Книга Супружеский долг - Линси Сэндс

Эмори поглядел на него так, словно получил от друга удар в живот, и неистово замотал головой, отказываясь обсуждать всерьез такую дикую мысль.

— Да-да. Может быть, ты даже влюбился в нее, — торжественно объявил Блейк.

— Влюбился?! — ужаснулся Эмори. — Она же моя жена!

— Ну и что?

— Мужчины не любят своих жен, — сердито буркнул Эмори. — Любовь они берегут для любовниц. Жен лишь терпят.

— Трудно представить, Эмори, что ты можешь завести себе любовницу.

— Я не собираюсь, но…

— И хотя обычай приберегать нежные чувства для внебрачных связей нынче в моде у лордов и леди, Эмма — необычная леди. Ее легко полюбить. — И Блейк выразительно вздохнул.

Эмори поморщился и решительно заявил:

— Оставь в покое мою жену. У нее любовника не будет!

С этими словами он круто повернулся и только что не побежал прочь по двору, оставив удивленного Блейка в глубокой растерянности.

Эмма подняла глаза от кипящего котелка, в котором она мешала очередной отвар, и улыбнулась появившейся на кухне Гите. Она была самой старшей среди работниц де Ласси и по возрасту годилась Эмме в матери. Она даже внешне чем-то напоминала покойную леди Кенвик: кроткой улыбкой и тихим достоинством, с какими она накалывала и прилаживала ткань на фигуре Эммы во время примерок. Эмме она очень нравилась. И не только ей. Сиберту тоже.

Де Ласси пробыл в замке всего четыре дня, а Гита и Сиберт уже казались неразлучными. Во время трапез они сидели рядом, в рабочие часы Гита постоянно находила предлоги, чтобы спуститься вниз и хотя бы мельком увидеть Сиберта. Эмма натыкалась на них в самых разных уголках замка. Служанки и посудомойки уже начинали хихикать, едва эта пара появлялась на горизонте.

Эмма не знала, как ей отнестись к этой ситуации. Ей казалось странным, что уже немолодые люди так увлечены друг другом. Но в то же время в этом было что-то удивительно трогательное. Никогда Эмма не видела своего сурового дворецкого таким счастливым, и ей не хотелось выговаривать им за нескромное поведение. Пока она предоставила событиям идти своим ходом. Хотя когда-нибудь настанет момент разлуки. Что тогда будет? Эмма надеялась уговорить Гиту остаться, так как подозревала, что если швея решит вернуться в Лондон вместе с де Ласси, Сиберт последует за ней. Однако сейчас ей не хотелось заниматься этой проблемой: и без того в замке Эберхарт хватало тревог и волнений.

По сути дела, они не прекращались со дня ее свадьбы, подумалось Эмме. Но она тут же поправила себя. Нет, все началось еще раньше. Пожалуй, со смерти Фалька… а может, с ее аудиенции у короля?..

— Лорд Эмори чем-то болен, миледи? — Гита подошла совсем близко и с любопытством заглянула в котелок.

— Н-нет… — смущенно проговорила Эмма. — С ним все в порядке.

— Тогда почему вы каждый вечер подливаете лекарство ему в эль?

— Я… это такое новое укрепляющее средство… Я ищу, какое ему лучше подходит, — солгала Эмма, отводя в сторону глаза.

Гита озадаченно нахмурилась:

— Но разве это не листья иглицы и…

— Вы хорошо знаете травы, — прервала ее Эмма, стремясь перевести разговор на другое.

— Да, меня мать научила разбираться в них. — Гита повернулась к разложенным на столе для просушки растениям. Бережно проведя по ним рукой, она удивленно взяла один из цветков. — Это ведь дамиана?

— Да, она укрепляет организм. — Эмма услышала в своем голосе оправдывающиеся нотки и внутренне поморщилась. — И налаживает работу всех органов тела.

Губы Гиты чуть дрогнули в усмешке, и она положила афродизиак на место.

— Да, она наладит.

Эмма вспыхнула как маков цвет, почувствовав в словах Гиты намек, но была избавлена от ответа шумом открывшейся двери. В кухню заглянул Сиберт и при виде Гиты нежно заулыбался:

— Французский хорек шумит, почему Гита так долго где-то задерживается. Может быть, стоит…

— Да, да, — вздохнула Гита и направилась к двери, ответно улыбнувшись Сиберту. — Проводишь меня наверх?

Эмма с удивлением отметила, каким игривым тоном это было сказано. Глаза ее открылись еще шире, когда Сиберт вспыхнул, судорожно сглотнул и кивнул даме своего сердца.

— Кровь Христова! Ну и дела! — пробормотала Эмма, качая головой. Скоро придется что-то решать насчет этой парочки, подумала она, возвращаясь к своему вареву. Это была очередная порция отвара дамианы. Она готовила ее каждый божий день и щедрой рукой подливала это зелье в кружку мужа. Еще недавно Эмма собиралась сократить вливаемое количество, но после его недавней угрозы…

Не то чтобы она всерьез поверила, будто он прекратит спать с ней. Ему явно доставляло удовольствие это делать. Да и вообще она не была уверена в причине его раздражения… Но поберечься не мешает. Она не только не уменьшит его порцию дамианы, а удвоит ее. Впрочем, другие травы она, пожалуй, не будет ему давать, а то в его кружке совсем не останется места для эля. Но дамиану он будет получать регулярно… на всякий случай.

Эмма открыла глаза, посмотрела на пустое место рядом с собой на постели и тяжело вздохнула. Кажется, Эмори твердо решил больше не спать с ней. Вчера за ужином он принялся пить эль, кружку за кружкой, и не останавливался до тех пор, пока голова его не упала на столешницу и громкий басистый храп не возвестил о полном забытьи. Эмма не стала его будить: пусть спит, где заснул, — и одна поднялась наверх в свои покои.

Несмотря на то что она не удвоила, а учетверила порцию дамианы в его эле, он не пришел к ней. Возможно, действие травы ослабевало по мере того, как человек привыкал к ней? А может быть, количество выпитого эля перебороло сном возбуждение от дамианы? Как бы то ни было, трава на него не подействовала, и она провела долгую ночь, ворочаясь в холодной, одинокой постели. Странно, как легко привыкнуть к присутствию мужчины у себя под боком и как тяжело после этого смириться с его отсутствием…

Еще раз вздохнув, она в конце концов заставила себя встать и одеться. Неужели муж и вправду решил не возвращаться в ее постель? Она не желала даже думать о такой возможности, не только из-за того, что хотела иметь ребенка, но и… Нет, сама мысль об этом казалась ей невероятной! Она просто будет тосковать по мужу! Вот и все, как на духу.

Эмори сдержал слово — он советовался с нею почти по всем вопросам. Кроме того, он действительно стал с ней разговаривать, главным образом по ночам. Держа ее в объятиях после их соединения, он обсуждал с Эммой все события дня. Сначала их разговоры не клеились: Эмори чувствовал себя неловко. Однако он настойчиво продолжал, и вскоре это вошло в привычку, стало их ночным ритуалом. Покидая этим утром спальню, она призналась себе, что прошлым вечером ей этого не хватало.

В большом зале кипела жизнь. Шум голосов оглушил Эмму, когда она спустилась вниз. Эмори сидел на своем обычном месте, но как-то съежившись, и с мрачным видом поглядывал на окружающих, словно их беспечные улыбки и смех наносили ему обиду. Было очевидно, что его плохое настроение за ночь не улучшилось.