Книга Революция и семья Романовых - Генрих Иоффе

Из июньского кризиса коалиционное Временное правительство сумело благополучно выйти только благодаря наступлению на фронте[287]. Уже 19 июня, когда первые вести об успешно начавшемся наступлении дошли до Петрограда, контрреволюционные элементы, до сих пор не решавшиеся выступать открыто, хлынули на улицы и площади города. С лозунгами: «Война до победного конца!», «Не изменим союзникам!», «Доверие Временному правительству!» – они двигались к Мариинскому дворцу (резиденции правительства). Это был своего рода камень, брошенный в уже застывающее мещанское болото. Шовинизм расшевелил и его. Контрреволюционные митинги и демонстрации ширились, шли до глубокой ночи. Идеологически направляющую роль в них играли кадеты.

В эти два дня – 18 и 19 июня – чаши классовой борьбы колебнулись дважды: сначала в сторону революции пролетариата и шедшего за ним крестьянства (солдаты), затем в сторону контрреволюции (буржуазия и мелкобуржуазно-обывательские массы). Здесь важно отменить, что если революционная демонстрация имела откровенно антиправительственный характер, то контрреволюционная демонстрация в целом пока была сугубо проправительственной. Несомненно, участвовавшие в ней крайне правые элементы, враждебно настроенные не только по отношению к Советам, но в определенной мере и к правительству, еще не выделялись из общего контрреволюционного потока; ни «Республиканский центр» и связанные с ним военные организации, ни «Союз офицеров армии и флота», ни «крымовская организация» не выступили 19 июня с лозунгом «военной диктатуры»: момент для этого еще не наступил. Но долго ждать себя он не заставил…

Уже к 23 июня продвижение 7-й и 11-й армий Юго-Западного фронта остановилось. Лишь в полосе 8-й, «корниловской», армии, по плану командования выполнявшей вспомогательную операцию, обозначился значительный успех. 12-й корпус этой армии, которым командовал генерал Черемисов, в конце июня овладел городами Калуш и Галич, захватив массу пленных и боевой техники. В целом войска 8-й армии продвинулись вперед на 25–30 км по фронту шириной почти в 50 км. Пленные офицеры показывали, что столь стремительного удара русских они не видели с самого начала войны. Военный министр Керенский и главковерх Брусилов направили поздравительные телеграммы командарму Корнилову и командующему 12-м корпусом Черемисову с «блестящим успехом наступления». Брусилов распорядился выдать до 6 Георгиевских крестов на каждую отличившуюся роту, батарею и сотню. Имя Корнилова замелькало в газетах… Ставка в Могилеве предпринимала срочные меры для перегруппировки сил: теперь уже 8-я армия, усиленная за счет других, выдвигалась на роль главной ударной силы и именно с ней связывались расчеты на успех дальнейших боевых действий. Но 7-я и 11-я армии так и не сумели поддержать ее, и к 30 июня наступление русских войск захлебнулось на всем Юго-Западном фронте. 3 июля был оставлен Калуш и части 12-го корпуса 8-й армии с западного берега реки Ломницы отошли на восточный. Еще более безуспешными оказались наступательные действия Румынского, Западного и Северного фронтов. Фактически к середине июля они были повсюду прекращены. Между тем 6 июля переброшенные с Западного фронта германские войска нанесли мощный контрудар в стык 7-й и 11-й армий Юго-Западного фронта. Начался так называемый «Тарнопольский прорыв», превратившийся в беспорядочный, порой панический отход русских войск. Самовольно оставляя позиции, они брели по пыльным дорогам и проселкам, бросая артиллерию и другое оружие. Черный дым пожарищ низко стлался над землей. Разбитые обозы застревали где-то позади. Измученные и голодные солдаты отдельных частей оказались захлестнуты мародерством и анархией. Некоторые городки и села по пути отступления подверглись ужасам грабежей и погромов. Никакие приказы не действовали…

Восточнее оставленного Тарнополя, на обочине разбитого большака Корнилов верхом на коне, в окружении личного конвоя наблюдал страшную картину беспорядочного отступления. На другой день на видных местах дорог, по которым в тыл беспорядочно откатывались войска, появились страшные картины: горячий сухой ветер раскачивал висящие на деревьях и столбах обезображенные трупы. Это Корнилов железной рукой наводил «порядок». Позднее, в ЧСК, он показывал: «Я приказал расстреливать дезертиров и грабителей, выставляя трупы расстрелянных на дорогах, на видных местах с соответствующими надписями»[288]. Кто мог в хлещущем потоке отступления отделить грабителя и дезертира от солдата, влекомого в тыл страшным разгромом? Хватали правого и виноватого, лишь бы «прекратить», остановить отходящие войска, закрыть прорыв… Но на устрашающие картины мало кто обращал внимание. Войска продолжали почти безостановочное движение на восток…

«Тарнопольский прорыв» по времени почти совпал с драматическими событиями в Петрограде, приведшими к глубокому кризису не только Временного правительства, но и всего послефевральского режима двоевластия. Речь идет о хорошо известных июльских событиях[289], и потому здесь мы только воспроизведем их канву.

В конце июня – первых числах июля уже стало известно, что июньское наступление, в подготовку которого Временное правительство и эсеро-меньшевистские Советы вложили столько сил и средств, обречено на провал. В сочетании с резким ухудшением продовольственного положения и угрозой расформирования революционного Петроградского гарнизона это накаляло обстановку в городе, резко усиливало антиправительственные настроения масс. Уже 1 и 2 июля в Гренадерском и 1-м Пулеметном полках, а также на Путиловском заводе проходили бурные митинги, в ходе которых все настойчивее звучали призывы о переходе власти в руки Советов. Петроград был явно накануне мощного революционного взрыва… Кадеты, составлявшие правый (буржуазный) фланг Временного правительства, решили использовать это обстоятельство в качестве средства политического давления на левый правительственный фланг – меньшевиков и эсеров.

1 июля правительственная делегация достигла соглашения с украинской Центральной радой о признании ее Генерального секретариата органом краевой власти на Украине. Кадеты заявили, что в этом они усматривают «узурпацию» прав будущего Учредительного собрания, и в знак протеста 2 июля подали в отставку, вызвав тем самым правительственный кризис. В информационном сообщении русским представителям за границей министр иностранных дел М. Терещенко назвал этот шаг «неожиданным», так как речь шла всего лишь «о сравнительно неважных изменениях текста (соглашения)»[290]. Впрочем, никто не делал секрета из подлинных намерений кадетских министров. Сам премьер-министр князь Г. Е. Львов открыто признал, что причиной их ухода является вовсе не «украинский вопрос». «Это не больше чем повод, – говорил он, – причину надо искать значительно глубже…»[291]Подлинную причину раскрыл лидер партии прогрессистов И. Н. Ефремов. Намерения кадетов он объяснил так: вызванный ими кризис может перейти «в болезненный процесс якобинства и террора и затем усмирения…»[292]Несмотря на уход кадетов, было решено (официально – 7 июля), что правительство сохраняет «всю полноту принадлежащей ему власти». Это означало, что на какой-то момент образовалось практически «однородное» «социалистическое» правительство (из меньшевиков и эсеров), поставленное перед сложной перспективой. Как писал В. И. Ленин, теперь они одни оказались перед необходимостью «расплатиться за поражение и за возмущение масс»[293]и, по расчетам кадетов, волей-неволей должны были занять более решительную позицию в борьбе с углубившейся революцией и большевистской партией. Кадетская «Речь» так и писала: меньшевики и эсеры должны проявить «решимость власти покончить наконец с анархистскими нарушениями порядка»[294]. В известном смысле этот маневр удался, хотя более отдаленные последствия тех событий, которые провоцировали кадеты, оказались для них пагубными…