Книга Маски - Рэй Брэдбери
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
На улице Галлахер останавливается, оглядывается, идет дальше. Кто-то пытается его догнать, окликая по имени. Это его ассистент с голубем и кроликом в руках.
– Галлахер, вернитесь! Вы не закончили номер!
– Мой номер давно помер, – говорит Галлахер.
– Вы не взяли свой чек за неделю!
– Пусть отдадут кому-нибудь на оплату одного дня проживания в гостинице и утреннего кофе с булочками, – говорит Галлахер, убыстряя шаг.
Ассистент хватает его за руку:
– Галлахер, куда вы идете? Чем вы будете заниматься?
– Не знаю, – говорит Галлахер. – Только не кроликами из шляп и не канарейками из рукавов. Послушай, Коротышка, театр-варьете мертв. И мы это знаем. А ремесло мага и волшебника – самая омертвелая часть этого трупа. Оно уже не пользуется уважением. Водородные бомбы и реактивные самолеты, стеклянные небоскребы и телевидение – вот где магия, вот где волшебство! Проповедь я выслушал, Коротышка. Теперь пора ложиться в гроб.
– Галлахер Великий, помните, вы – Галлахер Великий!
– Все это – в далеком прошлом. В другой жизни. Причем не в моей. Короче, кролики – твои; так что сносное пропитание на всю неделю тебе обеспечено. Голубей отнеси в парк и выпусти. Мои шелковые платки отдай какой-нибудь хорошенькой девушке. А краплеными картами распорядись по своему разумению. Здравствуй и прощай!
– Значит, вы уволены! – воскликнул помощник.
Галлахер остановился, обернулся и сказал с улыбкой:
– Выходит так. Благодарю, босс.
Помощник все еще кричит ему вслед:
– Куда вы идете, как вас найти?
– На Ист-Ривер. У меня есть трюк, которого даже Гудини не исполнял. Залезаешь в пианино, тебя заколачивают снаружи гвоздями и бросают в реку. Замечательный трюк, только надо вспомнить, как его выполнять!
– Галлахер!
Но Галлахера и след простыл.
Коротышка стоит в темноте посреди пустынной улицы. У него на руках нежно воркует голубка.
Зарядил дождь. Улицы наводнила пустота. Полночь, но тусклыми призраками войны, убийства и суицида бродят газеты, шурша акциями, облигациями и давешними скачками.
Слоняясь в одиночестве, Галлахер Великий поднимает воротник пальто, поглядывает на небо. Отдаленные раскаты грома. На его обращенные кверху черты лица ложится бледный отсвет молнии. Мимо него ветер гонит газету. Он нагибается и подхватывает ее. Ловкими сноровистыми пальцами он складывает, сгибает, подгибает и выворачивает газету наизнанку, превращая сухую бумагу в шляпу, и лихо нахлобучивает себе на голову. Рядом одинокий пешеход смотрит на него, видит диковинный головной убор и не может отвести от него взгляд. Галлахер приветствует его и шагает дальше. Прохожий исчезает. Дождь все льет и льет.
Далеко впереди виднеется пятно света. Это всеми цветами радуги переливается ярко освещенная витрина. Перед ней собралась горстка людей. Маленький мальчик, молодой человек со своей подругой и старик наблюдают за происходящим внутри. Подходит Галлахер. Витрина принадлежит пункту проката медицинских принадлежностей. В ней выставлены всевозможные приспособления. Посереди витрины установлен неподвижный восковой манекен, изображающий медсестру в халате.
Галлахер вопросительно смотрит на людей, на манекен и уже готов пройти мимо, как его окликает мальчик:
– Подождите, она вот-вот шевельнется, еще немного, не уходите. Ух ты!
– Как ей это удается? – пробормотал кто-то.
Галлахер останавливается. Снова смотрит на собравшихся.
Мигающие неоновые огни попеременно отбрасывают на лица цветные блики. Дождь усиливается. Прогоняемые непогодой, люди расходятся. Остаются только мальчик и Галлахер.
Галлахер смотрит на витрину.
Он видит восковую куклу в халате медсестры или то, что кажется таковой.
Мальчик смотрит на Галлахера – своего единственного друга.
– Подождите, еще чуть-чуть – и шевельнется, еще немного. Ух ты!
Галлахер смотрит на мальчугана.
– Уже без пяти двенадцать, малыш. Шел бы ты домой.
– Ничего страшного, мама знает, где я. Каждый вечер я прихожу сюда и стою часа по два.
– Все равно, – говорит Галлахер. – Поздно. Спокойной ночи, малыш.
Ребенок бросает тоскливый взгляд на Галлахера, потом на прекрасную женщину в витрине, облизывает губы, смотрит на дождь, падающий из тьмы, и принимает решение.
– Ладно. Через минуту все равно все закончится. Ночь!
И убегает в дождливую мглу.
Оставшись в одиночестве, Галлахер озадаченно рассматривает восковую фигуру, взгляд которой устремлен только вперед.
Галлахер собирается уходить, но останавливается.
Глаза восковой куклы в витрине задвигались вслед за ним. И – судорожно вернулись в исходное положение. Уставились в одну точку. Застыли.
– Вот это да, – прошептал Галлахер. – Ничего себе…
Разинув рот, он отступает на шаг назад, потом приближается к огромному стеклу.
– Так вот, значит, в чем дело, – шепчет он. – Вот где собака зарыта. Так, так…
И он изумленно таращит глаза. Струи дождя льются по его лицу, бумажная шляпа размякла.
Женщина по ту сторону стекла отсутствующим взглядом смотрит перед собой, ни один мускул на ее лице не дрогнет.
– Привет, – шепчет Галлахер, еле обозначив улыбку.
Женщина не шелохнется, а только смотрит в пустоту.
– Как тебя зовут? – шепчет Галлахер.
Женщина смотрит, вперив глаза в пространство.
– Я – Галлахер, – говорит человек под дождем. – Галлахер Великий. Слыхала о таком? Душа общества. Десяток тузов в колоде. В бумажнике – розовый куст. Я исполняю трюк на «индийском канате». А ты кто?
Льет дождь.
Женщина смотрит в пространство.
– Ладно, – говорит Галлахер, – ты хотя бы не торчишь на холоде. В такую ночь не так уж много зрителей. Нам нужно держаться вместе. Мы – два сапога пара.
Женщина смотрит в пространство.
Галлахер сначала отводит взгляд, потом поворачивает обратно.
И за этот миг глаза женщины мечут ему вслед взгляд, но стоит ему снова посмотреть на нее, как взгляд мгновенно застывает.
– Попалась! – торжествует он.
Он подходит ближе и снимает перед ней шляпу.
– Так, значит, ты живая, – шепчет он. – Или то, что они называют живой. Тебе здесь здорово достается. Что именно? Каждый вечер и каждый вечер? Восьмичасовая смена и каждый час пятиминутный перерыв? Что тебе говорит весь этот одинокий люд вроде меня, который собирается здесь в полночь? Небось изливают перед тобой всю душу без остатка, когда рядом – никого. А тебе приходится тут стоять, просто стоять и стоять, и все это терпеть. Ты умеешь читать по губам? Конечно, умеешь. И понимаешь все, что я тебе говорю.