содержимое лотка, перевернутого ловким движением вверх ногами, шлепнулось на тарелку. Количество пара поуменьшилось, видимо, сверху «готовый обед» прогрелся лучше, чем снизу.
Бармен поставил тарелку перед Игроком. Тот смотрел на странный полуфабрикат, как на самое изысканное блюдо, видимо, оголодал в своей землянке.
— Телятинка по-домашнему, — сообщил хозяин заведения.
Белобрысый жадно потянулся к тарелке.
— Погоди, — осадил бармен. — Вилку дам.
Получив прибор, Игрок с таким остервенением накинулся на плохо прогретый полуфабрикат, что смотреть на него было жутко. Создавалось впечатление, будто он не ел по крайней мере неделю.
Вторая тарелка грохнулась на стойку перед Снейком. Тот подошел к еде с достоинством. Ел неспешно и со смаком. Каждый отправленный в рот кусок сопровождал маленьким глоточком пива. Глядя на него, Мунлайт подумал, что людей, не умеющих получать удовольствие от, скажем, дешевого пива, ему жалко почти так же, как людей, не понимающих разницы между дешевым бутылочным пивом и дорогим разливным чешским или немецким.
Сам он неторопливо жевал резинового несвежего кальмара и запивал второй кружкой горького пенного светлого.
— А ещё нам комната нужна, — между делом поведал он бармену.
— На неделю, на две? — оживился тот.