Книга Шпионские игры царя Бориса - Ирена Асе

— Ивашка, накорми собак! — потребовал от пробегавшего мимо холопа царский ювелир.

— Не бедный дом, — заметил Флягель.

— Государь всея Руси заботится о слугах своих, — с достоинством пояснил Флягель. — Мне специально предоставили такое жилище в Пскове, чтобы я мог достойно встретить тебя.

Как ни хотелось есть рижскому патрицию, он согласился с заманчивым предложением хозяина дома сначала попариться в настоящей русской бане. В баньке слуга Флягеля хлестал Генриха веником по спине, Клаус Берген, не стесняясь наготы, выбегал из баньки и прыгал в сугроб, а через несколько секунд забегал обратно в баню. Красивая холопка принесла отдыхающим холодного кваса прямо в парилку. Под ее безразличным взглядом голому Генриху стало неловко.

— Пусть она стесняется, — засмеялся ювелир, видя смущенье гостя. — Ведь ты, господин, можешь захотеть ее, и в каком положении тогда будет она?

Позже, за столом Клаус заботливо говорил Генриху:

— Ну, зачем тебе идти на постоялый двор после баньки? Отправь моего холопа, он скажет твоему приказчику, что ты заночуешь у торгового партнера. А пока поешь, как следует.

Изобилие на покрытом белой скатертью столе и в самом деле радовало глаз. Для начала хозяин предложил гостю русские щи. Но поверьте, читатель, это блюдо никак не походило на тот суп из капусты, который подавали во второй половине ХХ века в советской столовой! Клаус угощал гостя таким блюдом, каким должны были быть правильно сваренные щи в то время. В тарелку было накрошено не менее ста граммов говядины, положена сметана, имелись и зеленый, и репчатый лук, и чеснок, и укроп с петрушкой, и вареная морковь… Запивать горячие щи предлагалось горячим же сбитнем из меда, корицы, имбиря и яблочного варенья.

— А где же водка? — удивился Флягель.

— Водку или брагу будешь пить на постоялом дворе. А я советую крепкий хмельной мед.

Главным блюдом был гусь, фаршированный орехами и говяжьей печенью, а из закусок выделялись севрюга и блины с черной икрой.

— Оставь в себе место и для коломенской яблочной пастилы, — посоветовал ювелир.

Однако рижскому патрицию, что называется, кусок в горло не шел. Мало того, что он находился в постоянном волнении из-за заговора, в который оказался вовлечен. Клауса Бергена он по-прежнему не воспринимал как друга.

— Я в Псков не затем, чтобы наедаться, приехал, — сказал он ювелиру.

— Ты хочешь похудеть? Зачем? — в ответ пошутил тот. И после паузы добавил.

— Не можешь забыть того, что было 15 лет назад?

Генрих Флягель прекрасно понимал, что не время сейчас спорить с Берегеном из-за давних событий, но сдержаться не сумел:

— Не могу.

— Подумай, а так ли уж я был неправ в то время? Вспомни, чего мы хотели — вырвать Ригу из лап папистов. Чтобы по улицам не разгуливали иезуиты, чтобы никто не покушался на нашу веру, чтобы Рига богатела от торговли с Русью. Зачем ты сегодня здесь, Генрих?

— Как зачем?! — растерялся рижский патриций. После долгой паузы туманно сформулировал:

— Ты же знаешь, зачем, Клаус.

— Ты здесь для того, чтобы получить письмо и попытаться уговорить магистрат передать Ригу под власть русского царя. Но разве мы не хотели этого еще пятнадцать лет назад? А что касается борьбы Бринкена и Гизе с Никлаусом Экком — это борьба за власть, Генрих. В Европе даже сын, порой, идет против отца-короля, брат убивает брата, жаждущая короны дочь подсыпает яд родной матери. В ход пускается всё — кинжал, отрава, клевета. Вот, простой пример. Знаешь, как в Москве клевещут на царя Бориса? Уже много лет по Руси ходят слухи, что по его воле наемные убийцы зарезали ребенка, последнего сына Ивана Грозного — царевича Димитрия. Если услышишь такое, не верь! Я хорошо знаю, как было дело. В то время сестра Бориса Годунова, царица Ирина была замужем за сыном Ивана Грозного — царем Федором, и все ждали, что она забеременеет. Кстати, вскоре Ирина родила дочь. Роди она сына, и позиция Бориса Годунова стала бы безупречной, он правил бы сначала от имени Федора, затем — за своего племянника, и никакие заговоры против него были бы невозможны — зачем свергать главу правительства, если юный царь с царицей останутся у власти и накажут заговорщиков? А убить сразу всех — царя, царицу, дядю царя — это слишком сложный заговор, его невозможно осуществить. С другой стороны, в год смерти царевича Димитрия Московия воевала со Швецией, в стране был неурожай, бунт мог вспыхнуть в любой момент. Борису просто повезло, что смерть Димитрия не стала спичкой, поднесенной к дровам, не породила бунт. Так что гибель царевича тогда была ему совсем не нужна. Но уже много лет по стране ходят слухи: «Убийца!». И ладно бы, распускали их иностранцы, так ведь это делают сами русские, готовя смуту в своей стране. А ты думаешь, Генрих, что твой родственник Никлаус Экк всегда будет на твоей стороне? Если ему надо будет выбирать между твоим благополучием и сохранением власти, он выберет власть.

— Не верю.

— Блажен, кто не верует, — переиначил библейскую фразу золотых дел мастер.

— А как ты стал доверенным лицом царя и как жил все эти годы? — перевел разговор на другую тему Флягель. Он отодвинул пустую тарелку от щей и приготовился слушать.

— Ну, считать меня доверенным лицом царя, это почти то же самое, что считать лакея императора Рудольфа II его первым министром, на том основании, что лакей видит императора чаще, чем любой из советников или полководцев. Я всего лишь искусный ремесленник. Царский ювелир.

— А как ты им стал?

— Как ты помнишь, пятнадцать лет назад рижский рат послал меня в Москву вести переговоры о присоединении Риги к России? Я не сумел тогда уговорить Боярскую думу начать новую войну с Польшей из-за Риги. Но я сумел хотя бы спасти свою жизнь — бросился в ноги к брату царицы Ирины, боярину Борису Годунову и уговорил его обеспечить мне службу при царе Федоре Иоанновиче. Я стал царским ювелиром, живу в Немецкой слободе Москвы и мне не отрубили голову, как Гизе и Бринкену, я спокойно хожу в лютеранскую церковь, и передо мной не маячат иезуиты.

Генрих Флягель решил для себя: если Клаус и враг, то бывший, а теперь — союзник. Налил себе крепчайшего меда в кружку, поднял ее, посмотрел ювелиру прямо в глаза и произнес:

— Прозит!

— Генрих, это же не рижский, это московский мед, приготовленный по старинному рецепту! — забеспокоился Берген. — Он пьянит не хуже рижского шнапса. А нам еще надо поговорить о деле.

— Я весь внимание.

— Я написал письмо, которое тебе надлежит отвести своему родственнику Никлаусу Экку. Он протянул Флягелю лист бумаги.

Лист, который дал Берген рижанину, содержал немало государственных тайн! Поначалу, автор письма напоминал Экку, как 15 лет назад был послан некоторыми ратманами в Москву, просить царя принять рижан под свою высокую руку. Клаус Берген спрашивал Экка: раз Польша по-прежнему ущемляет Ригу, не пора ли возобновить переговоры?