Книга Люди Солнца - Том Шервуд

– А теперь скажи, – глядя прямо в глаза, отчётливо произнёс я, – сколько стоят её слёзы.

Он замычал, замотал головой.

– Тогда я определю это сам.

Кивнув Готлибу, чтобы он вывел бледных от пережитого волнения громил, я повернулся к женщинам.

– Не берите с собой ничего. На ферме у вас будет всё новое. Давайте, малыши, ручки. Пошли.

Поспешно, словно опасаясь чего-то, женщина, дети и девушка покинули комнату. Мы вышли в улицу. Двое, поддерживая владельца дома под руки, повели его к стоящей возле входных дверей роскошной лёгкой карете.

– Стойте, – сказал я им.

Они мгновенно остановились.

– С этой минуты карета принадлежит Симонии. Столько стоят её слёзы.

Готлиб посмотрел на меня и одобрительно кивнул головой.

Глава 5

ЖЕЛЕЗНАЯ ГОЛОВА

Семья Себастьяна была едва ли не в большем оцепенении, чем владелец дома и его слуги. Женщины и дети послушно, подчиняясь моему жесту, забрались в мягкий, атласный мирок кареты и затихли. Готлиб влез на сиденье кучера и тронул двух крепких, один-в-один, мышиного цвета жеребцов. А я прошагал с будущими матросами до их домов. По дороге рассказал, как поступил Каталука на плантации Джо Жабы.

– Такому человеку жить бы да жить, – железным голосом говорил я. – Но он умер. А вы здесь, сытые, не имеющие нужды, из людей кровь пьёте. Так что перемен в моём решении не будет. Даю вам один день, приведите в порядок дела. А послезавтра я приду в твой трактир и прослежу, чтобы вы были взяты в команду. Хлебнёте жизни – вернётесь к семьям. Если, конечно, не хлебнёте прежде воды со дна океана.

Приобретение слуг

На двух каретах выехав из города, мы обогнали медленно ползущий воз, составленный из трёх телег, который тащили три впряжённые цугом лошади. На возу лежало всего лишь одно бревно: ствол исполинского кедра. Один из возниц, сияя счастливым лицом, привстал и крикнул:

– Скажи, друг, в сторону замка «Шервуд» я правильно еду?

Готлиб с кучерской скамьи подтвердил:

– Точно по этой дороге. Через два часа будете.

И сам спросил:

– А ты, друг, отчего довольный такой?

– О! – восторженно крикнул он. – Эти русские купцы здорово платят!

«Не пять, – подумал я, – десять бочонков специй подарю Ярославу».

Да, воз мы обогнали, но поплелись так же медленно, как и три портовых лошадки: на ухабах покачивался привязанный к крыше и угрожающе раскачивал купленную матросами карету огромный котёл-ванна. Те же два часа мы добирались до замка и приехали перед самыми сумерками.

Эвелин и Власта поднялись в карету к семье Себастьяна. Я передал четверых новых работников форта «Шервуд» Носатому, чтобы он накормил их и устроил на отдых. Сам влез на кучерское место в большой карете, Готлиб взялся править роскошным аристократическим экипажем, и мы двинулись к ферме.

Во дворе фермы уже не было ни одной коровы. У дверей в дом стоял Себастьян с бледным от волненья лицом. Сверху, с кучерского места я ему указал и крикнул «там!», и он неуклюже побежал к сверкающему в лучах заходящего солнца роскошному экипажу. Нелепый бегун, ходульно переставляя ноги, отчаянно спешил, и лицо его мучительно раскраснелось.

Готлиб остановил мышастых коней. Себастьян подбежал, с усилием выпрямил костистое, длинное, согнутое от долговременного сидения под коровами тело. Медленно раскрылась дверца, и сейчас же раздался отчаянно-радостный детский визг, и тут же громко заплакала женщина.

Я и Готлиб взялись перетаскивать покупки из кареты в коридор. Сунулся было к нам и Себастьян, но я махнул ему – «Иди размещай семью!». И вот мы перенесли всё и вошли в апартамент управляющего. Здесь горели десятка два свечей, и Эвелин ещё зажигала и ставила на подоконниках и на столе.

– Вот это правильно! – громко сказал я. – Праздник должен быть ярким!

В плите был разведён огонь. Эвелин, Власта и жена Себастьяна готовили ужин. Симония и дети бережно сворачивали привезённые дамами подарки – три чудесные покрывала из крашеной шерсти: жёлтое с зелёным травяным узором, очень большое, для спальни; розовое – для детей; и небесно-голубое – для девушки. «Эвелин! – мысленно сказал я. – Какая ты умница!»

Спросил у Себастьяна:

– Ты где воду держишь?

– Если для кухни, – взволнованно потирая руки, сказал он, – ношу из реки. Поить телят и коров – вдоль крыши стоят бочки с дождевой водой.

Понимающе кивнув, я вышел, и со мной вышел Готлиб. С большим трудом, взобравшись на крышу кареты и медленно стравливая верёвки, мы опустили на землю котёл. Тут же у входа в дом установили его на ножки и наполнили водой из бочек. Потом торопливо – уже ощутимо катились сумерки – нахватали старых досок и прочего деревянного хлама и разложили под котлом огонь. Вышла Симония и с сильным почему-то смущением дрожащим голоском пригласила нас к столу.

Стол, за которым днём Себастьян писал бумаги, – голый, с трещинами, серый стол теперь был совершенно закрыт блюдами, бутылками с вином, свечами, посудой. Все уже разместились на лавках. Мне было оставлено место во главе стола, у стены, где стоял старинный резной стул. Но я вытянул в направлении это стула палец и заявил:

– Это место управляющего. Садись туда, Себастьян. А я всего лишь гость, я на лавке.

И сел рядом с Эвелин.

Сел, посмотрел в блюдо. Варёный картофель, печёный лук, соус. Три отварные куриные грудки. На отдельной тарелочке – хлеб, травы, лук, холмик соли. Себастьян, заняв командорское место, надламывающимся, звенящим голосом прочёл молитву. «Аминь!» – сказали мы все, и Готлиб расторопно наполнил вином красноватые медные кружки.

– Алле! – громко и радостно сказал он, и мы выпили.

– Хорошее вино у тебя, Себастьян, – доброжелательно заявил я, и все рассмеялись.

Только сейчас я почувствовал, как голоден. Стараясь не спешить, взялся за трапезу. Эвелин склонилась ближе, полила из судочка ломти моих куриц маслом и уксусом. И я услыхал её жаркий быстрый шёпот: «Я тебя обожаю». Жар хлынул в лицо. И, чтобы спрятать от окружающих жгучее, выдавливающее слёзы счастье, я быстро поднял кружку с вином, и на те несколько секунд, потребовавшиеся мне для того, чтобы скрыть волну этого жара, закрыл кружкой лицо.

Готлиб незаметно встал и вышел. Вернувшись, он кивнул мне: «Горит хорошо».

– Себастьян, – сказал я. – Мы привезли большой железный котёл. Он сейчас во дворе и полон горячей воды. Вымоетесь перед сном во дворе, а завтра решишь, где ему постоянное место. Днём приеду – перенесём.

– Где бы вы ни появились, мистер Том, – вдруг звонко сказал Власта, – вы несёте людям спасение, изобилие, счастье! Я вас обожаю.