Книга Всем сестрам по серьгам - Инна Туголукова

Из каких семян взошли, с чьим молоком впитались, где тлели-дремали и неожиданно пробудились эти тайные знания и искушенность, эта пронзительная нежность и неутомимая страстная изобретательность?..

…На узком диване лежать было неудобно, и он осторожно освободил затекшую руку.

— Пойду в душ. А хочешь, ты первая?

— Нет, нет, иди. Я за тобой…

Она чуть-чуть полежала, потерлась щекой о валик, еще хранивший его тепло и запах. Потом разложила диван, постелила чистые простыни и, немного подумав, достала вторую подушку. Сегодня они уснут вместе. Сегодня и завтра — и ныне, и присно, и во веки веков.

И разве может быть иначе после того, что с ними было? А главное, как это было! И будет еще… Она и думать не думала… Да и она ли это? О Господи! Неужели?..

Она спряталась на темной кухне и, когда Шестаков вышел, шмыгнула в ванную.

Он вернулся в гостиную и хмыкнул, увидев две подушки, лег с краю, закинул за голову руки. На диван бесшумно прыгнула Фиса, долго возилась, устраиваясь в ногах.

Он тронул прикушенную Аленой губу. Не хватает только синяка под глазом для полноты картины! Хорош он будет в понедельник, ничего не скажешь.

Нет, но какая поразительная эволюция! Лежала ведь бревно бревном — он помнил! — а теперь просто жрица любви! Конечно, за четыре года можно многому научиться, особенно если учителя были хорошие. Натаскали по полной программе, отточили мастерство. Вот и разгадка метаморфозы. Все просто…

Пришла Алена, скинула халатик, скользнула под одеяло. Он видел, как в лунном свете молочной белизной высветился ее силуэт.

Кошка Фиса недовольно фыркнула, но не ушла. Фунтик поднялся со своей подстилки в углу, поскреб палас лапой, покрутился волчком и тяжело плюхнулся, как груда костей.

Алена, секунду помедлив, пристроила голову на плече у Андрея, закинула прохладную ногу, обняла поперек живота и зажмурилась от удовольствия, затихла. Но он был уже совсем на другой волне.

— И часто сюда захаживает твой сосед? — холодно осведомился Шестаков, и очарование пропало. Лопнуло как мыльный пузырь.

— Ты уже спрашивал, Андрей.

Она еще лежала на его плече, но вся напряглась. Он это почувствовал и расценил по-своему.

«Боится, — решил Шестаков. — Стало быть, попал в десятку».

«Ну не дурак?!» — разозлилась Алена.

— Зачем ты пригласила его сегодня? Что за зуд такой неистребимый?

— Я его не приглашала.

— Неужели? — усомнился Андрей. — Тогда какого же черта он приперся?

— Мы пошли по второму кругу. Он пришел, чтобы поздравить Аньку с днем рождения. По-моему, это очевидно.

— «Очеви-идно», — передразнил Шестаков. — Плевать он хотел на Аньку с высокой колокольни! Он к тебе приходил!

— Андрей! Ну сколько тебе лет? Что за глупости!

— Это не глупости! Я не слепой и не глухой! Я видел, как он на тебя смотрел, и слышал, что он пел!

— Да я-то тут при чем?!

— Мужчина позволяет себе ровно столько, сколько готова принять от него женщина!

— Да-а, — усмехнулась Алена. — Знакомая теория. «Если курочка не захочет, петушок не вскочит». Так, кажется, она формулируется?

— Ты лучше помолчи! — прикрикнул он. — Если не понимаешь элементарных вещей, слушай, что тебе говорят!

Алена села на диване и сжала кулаки. Слишком нелепым был этот разговор в постели и слишком быстрым переход от счастья к этой самой нелепости.

— Андрей! Ты не смеешь разговаривать со мной подобным тоном! Я завишу от тебя материально, но это, во-первых, легко исправить, а во-вторых, не распространяет твои права на мою личную жизнь.

— Твоя личная жизнь перестает быть лично твоей, пока ты несешь ответственность за детские судьбы!

— Послушай, чего ты от меня хочешь?

— Я хочу, чтобы сюда перестали захаживать посторонние мужики.

— Ну что ж, будь по-твоему, — легко согласилась Алена. — Тогда прямо сейчас и начнем. Быстро одевайся и уходи отсюда на все четыре стороны. Скатертью дорожка…

26

«Если тебя настигнет стрела, ты погибнешь, в остальном остается уповать на Бога. Если же тебя настигнет любовь, дальнейшее зависит от тебя самого»[2].

Алена опустила книгу на колени и задумалась. Нет, ничего от тебя не зависит. Потому что есть еще второй, тот самый, любовь к которому тебя настигла. Он ведь тоже играет в эту игру. Только по собственным правилам. А еще потому не зависит, что ты не властен над своими чувствам и нельзя приказать себе любить, а уж тем более разлюбить любимого. Отвергнуть, обидеть, высмеять — да, но разлюбить по собственному желанию невозможно, ибо запретный плод, как известно, сладок.

«Господь слышит молитвы тех, кто просит забыть о ненависти. Но он глух к тем, кто хочет убежать от любви».

А она? Разве она хочет убежать от любви? А разве нет? И разве это любовь?

Стоп, стоп, стоп! А вот с этого места еще раз и помедленнее. Хочется ли ей убежать от любви? Сначала она бежала навстречу, но налетела на стену и расшибла себе лоб. Кто знает, из чего построена эта стена — из раздражения, непонимания или ревности? Но разве это атрибуты любви?

И что такое ревность? Мучительные сомнения, как трактуется в словаре? Не-ет! Мучительно сомневается тот, кто действительно любит. А ревность совсем другое. Это слепая ярость собственника, несовместимая с любовью. «Мое!» При чем же здесь любовь?

И чем она сподобилась разбудить эту ярость? Открыла дверь соседскому парню, с которым сидела на одном горшке, играла в одной песочнице и всю свою жизнь прожила на одной лестничной клетке? Знал бы Лешка, какие шекспировские страсти разыгрались по его бедную душу!

То, что он в нее влюбился, или ему кажется, что влюбился, ровным счетом ничего не значит. Пройдет и следа не останется. Что же ей теперь из-за этого, гнать его от дома поганой метлой? Зато, что смотрит глазами преданной собаки и поет хорошие песни? Какая чушь! Шестаков не поет и не смотрит, зато ведет себя с ней как с нерадивой прислугой, кругом виноватой. Можно подумать, что он так разумно устроил собственную жизнь, что теперь имеет полное право наставлять на путь истинный таких недоумков, как она!

С Алешкой в итоге все сложится нормально. Рано или поздно он встретит девушку своей мечты, полюбит ее по-настоящему и навсегда забудет свои вымышленные чувства к соседке. Все вернется на круги своя, и ничего между ними не изменится. Впрочем, между ними и сейчас ничего не меняется, потому что кому же нужна нищая медсестра с тремя детьми? Если это, конечно, не Ротшильд. Хотя зачем Ротшильду чужие дети, спрашивается в задачке?