Книга Выживший. Роман о мести - Майкл Панке

Фицджеральд старался направить лодку как можно дальше от берега, однако течение подступало к суше вплотную, костер неумолимо приближался. Джон то поглядывал на реку, то всматривался в человека у костра. Тот сидел спиной, виднелся только плащ, переделанный из шерстяного одеяла, и что-то вроде шерстяной шапки, при виде которой Фицджеральд насторожился: индейцы таких не носят – неужели перед ним белый? В замешательстве он не сразу заметил выросший впереди валун, до которого оставалось ярда три.

Вогнав весло поглубже в воду, он налег на него всем телом, делая гребок посильнее, потом вытащил весло и уперся им в валун. Каноэ повернулось – но недостаточно, бок с громким скрежетом проехался по камню, и Фицджеральд заработал веслом что было силы: теперь таиться не было смысла.

Гласс, услыхав всплеск и последовавший за ним скрежет, схватился за ружье и отпрянул от костра. Не отводя взгляда от реки, он метнулся к берегу и, как только глаза привыкли к темноте, оглядел волны. Послышался плеск весла, в ста шагах мелькнуло каноэ. Вскинув винтовку, он взвел курок и прицелился в спину гребцу, палец скользнул было к спусковому крючку – однако Хью остановился.

Стрелять было незачем. Гребец явно старался уйти подальше и избежать встречи. Да и направлялся он в другую сторону. Кто бы он ни был, угрозы Гласс в нем не видел.

Фицджеральд, изо всех сил работая веслом, не переставал грести до следующего поворота реки и дальше сплавлялся по течению еще милю. Там он вырулил к противоположному берегу и принялся искать место для ночлега. Наконец, перевернув на берегу лодку и разложив под ней постель, он кинул в рот кусок вяленого мяса и вернулся мыслями к костру, по-прежнему недоумевая, что привело в эти места бледнолицего, да еще в декабре.

Прежде чем влезть под одеяло, он тщательно проверил винтовку и пистолеты и положил их рядом с собой. Серебряная отделка винтовки заиграла бликами в бледном лунном свете, заливавшем берег.

* * *

Удача наконец нашла капитана Генри. События, одно другого лучше, сменялись с такой быстротой, что он временами слабо представлял, что делать со свалившимся на него счастьем.

Для начала установилась сказочная погода – ярко-голубое небо сияло безоблачной чистотой две недели подряд, так что двести миль от форта Юнион до заброшенного форта на реке Бигхорн отряд проделал за шесть дней.

С последнего посещения Генри форт совершенно не изменился. Здесь, на слиянии рек Бигхорн и Йеллоустоун, в 1807 году оборотистый торговец по имени Мануэль Лиза основал факторию, назвав ее «Форт Мануэль», – она служила ему отправной точкой как для торговли, так и для исследования обеих рек. Особо хорошие отношения сложились у Лизы с племенами кроу и плоскоголовых, которым купленные у Мануэля винтовки позволили развязать войну с черноногими. Черноногие в свой черед стали считать бледнолицых злейшими врагами.

Ободренный скромным успехом, Лиза в 1809 году основал пушную компанию Сент-Луиса и Миссури, одним из вкладчиков которой стал Эндрю Генри. Ведя сотню трапперов в злосчастный поход к Тройной Развилке, на пути вверх по течению Йеллоустоун Генри остановился в форте Мануэль. Он до сих пор помнил и удобное расположение форта, и обилие дичи, и богатые древесиной леса. Даже зная, что форт двенадцать лет как заброшен, он все же надеялся найти там сносное пристанище.

Состояние форта превзошло его ожидания. Хотя за годы простоя стены успели обветшать, бревна по большей части уцелели – а значит, отряду не придется неделями валить и таскать лес, сооружая укрытие.

Отношения с местными племенами (хотя бы для начала) тоже составляли яркий контраст тому, с чем Генри столкнулся в форте Юнион. Делегация во главе с Аллистером Мерфи, отправленная с щедрыми дарами к соседним племенам – плоскоголовым и кроу, – оказалась успешной: дипломатические усилия прежних хозяев форта принесли свои плоды, к Генри отнеслись как к продолжателю дела предшественников. Оба племени выказали радость по поводу возрождения форта – по крайней мере, пожелали вести торговлю.

У кроу, в частности, в изобилии водились кони, и когда Мерфи сторговал табун в семьдесят две головы, капитан Генри решил разослать партии трапперов к рекам в горах Бигхорн.

Две недели Генри непроизвольно ожидал подвоха и сомневался, вправду ли все так прекрасно, как представляется. Под конец второй недели он с робкой надеждой спросил себя, не переменилась ли наконец фортуна и нет ли повода радостно вздохнуть.

Надежда оказалась зыбкой.

* * *

Хью Гласс стоял перед останками форта Юнион. Даже ворота беспомощно валялись на земле, поскольку капитан Генри, оставляя форт, забрал с собой петли и все металлические части. Из частокола выдраны бревна – должно быть, пущены на дрова теми, кто останавливался в форте после бесславного ухода Генри. Стена одной из ночлежных комнат почернела от огня: форт явно пытались поджечь, хоть и не особо настойчиво. Снег во дворе был истоптан десятками конских следов.

«Я гонюсь за химерой», – только и пронеслось в мозгу Гласса. Сколько дней он шел – и полз – к этой минуте? Когда он столкнулся с медведицей на берегу Гранд? В августе? А сейчас что – декабрь?

По грубой лестнице Гласс забрался на башню и окинул взглядом расстилающуюся внизу долину. В четверти мили от форта темнело грязно-рыжее пятно: десяток антилоп разрывали снег, пытаясь добраться до травы. К реке спускался большой клин гусей. Больше никого из живых здесь не было.

Пытаясь понять, куда мог деться отряд, Гласс провел в форте две ночи, не в силах попросту уйти из того места, к которому так долго стремился. И все же он сознавал, что целью было не место, а люди – два конкретных человека, два акта возмездия.

* * *

От форта Юнион Гласс пошел по Йеллоустоун. Насколько он знал капитана Генри, тот вряд ли рискнет повторять неудачный опыт с верховьями Миссури. Кроме как на Йеллоустоун, двигаться ему было некуда.

На пятый день пути, по-прежнему идя вдоль берега, он взобрался на высокий уступ, возвышающийся над рекой.

От открывшегося вида захватило дух. Перед Глассом высились горы Бигхорн – уходящие в небо скалистые пики, вершины которых утопали в облаках, так что со стороны казалось, будто скалы тянутся ввысь бесконечно. От снежного блеска слезились глаза, и все же Хью не отводил глаз: за двадцать лет жизни на равнинах он не встречал – да и представить не мог – такую величественную красоту.

Когда на вечерних посиделках вокруг костра капитан Генри говорил о немыслимых высотах Скалистых гор, Гласс принимал это за обычное преувеличение ради красного словца. Кроме того, Генри – человек практический – описывал горы лишь как преграду, мешающую пролагать торговые пути к западным землям, его рассказы ни на йоту не передавали той мощи и царственной силы, что открылась сейчас Глассу при виде гор.

Практические соображения капитана Генри он, впрочем, тоже понимал: возить пушнину через такие горы и ущелья – дело немыслимое.

По мере того, как течение Йеллоустоун подводило его все ближе к скалистой гряде, восхищение горами только росло. В отличие от тех, кто вблизи исполинских гор чувствовал себя неуютно и униженно, Гласс не мог не видеть их красоты и величия, над которыми не властно время, и воспринимал их скорее как святыню – символ бессмертия, рядом с которым будничная человеческая суета кажется неуместной.