Книга Седой капитан - Владимир Владко

Когда Алесь слушал рассказ о несчастливом для фалангистов военном параде, его поразила одно обстоятельство. Ведь и в самом деле Капитан мог тогда сделать все, что угодно, – и никто бы не осмелился оказать ему сопротивления. Почему же Эрнан Рамиро не осуществил тогда своего давнего намерения, не отомстил Фернандесу и его приспешникам? Он имел для этого все возможности, кровавый каудильо не успел бы убежать. Почему Капитан не сделал этого?..

И однажды, когда Седой Капитан особенно охотно, как казалось юноше, рассказывал ему о механизмах «Люцифера», в частности, о еще не использованных им пока возможностях сверхмощного генератора ультракоротких волн, Алесь как‑то почти невольно задал ему этот вопрос. Спросил – и испугался: а что, если Эрнан Рамиро скажет, чтобы он не вмешивался не в свои дела?..

Однако Седой Капитан сначала только задумчиво посмотрел на Алеся, как бы взвешивая, сможет ли юноша понять его ответ. А потом сказал – и Алесь удивленно заметил, что в его спокойном, уравновешенном голосе заметно звучат все более ощутимые нотки сдерживаемого гнева. Словно в любой момент этот гнев мог вырваться наружу, несмотря на выдержку и привычное самообладание Эрнана Рамиро.

— Почему я не отомстил тогда, – ты говоришь, Алесь? Другими словами, почему я не использовал возможности одним ударом убить и самого Фернандеса, и его ближайших приспешников там, на площади Кастелара? Да, я имел эту возможность. Одна моя электрическая мина, электрический снаряд – и от этой стаи на балконе и пыли не осталось бы! Ты не знаешь, что такое мои электрические мины, и я не хотел бы, чтобы ты увидел их действие, Алесь… Но…

Он на минуту замолчал – и юноша увидел, как нахмурилось его лицо, когда он заговорил дальше.

— Но разве это можно назвать местью? Разве есть что‑то страшное в самой смерти? Ничего! Только дураки боятся умереть, пойми это, Алесь! Если смерть приходит сразу, в ней нет ничего страшного, потому что в какое‑то мгновенье человек просто перестает что‑то чувствовать, словно глубоко уснул. И все! Человек перестал существовать, его нет. И он даже никогда не поймет, что умер. Что же, такую ​​легкую смерть я считал бы достаточной для этих мерзавцев? И считал бы, что это – месть?..

Эрнан Рамиро провел рукой по лбу, отбросив волосы. Он заметно волновался.

— Достаточная месть за несказанные страдания, которые эти палачи нанесли многим и многим невинным людям? Муки, которые претерпел не только я, но и… О, ты не знаешь, Алесь, что такое медленное умирание на каторжной работе, когда у тебя впереди нет наималейшего просвета, только черная безнадежность… И известно только одно: скоро ты умрешь так же, как умерли твои друзья, твои родные, твои любимые – в тяжелом страдании, замученные фалангистами…

Алесь боялся проронить слово. Он проклинал себя за то, что неосторожно спросил о мести. Но разве он знал, что это так повлияет на Эрнана Рамиро?..

А Капитан продолжал, сжимая кулаки:

— Нет, смерть была бы слишком легкой карой для фалангистских преступников! Я мог бы испепелить их там, на площади Кастелара. Но не такой должна быть моя великая месть. Они должны почувствовать ее перед смертью не менее, чем чувствовали их жертвы! О нет, я подразумеваю не физические муки, это было бы слишком примитивно. Нет, они должны почувствовать, как все презирают их, как отворачиваются от них, как от зачумленных! Они захотят пить – и никто не даст им воды, они будут вымаливать еду – и никто не даст им куска хлеба! Потому что все, все поймут, кем на самом деле являются эти негодяи во главе с Фернандесом, никчемные людишки, сильные только против слабых, лишенные совести и души! И ты увидишь, Алесь, как я и мой «Люцифер» помогут людям понять это, увидишь. Это и есть тот путь, который я выбрал себе, путь мстителя, который свалит, наконец, на головы фалангистской стаи тяжелую лавину человеческой ненависти. Я разбужу всех! Я вдохновлю всех на месть! И с удовольствием посмотрю, как всенародная месть раздавит фалангистов!

Вдруг Седой Капитан остановился, словно оборвал речь. Возможно, он решил, что сказал слишком много. Да и действительно, никогда до сих пор не случалось, чтобы Эрнан Рамиро говорил с Алесем о таких вещах! Капитан мог охотно разговаривать с юношей о «Люцифере» и его свойствах, о технике, о механизмах, о научных вопросах. Но он до сих пор всегда избегал того, чтобы касаться чего‑то личного, такого, что касалось бы его внутреннего мира, мыслей, чувств. Ведь даже тогда, когда Капитан решил познакомить Алеся с историей Эрнана Рамиро, – он не сам сделал это, а поручил Валенто Клаудо… И вдруг такой взрыв страсти, на который юноша не мог надеяться, спрашивая Капитана.

Это поражало, заставляло задуматься. До сих пор Седой Капитан казался Алесю чрезвычайно сдержанным человеком, для которого не существовало ничего, кроме страстного увлечения своим созданием, «Люцифером». Да и рассказ Валенто Клаудо свидетельствовал о том, что Эрнан Рамиро на протяжении всей жизни был углублен исключительно в научные и технические вопросы – и ничто другое, кроме дружбы с Анхело Альваресом и любви к жене Хуаните и сыну Лорхе, для него не существовало. А может… может, на Эрнана Рамиро как раз и повлияла трагическая гибель людей, которых он искренне любил?.. Может, именно поэтому в его душе родилась страстная ненависть к фалангистам, которая была, очевидно, настолько бурной, что иногда прорывается сквозь панцирь сдержанности, как произошло это и сейчас?..

Но было еще и другое в том, что несколько минут назад говорил Седой Капитан, и это не могло остаться для Алеся незамеченным.

Вполне понятно, когда Капитан говорил «я», «мне», когда рассказывал о тех или других чудесных свойствах «Люцифера», созданного именно им. Но почему он так упорно, настойчиво говорил и теперь: «Я мог бы», «Я выбрал себе», «Я разбужу всех», «Я вдохновлю»… и т. д.?

Как совместить подчеркнутую сдержанность Седого Капитана, который избегал любых разговоров на личные темы, стоял как бы в стороне от всяких проявлений чувств, с этим взрывом страсти, таким стихийным, таким личным, охваченный им Капитан мог говорить только о собственных намерениях, собственных желаниях, словно какой‑то неоспоримый властитель, для которого не существовало ничего, кроме его всесильной, всепобеждающей особы?.. «Я», «я» – и вновь «я»…

Это была странная, непонятная для юноши противоречивость в образе Седого Капитана, который сложился в воображении Алеся. Она угнетала его, как нечто чужеродное, что‑то, с чем не мог согласиться внутренний мир юноши, воспитанного на совсем других принципах. Поэтому Алесь неловко молчал. И неизвестно, сколько времени тянулась бы пауза, во время которой Капитан нервно расхаживал по каюте, а Алесь только время от времени поднимал на него глаза, если бы Эрнан Рамиро не заговорил так же внезапно, как и замолчал прежде:

— Наш разговор, Алесь, зашел не в ту сторону. Мы же договаривались с тобой говорить о «Люцифере», не так ли?

— Простите, Капитан, я не хотел… – Начал юноша.

— Ничего, ничего, все в порядке, – перебил его Эрнан Рамиро. – Возможно, и к лучшему, что об этом зашла речь. По крайней мере теперь ты знаешь кое‑что, хотя и очень мало, о моих намерениях… А сейчас займемся делом. Мне нужно кое‑что вычислить и проверить. Так что я тебя не задерживаю. Можешь идти, если хочешь. А можешь побыть и здесь, только с условием уже не разговаривать, не мешать мне.