Книга Подпольные девочки Кабула. История афганок, которые живут в мужском обличье - Дженни Нордберг

– Вы были рады стать женщиной?

Сакина, которой сейчас за сорок, на миг задумывается. Не то чтобы она была не рада. Возможно, правильное слово было бы – растеряна.

– Со мной все было в порядке. Таково было решение моих родителей. Я больше не выходила на улицу с тех пор, как стала девушкой. Вот это меня действительно печалило. Я все время проводила в доме. К шестнадцати годам я уже вышла замуж, так что девушкой я пробыла всего три года, прежде чем стать женой.

Она смеется, вспоминая этот опыт.

– Я была не мастерица во всяких женских делах, вроде готовки и уборки. Но меня обучали родственницы мужа.

А вот ее отец адаптировался не так быстро.

– Я была его сыном; сыном он всегда меня и представлял. Я до сих пор остаюсь для него мальчиком.

Они по-прежнему обсуждают политику и войну, слово Сакины имеет вес даже в вопросах денег и финансов; это, говорит она, разговоры того типа, которые она редко ведет с мужем и никогда – со своей матерью. У Сакины не осталось никаких прошлых мыслей о том, как трудно стать женщиной; впрочем, не то чтобы у нее был выбор… Она, по ее собственным словам, стала превосходной матерью, у нее семеро детей – и мальчики, и девочки. Ее муж ведет прибыльный бизнес с американцами, так что жизнь этой семьи – вполне комфортная. Сакина повторяет, что считает себя счастливицей, кивая в сторону четырех дочерей, заглядывающих в комнату через порог.

Дерзкий парад красок и одежд, переливающихся горным хрусталем и блестками, заполняет комнату. Широкие шаровары и длинные легкие туники девочек щеголяют всеми цветами, от пурпурного до красного и лавандового, и когда они двигаются, раздается тихий звон. Эти наряды предназначены строго для ношения дома. Глаза их подведены сурьмой, чтобы подчеркнуть идеальные точеные черты – прямой нос, невозможно длинные ресницы и резкие, элегантные скулы.

Семья Сакины несколько лет жила на положении беженцев в Пакистане, пока в Афганистане правил Талибан, и девочки нахватались там кое-каких бьюти-хитростей. Они прекрасно сознают, что их внешность будет выгодным инструментом торга, когда их родителям придет пора приискивать для них хороших мужей. Девочки явно взволнованны: иностранные гости – редкие пташки, и почти всегда они приходят к отцу. Чуть ли не хором они приглашают нас с Сетарех остаться на послеполуденную чайную вечеринку с ее подростковой программой: сплетни и чистка перышек.

Девочка с большими серьгами в ушах и густыми бровями берет мою левую руку и кладет к себе на колено. Тоненькой кисточкой, обмакнутой в хну, она выводит изящные цветочные петли вдоль каждого пальца, быстро переходя на кисть и дальше вверх, на предплечье. Эти девочки – ровесницы Захры, но она предпочитает обсуждать фильмы о боевых искусствах и матчи по реслингу, а темы здешних разговоров – совсем иные.

До нас с Сетарех вскоре доходит, что единственное интервью, которое сейчас происходит, берут у нас. Когда в гости приходят еще несколько девочек-соседок, чтобы присоединиться к веселью, их общее число вырастает до восьми. И все они забрасывают меня вопросами.

Сколько мне лет, наверняка ведь больше тридцати? Каким кремом для лица я пользуюсь? Сколько у меня детей? Что, правда, ни одного? Они сыплют соболезнованиями и смакуют подробности моей несчастливой судьбы. Должно быть, родственники моего мужа очень расстроены – ведь я наверняка замужем? Нет? Девочки снова рассыпаются в сожалениях: как жаль, что никто не захотел меня в жены! Они всё понимают – известно, что такое случается с некоторыми девушками. Обычно с очень уродливыми или очень бедными. Их сочувствие распространяется и на моих родителей: должно быть, они крайне несчастливы, даже пристыжены тем, что у них такая старая незамужняя дочь. А родственники – им ведь наверняка ужасно стыдно?

К этому моменту я настойчиво пытаюсь высказать мысль о том, что, возможно, быть не замужем – это еще не полная катастрофа, но Сетарех чувствует необходимость вмешаться и немного повольничать с переводом. Она объясняет девочкам, что, как кажется лично ей, для моей семьи это действительно довольно трагично. Это признание вызывает выражение сострадания на всех окружающих меня лицах.

Когда Сакина выходит за порог комнаты, вопросы становятся острее: а на Западе я действительно разгуливаю по улицам почти голая? И действительно ли у меня «были связи» с тысячей мужчин? Их учитель Корана осторожно дал им понять, что каждая западная женщина с легкостью достигает этого числа. На лице Сетарех тоже появляется облегчение, когда я довольно категорично отрицаю правдивость этих слов.

И как раз когда я смягчаюсь и уже готова поддаться на их просьбы назвать истинное число, юная, худенькая копия Джеймса Дина, в джинсах с низкой талией и рубашке с короткими рукавами, входит в комнату, сверкнув нам улыбкой, прежде чем рухнуть на пол в уголке. Это младшая из дочерей Сакины, с сутулыми плечами и узкими бедрами восходящей рок-звезды. Ей 14 лет, и она почти копия своей старшей сестры, которая тоже перестала жить как мальчик всего пару лет назад. Она умоляла своих родителей позволить ей остаться мальчиком еще немножко. В этой семье есть сыновья, но их мать хочет привить девочкам силу характера, поначалу воспитывая их как мальчиков. Это официальная причина. Да и немножко магической удачи для создания сына тоже не повредит, невольно проговаривается гордая Сакина.

Я спрашиваю младшую, затянутую в «джинсу» сестру, выйдет ли она когда-нибудь замуж. Та пожимает плечами. Вероятно. Кажется, ее не расстраивает эта перспектива, а если и расстраивает, то здесь не место для демонстрации этого чувства. Ее кузины на сегодняшний день либо помолвлены, либо уже замужем. Она отличница в школе и, если бы это зависело от нее, предпочла бы выучиться на детского врача. Но все в руках Всевышнего. Или, скорее, ее будущего мужа. Она вежливо поясняет, что надеется, что он позволит ей работать.

Они с сестрой поразительно схожи чертами лица, но сестра, которая на три года старше и уже превратилась в женщину, безошибочно женственна: с носовым кольцом, с длинной черной косой, спускающейся по спине, в красном пенджабском платье. Для нее уже выбрали будущего мужа – человека, с которым она никогда не встречалась и о котором знает очень мало.

Вернувшаяся в гостиную Сакина признает, что они «немножко опоздали» со своей младшей дочерью. Ее отец и братья уже начали требовать, чтобы она чаще носила головной платок. И ее тело сейчас в самом начале превращения в женщину, так что у нее осталось не так много времени. Но поскольку она совершит это превращение до наступления половой зрелости, вреда не будет никакого. Она последует давней традиции женщин этой семьи, которые стали превосходными женами и матерями. А в качестве бонуса проведет свою юность, воспитывая в себе уверенный, целеустремленный тип женственности.

Юная рок-звезда, сидя в уголке, прислушивается к словам матери, но ничего не говорит. Только смотрит на свои ладони, лежащие на коленях. Ее загрубелым рукам не предложена раскраска хной, а ногти обгрызены до мяса.

Когда я уговариваю Сетарех покутить, устроив настоящий обеденный перерыв между посещениями разных семей, вскоре нам напоминают, что в этом жилом районе Кабула женщины так себя не ведут. Мы останавливаемся на единственном варианте – крохотном ресторанчике типа «окно в стене», где под открытым небом жарят кебаб над раскаленными добела углями, – и стараемся выглядеть уверенно, входя в обеденный зал и выдерживая взгляды чисто мужской клиентуры.