Книга Записки военного альпиниста. От Ленинградских шпилей до вершин Кавказа. 1941-1945 - Михаил Бобров

Сваны прекрасно ориентируются в бою, видят его полную картину, мгновенно понимают обстановку боя, интуитивно, «нюхом». Они знают, откуда может ударить неприятель, и как его опередить, и куда потом уйти от преследования, чтобы спрятаться.

Эта народность – ответвление от грузинской нации, те, кто когда-то ушел в горы от набегов турок, персов и осел там. Они говорят на сванском и грузинском языках. Встречаются сваны-блондины с голубыми глазами. Это сплоченный, монолитный народ, смелые, отчаянные, надежные и верные.

Я бесконечно люблю и уважаю этих людей. На всех, кого я знал, можно было положиться без раздумий. В нашем 5-м ОГСО, кстати, был настоящий интернационал – грузины, азербайджанцы, греки, турки, осетины, армяне, русские и, конечно, сваны. Среди бойцов были и православные, и мусульмане, но все были как родные братья. Неоценимую помощь нам оказывали сванские семьи.

Штаб отряда располагался в центре поселка Местиа в двухэтажном здании местной туристской базы. Рядом с селением, в долине, находился аэродром, где садились кукурузники, доставлявшие грузы фронту и вывозившие раненых и обмороженных. Солдаты и сержанты жили в землянках недалеко от штаба на берегу Тюибри. Землянки были добротно построены, ухожены и служили для бойцов родным домом. Офицеры размещались в землянках или в домах местных жителей. Я жил в семье первого врача Сванетии Георгия Нижарадзе. Его жена Кимлят Джансуховна была для меня как родная мать.

Их дети – Георгий и Люба Нижарадзе – были моими сверстниками, и мы сдружились на всю жизнь. Георгий стал крупным инженером-автомобилистом, Люба работала главврачом Местийской больницы, пользовалась в родной Сванетии почетом и уважением жителей. За блестящую организацию здравоохранения в высокогорных селениях ей было присвоено почетное звание Героя Социалистического Труда.

Сваны вообще очень талантливый народ. Среди них много образованных, интеллигентных людей – инженеры, строители, врачи. Известный подводник Герой Советского Союза Я.К. Иоселиани, как это ни неожиданно, тоже сван.

В доме Нижарадзе была великолепная библиотека, и, когда случалась возможность, я зачитывался книгами. Вахта на перевале длилась десять дней, потом десять дней отдыха. Возвращаешься с перевала смертельно усталый, грязный, обмороженный, но можешь быть уверен – тебя с радостью примут, накормят и обстирают. Ты – гость и воин. Приведешь себя в порядок, просишь постелить твой спальный мешок у стены на полу (оказывается, за это время хозяйка успела выстирать и высушить его), а тебя укладывают спать на свежее, накрахмаленное белье. Я на чистых простынях даже заснуть толком не мог – помучаюсь, поверчусь и ложусь в конце концов на полу, в свой мешок.

Перед выходом на перевал на смену боевого охранения бойцы горнострелкового отряда начинали тщательную подготовку за два-три дня. Готовилась и проверялась вся одежда и обувь, альпинистское и горнолыжное снаряжение, оружие, боеприпасы, гранаты, продукты, горючее, дрова или примус, медикаменты и многое-многое другое. Груз получался объемный – до 50–60 килограммов. Поднимать тяжелые рюкзаки по заснеженным лавиноопасным склонам – работа очень и очень трудная и изнуряющая. Приходилось терпеть. Все понимали, что тем бойцам, кто на перевале на большой высоте, под пронизывающим ветром, на морозе, да еще на линии огня, – во много раз труднее. На боевом охранении наши горные стрелки размещались в снежных или сложенных из шиферных черных плит хижинах, несколько ниже перевальных точек. Дозоры находились непосредственно на перевалах в снежных, скальных или ледяных укрытиях. Связь с боевыми охранениями была по полевому телефону или по радио.

У наших отрядов были трудности с топливом. Имелись трофейные маленькие примусы и спиртовки, но спасали они не всегда. Когда заканчивались дрова и не могли разогревать пищу, то питались сырым концентратом, перетертым со снегом. Помимо того что не было горячей пищи, не хватало еще многого, ведь снег – это дистиллированная вода без всяких минеральных солей, необходимых человеческому организму. Источники минеральной воды были большой редкостью и находились внизу, в долине. У нас болели желудки, распухали губы. В селение после вахты приходили в страшном виде.

(Немецкие горные егеря из дивизии «Эдельвейс» размещались на перевалах значительно комфортнее, чем мы. Когда наши войска остановили их на перевале, они успели до наступления зимы, до морозов и снегопадов, оборудовать себе под перевальными точками хорошие землянки, куда из альпинистских и туристских лагерей перетащили мебель: кровати, столы, стулья, печи-буржуйки и пр. В некоторых землянках мы находили даже пианино.)

К 20 сентября 1942 года 242-я горнострелковая дивизия полковника Г.Г. Курашвили выдвинулась на Эльбрусское направление, заняв линию обороны от реки Ненскрыра до перевала Верхний Цаннер, протяженностью 120 километров. Глубина обороны дивизии, включая берега реки Ингури и город Зугдиди, позволяла прочно закрыть для гитлеровцев путь в Закавказье на этом направлении.

Боевые действия в районе Эльбруса, в долине Ненскрыры, на перевалах Донгуз-Орун и Басса вел 897-й горнострелковый полк майора П.И. Сироткина. В составе полка насчитывалось 1300 бойцов. Сюда же был придан 6-й отдельный горнострелковый отряд, который возглавлял старший лейтенант И.Ф. Леошко, а старшим инструктором военного альпинизма здесь был мой друг Н.П. Моренец.

Перевалы Бечо, Ах-Су, Местийский, Твибер, Семи, Верхний и Нижний Цаннер оборонял 900-й горнострелковый полк с приданным ему 5-м отдельным горнострелковым отрядом.

Всего в двух отрядах (5-м и 6-м) было девятнадцать инструкторов военного альпинизма, которые были закреплены за подразделениями двух полков: 900-го и 897-го; они обучали бойцов и сержантов, участвовали с ними в боях. Это были специалисты высокого класса. Их помощь была неоценима.

Против частей и подразделений нашей 242-й горнострелковой дивизии действовали два усиленных батальона 99-го альпийского полка 1-й горнострелковой дивизии «Эдельвейс». Горный батальон егерей состоял из пяти рот, в том числе одной пулеметной, и насчитывал в своем составе около 900 человек. На его вооружении находилось 10 станковых и 36 ручных пулеметов, девять 55-миллиметровых и шесть 81-миллиметровых минометов, два 75-миллиметровых горных орудия. В батальон входил саперный взвод.

5-й отдельный горнострелковый отряд состоял из двух рот автоматчиков, по 100 человек в каждой, одной пулеметно-минометной роты, саперного взвода, командования, штаба и различных служб (общая численность – до 350 человек).

Гитлеровцы строили оборону на перевалах и высотах в несколько ярусов. Вперед выдвигались стрелки, автоматчики, снайперы, выше через каждые 100–150 метров в скалах и камнях устанавливались ручные и станковые пулеметы, за ними располагались минометы и орудия. На «Старом кругозоре» и у «Приюта одиннадцати» стояло по одной горной пушке. Три орудия немцы установили на перевале Хотю-Тау. Ночью позиции егерей освещались ракетами, а днем пути к ним находились под постоянным наблюдением. Все подходы просматривались сверху с гор и были заранее пристреляны.

Особенно активными стали действия советских войск тогда, когда на перевалах появились специально сформированные, обученные, хорошо экипированные и вооруженные горнострелковые отряды. С их прибытием немецкие егеря утратили то преимущество, которое определяло характер и ход боевых действий в высокогорье. Это были, как уже упоминалось, первые двенадцать горнострелковых отрядов Красной армии – первоклассные подразделения военных альпинистов, ничем не уступавшие горнопехотным частям, имевшимся в армиях других государств, и в частности германской.