Книга Завтра октябрь. Несветские истории - Елена Есина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
За что люблю свою работу, так это за множественность и разнообразие контактов. В мир выходить особенно некогда, а тут, представляете, – сама работа – целый мир, он с улицы идет к тебе, по предварительной записи или по острой боли.
Сестра мне двоюродная говорит: к тебе же ходят не только зубы лечить, с тобой еще и поговорить можно. Да, можно. Как-то так получалось (Господи, спасибо тебе большое), что у меня лишь однажды были рабочие условия, когда «на поговорить» не было времени, так там его не было и на лечение зубов. Такой вечный цейтнот, с очередью и руганью под дверью, а потом еще от начальства раздача за то, что пациенты недовольны ожиданием.
– Так если талоны расписаны на 15 минут, я что должна с этим делать?
– Принимать всех.
– Принимать мне всех или зубы им лечить?
– Прием стоматолога включает в себя лечение зубов.
– Так я плохо буду лечить зубы.
– Тогда мы вас уволим.
Короче, бесполезные разговоры с начальником с медицинским образованием и в погонах, который тоже являлся заложником своих условий. Это когда прикрепленный контингент никто не отменял, количество ставок не увеличивалось, еще поставлена задача зарабатывать деньги на людях с улицы и по договорам. Тогда это было не единственной и, уж точно, не главной моей проблемой. Поэтому работала.
Одна медицинская сестра на два кабинета. Моя бегала к Людмиле Ивановне, которая в ординаторской после каждого рабочего дня подолгу рассказывала, какие идиоты у нее сегодня лечились.
Вот и Лена-медсестричка приходит как-то ко мне в кабинет и рассказывает, какой набитый дурак сидит сейчас в кресле у Людмилы Ивановны. Я, не дослушав:
– Лен, а ты заметила, что у нас всегда все пациенты хорошие?
– Ой, правда! А почему это?
– Не знаю, Лена, но попробуй сделать выводы, в жизни пригодится.
* * *
В понедельник утром Лиза капризничает больше, чем в другие дни. Оно и понятно, выходные расслабляют.
Сегодня бабушка дала не те трусики.
– Мам, ну я хочу с принцессой.
Есть у нее несколько с принтом золушки. Те, что дала бабушка, из того же набора, но они с нерусской надписью.
Бабушка у нас находчивая.
– Лизочка, ну вот читай, тут же написано – «принцесса».
Лиза смотрит внимательно на надпись, и с неподдельным возмущением:
– Баб, ну ты сама внимательно читай. Тут написано «ко-роль», а мне нужны с принцессой.
И идет, находит нужные трусы сама.
Сейчас едем в лифте.
– Мам, я хочу, чтобы ко мне мои подружки домой пришли, которые в садике.
– И кого ты хочешь пригласить?
– Айшу, Малику и Алию.
Московский садик. Я не националистка, но смеялась.
Ранним утром в воскресенье я сидела в собственном подъезде и не могла попасть домой. Сидела в мягком кожаном кресле – кто-то когда-то из дома выносил, поставил рядом с журнальным столиком, находящимся между входной дверью и дверью, которая открывает консьержку и собственно подъезд.
Четыре тридцать две утра – показал мне дисплей телефона. Женька трубку не взял, мама тоже. Будить консьержку было неудобно, да и если попасть на этаж, то там уже точно кресла нет. Сидела минут двадцать, пока консьержка меня не обнаружила. Она, оказывается, не спала.
А там уже и мама проснулась и открыла мне дверь на этаже.
Рассказывала это парням, сидя в ресторане, по времени между завтраком и обедом. Сидели все припухшие с утра. Две ночи были практически бессонными. Но Сашку надо было проводить в Гамбург, откуда он прилетел несколько дней назад.
– А что ты ключа от дома не имеешь? – спрашивает Саша.
– Да она их теряет, – отвечает мой муж и тут же заказывает себе вторую рюмку с утра.
Игорь, видимо, среагировал на мое поменявшееся лицо:
– Маш, ты вроде Лизу хотела забрать от Любы? Не переживай, Саню я провожу и Женьку отвезу домой.
– Мальчиками хотите пообщаться, хорошо. Но давайте сфотографируемся хоть раз. Третий день уже общаемся – и ни одного снимка. А виделись в последний раз лет пять назад или сколько? Саш, ты когда проездом в Москве был?
Позвали официанта, он нас пощелкал. Немолодых, уставших, отутюженных похмельным отеком, плотно сидящих друг к другу. Сашка вообще не отпускал от меня рук все два с половиной дня. Не отпускал по дружбе. Я сама сейчас опять почувствовала, какая же вкусная энергия у этих институтских связей.
Саня молодец. Собственно своим неожиданным появлением он и сделал Женькин юбилей юбилеем – ярким, запоминающимся событием.
Женька вообще ничего не хотел делать. Потому что все наши друзья – либо юбилей не отмечали, либо устраивали нечто тематическое и грандиозное, с приглашением ведущих, девочек, исполняющих танец живота, а кто побогаче – и вполне себе именитых артистов. Летом даже летали в Амстердам – на юбилей приятеля. Я, кстати, там всех присутствующих на свой юбилей пригласила, туда же, в Амстердам. Так что теперь вот слежу за событиями – не закроют ли нам Европу.
Мы же начали приглашать на свой юбилей только за два дня и просто в ресторан. Даже не в банкетный зал. Так как тот ресторан, где вкусно, где у нас хорошая скидка и где мы могли договориться принести хотя бы часть своего алкоголя, имеет зал всего на 18 человек. У нас ожидалось человек 25, а пришло больше. Женька потом уже, ближе к делу, приглашал всех, кто его поздравлял.
Саша мне позвонил в четверг и спросил, где все будет проходить.
– Ты приедешь?
– Попробую. Ты Женьке не говори, что я собираюсь.
Так мы с ним и вели секретные переговоры, пока он не появился.
Ой, ну такой медленный, такой какой-то многозначительный, очень светский, элегантный и подтянутый. Лицо снисходительное, взгляд, оценивающий всех и всех превосходящий. Александр, короче, всегда таким был. С общаги. Всегда – спекулянт, всегда – больше всех знает. После института уехал в Германию, там и зацепился. Лихо пройдя лихие годы, теперь он очень важный и богатый. Ну с нами-то ему чего важничать, с нами ржет и матерится как сапожник.
В ресторане на Женьку народ внимание обращал только по мере говорения тостов, а так больше общались между собой. Людей много и многие годами не видятся, хоть и знакомы.
Это Женька у нас не устает общаться. Про это очень хорошо сказал сын. Сказал он примерно так:
«Пап, теперь, когда я сам отец, я думаю, что мне хочется передать или донести о жизни своему сыну. И я подумал о том, что бы я хотел у тебя перенять. Ты знаешь, пап, я всегда удивлялся, с каким количеством людей ты общаешься. К нам в дом приезжали люди такие разные и такие, казалось бы, которые могли пройти мимо тебя, и ты мог не придавать значения этим каким-то далеким связям, но я видел, что для тебя они значительны. Я это как-то ощущал. Я чувствовал, что для тебя это важно. И этому вниманию к людям, просто вниманию, не использованию их, а вниманию к людям, я бы очень хотел у тебя научиться».