Книга Ёдок. Рассказы - Виктор Мельников

Мариночка тонкими пальчиками взяла рюмку. Я представил её ручку, сжимающую мой возбуждённый член. Прелестная картина! В ширинке появилась жизнь. Жив я ещё, жив, пьянь сраная!

– В этом месяце плохая торговля, – сказала Марина.

– Не надо о работе, – попросил я её.

– Виктор Тимофеевич, вам всё равно, а я получаю от прибыли.

Я усмехнулся. Кто, как ни я, знал о премиях Марины.

– Не надо, – повторил я свою просьбу.

– Так за что выпьем?

– За тебя, за твоё здоровье, красавица!

– Вы мне льстите, Виктор Тимофеевич.

– Констатирую факт! И будь более доступной.

– На что вы намекаете? Для вас, что ли?

– Можно и так.

Она улыбнулась.

– Замуж хочется, наверное?

– За первого встречного не пойду.

Отвечает, как ребёнок. Красивой жизни хочется.

– Это правильно. – Я опрокинул свой коньяк в горло, Мариночка сделала маленький глоток.

– На примете есть кто?

– Почему это вы так интересуетесь, Виктор Тимофеевич?

– Интересно, просто.

– Пока никого.

– Значит, свободна?

– Как ветер в поле.

Я решил рискнуть.

– После работы поехали ко мне, а?

– Заманчивое предложение. А потом секс?

– Как пожелаешь.

– Старый конь борозды не портит, – усмехнулась Мариночка.

– Вот и сделаешь выводы.

– А сколько вам лет, Виктор Тимофеевич?

– Сорок два.

– Хорошо сохранились. Жена знает о ваших похождениях?

– Жена знает, что я алкоголик, поэтому со мной не живёт.

Я налил нам по второй.

– Шутите, Виктор Тимофеевич.

– Я не шучу – и хватит называть меня на «вы». Проще, Мариночка, проще будь.

– А мне так нравится. И я не хочу быть простой. Это не интересно. В первую очередь для вас, мужчин.

– О! Ты знаешь толк, стало быть, во всём.

– Знать всё невозможно. И вы об этом тоже знаете.

– Я слишком много знаю, Мариночка.

– Поэтому и пьёте много?

– Может быть. Так ты едешь вечером со мной?

– Еду, Виктор Тимофеевич. Вы такой лапочка! Уговорили.

– И не пытался.

Коньяк мы так и не допили. Помешала пожарная проверка. Не хватало пять огнетушителей по инструкции. Пришлось отдать товар по себестоимости в кредит.

Ненавижу я работу пожарников! Интимный разговор нарушили, суки!

Мариночка отработала по полной программе. Шлюха из неё вышла бы высококлассная!

Я ей сказал:

– В Голландию тебе надо. Там всегда была бы при деле. И деньгах. Улицу Красных Фонарей знаешь?

Ничего не поняв, пьяная, Мариночка сказала:

– Старый конь! Борозду испортил! Мне плохо…

Наверное, зря я предложил вначале выпить.

Сотовый надрывался.

– Виктор Тимофеевич, возьмите трубку. Ваш звонит. Раздражает!

Я было хотел вырубить телефон, но увидел, что это Воробьёв.

– Да, Валера!

– Витёк, я к тебе еду на такси.

По голосу видно было, что Воробьёв – в хлам!

– Что случилось?

– Потом.

Валера не вошёл в квартиру – ввалился. На нём были шорты, футболка и тапочки: домашний вариант. В пакете пять литров пива. Пиво было кстати, сам Воробьёв – нет.

– О! – сумел сказать он и выбил чечётку. – Мясо!

– Это кто? – спросила Мариночка сонным голоском.

– Начальник полиции нравов.

– Я больше никому не дам. Не хорошо мне… Нахал вы, Виктор Тимофеевич.

Воробьёв прилёг рядом с ней на диван.

– А я с женой поругался. И вовремя это сделал.

– Я догадался, Валера.

– Она спит? Как её зовут?

– Мариночка пьяна. Ты для неё что шёл, что ехал. В данный момент. Раньше ругаться с женой надо было. Тогда был бы и секс. Может быть.

Валера откинул одеяло, мутным взглядом окинул голое тело девушки, сказал:

– Красивая! Моя жена была когда-то такой же. Двадцать лет назад.

– Забудь!

– Забыл, Витёк. Только сейчас вспомнил.

Мариночка как будто не пила. Сразу видно – молодость! Она бегом отыскивала свою шмотку, одевалась.

– Я с кем-то спала ещё? Не помню, – она смотрела на храпящего Воробьёва.

– Успокойся!

– Виктор Тимофеевич, мы опаздываем на работу.

– Я вызову такси. И скажешь Щербакову, что я тебе звонил и предупредил, что задержусь на пару часиков.

Пива не было: выпили ночью всё. Воробьёв позвонил сыну. Сказал, чтобы тот пригнал его машину.

– Валера, – сказал я, – ты в плохой форме.

Он оглядел себя, перезвонил снова сыну, сказал:

– Олежек, не забудь в прихожей мою милицейскую форму.

– Витёк, с горла пить самогон могу, с горла пить водку – не могу. Не пить совсем?

Воробьёв смотрел в мою сторону с надеждой. Его руки дрожали, щёки и веки отвисли. Запах дорого одеколона (уже моего) не скрывал вчерашнего перегара – наоборот, усиливал. Он верил, что я скажу ему последнюю его же фразу.

Я ответил:

– Как хочешь, Валера. Я умею по-всякому. Будешь?

Рука потянулась к бутылке. Я отдал ему вожделенную жидкость, он снял пробку, глянул на меня, как в последний раз, и засадил полствола.

– Знатный ты булдырь!

2008 год

Ёдок[2]

1

То, что должно было случиться, – случилось. Музыка на мгновение смолкла. Со стороны танцующих послышались возбуждённые голоса. Лёвушкин почувствовал, что говорят о нём. О том, как плохо он танцует. Ему показалось, его оскорбляют. За то, как неуклюж он в танце. Отчётливо слов, естественно, он не слышал, но видел, как некоторые дамы показывают в его сторону пальцем. Мол, косолапый медведь.

Лёвушкин вышел из круга танцующих почти сразу, как только зазвучала музыка. Одна дама, которая ему очень нравилась, прокричала: «Смешной!» Это стало приказом: уйди в сторону. И он ушёл. Вообще, Лёвушкин не хотел идти на корпоратив. В последние дни он чувствовал себя, мягко выражаясь, неважно. Второй день не ел, не хотелось. И за общим столом не съел ничего – казалось, его сейчас вырвет ото всех этих изысканных блюд. Всё приелось! Стало безвкусным, набило оскомину. Но шеф объявил, кто не придёт – будет наказан. А наказанным Лёвушкин быть не хотел.