Книга Хэллоуин по-русски, или Купе на троих - Валентина Седлова

— Жаль. А я уж было размечтался, что наконец-то дорвусь до нормальной пищи, — грустно улыбнулся Стас.

— Не травите душу! — отозвалась Сашка. — Сама о том же думаю, боюсь, скоро живот начнет на все купе рулады выводить.

— Значит, дуэтом выступим, — усмехнулся Станислав. — Мой тоже вот-вот запоет.

— Я на минуточку отойду! — сообщила Полина, которой явно пришлось не по душе то, что ее попутчики вновь нашли общую тему для разговора. — Смотрите тут без меня, ведите себя прилично, приду — проверю! — напоследок кокетливо погрозила она пальчиком Стасу и выскользнула в коридор.

Поезд качнулся, и под столом звякнули пустые пивные бутылки. Одна из них упала и выкатилась на середину купе, а затем, словно испугавшись, закатилась обратно.

— Надо намекнуть нашей соседке, чтоб вынесла, а то всю ночь будем под перезвон стеклотары ехать, — кивнул Стас в сторону пивной батареи. — Еще удивительно, как это она на ногах держится после такой дозы? Ведь бутылку за бутылкой глушит, я бы и то, наверное, с такого количества пива уже вырубился, а ей хоть бы хны!..

Сашка, у которой жарко забилось сердце и вспотели ладони, лишь пожала в ответ плечами. Вот она и осталась наедине со Станиславом, теперь все зависит только от нее. Но что же такого сказать? Признаться в том, что она и сама не знает, что чувствует к нему и никогда раньше с ней такого не происходило? Да нет, как-то глупо получится. А может, сделать вид, что ничего такого не происходит, и пусть он сам сделает первый шаг навстречу? Заманчиво, но вдруг этого заветного шага так и не последует? И откуда только навалилась такая глобальная робость, еще немного, и она от смущения заикаться начнет. Смешно, право слово, ведь взрослая баба, скоро двадцать семь исполнится…

Станислав разрешил ее сомнения, спросив:

— Саша, а вы, как я понимаю, из командировки возвращаетесь?

— Ну да, — подтвердила она. — В этот раз повезло, заодно и родителей с сестрой навестить удалось. Обычно я в свой родной город нечасто попадаю, все больше по стране километры наматываю.

— Трудная у вас работа?

— Да не особенно, я уже втянулась. Первое время, конечно, сложно было, да и в мозгах сидело, что я торгаш — сильно на психику давило, мне ведь с детства талдычили: будешь плохо учиться, в продавцы пойдешь! А потом я сама себе сказала: ну и что, что торгаш? Это тоже почетная и уважаемая профессия, да и непростая к тому же. Если я сама себя за это уважать не буду, то кто же станет? Вот с тех пор я и кручусь белкой. Пока что простым торговым представителем работаю, но в принципе есть перспективы роста. Шефиня в приватном разговоре намекнула, что, если не напортачу, в ближайший год отдаст под мой контроль весь уральский регион. А это и ответственность о-го-го, и одновременно такой простор для деятельности открывается! Впрочем, вам, наверное, это неинтересно, да?

— Было бы неинтересно, я бы не спрашивал, — поощрительно улыбнулся Станислав. — Кстати, как прошло свидание с родными? Наверное, сильно обрадовались, когда вы приехали?..

Сашка мгновение колебалась, а потом ее словно прорвало, и она рассказала Стасу все: и о своей обиде за сестру, которой родители исковеркали жизнь, заставляя придерживаться придуманных ими правил, и о том, что она больше никогда туда не вернется, потому что ей невмоготу видеть, во что превратились близкие люди. Сашке ужасно, до дрожи, захотелось выговориться, сбросить с себя этот нелегкий моральный груз и, паче чаяния, услышать слова одобрения, подтвердить, что она поступила правильно, и по-другому просто и быть и не могло.

Странно. Она ведь и в мыслях не держала, что когда-нибудь откроется и поведает о том, что ее гнетет. Сашка считала, что ее вопрос слишком личный, слишком болезненный, чтобы делиться им с окружающими.

Однако же на тебе: взяла и выложила все первому встречному, словно в исповедальню наведалась. И что теперь подумает о ней Станислав? Что она — моральная уродка, возомнившая себя лучше и умнее собственных родителей? Впрочем, и поделом. Нельзя взваливать на чужих людей груз собственных проблем, это некрасиво и непорядочно…

Впрочем, самоедство Сашки длилось недолго. Выслушав ее горячий монолог, Стас на мгновение задумался, а затем выдал резюме:

— Да, пожалуй, я бы от таких родственничков на другой конец страны сбежал, лишь бы подольше их физиономии не видеть…

Сашка подняла лицо. Неужели она не ослышалась, и Стас на ее стороне?..

— …у меня, впрочем, ситуация не лучше. Пока отец по белой горячке не окочурился, он мне столько хлопот доставил, что и вспоминать противно. Собственно, я именно из-за него в училище подался. Надоело каждый день его пьяную физиономию лицезреть. А уж когда он кулаками размахивать начинал, тут хоть вовсе из дома беги. Милиция к нам по нескольку раз на неделе наведывалась — соседи вызывали, когда отец орать начинал и нас по стеночке строить. Сеструха моя старшая, как только ей восемнадцать исполнилось, замуж выскочила и к новой родне свалила, ну а я один на один с папашей остался.

— А что сестра? Разве она вам больше не помогала?

— Сестрица была до чертиков рада, что отец больше у нее над душой не маячит, и даже ради меня встречаться с ним не собиралась. Впрочем, я ее не виню. Девчонке тоже несладко после смерти мамы пришлось, а тут еще и дебил этот в пьяный разгул ударился и окончательно совесть потерял. В общем, после замужества она про нас и знать-то не хотела. У нее своя семья, детишки и все такое, ну а я — это часть ее кошмарного прошлого со всеми вытекающими, как говорится.

— И что же, вы так больше и не виделись никогда? — ужаснулась Сашка.

— Ну почему же, я к ней после училища заехал как-то раз. Даже не узнал сперва: поправилась, раздобрела. Была худющая как доска, а стала вполне себе упитанная тетушка. Ну, почаевничали мы с ней, да и разошлись. У меня своя жизнь, у нее своя. И я в эту жизнь лезть не собираюсь.

— А отец?

— Что — отец? Пока я в училище обретался, он совсем под откос пошел. Едва квартиру не пропил, пришлось мне вмешаться, пока он бумаги не подписал. Ну, покупателя я в итоге под суд отдал — классический черный маклер, сдуру еще угрожать мне пытался, кретин. Говорят, его где-то на зоне пришили в итоге. Вот уж о ком не жалею, так это о нем! А отец — он еще полгода после того случая прожил и загнулся. Печень отказала. Я, когда его хоронил, все прислушивался к себе: екнет хоть что-нибудь внутри или нет? Так и не дождался. Словно чужого кого на тот свет провожаю, никаких эмоций на этот счет, пусто и глухо. А ведь когда мама умерла, несколько дней белугой ревел, сестра меня тогда валерьянкой отпаивала, чтоб хоть как-то в себя привести.

— Не знаю, я себя так неуютно сейчас чувствую, — призналась в ответ Сашка. — Ведь у меня родители вполне приличные люди, по крайней мере по сравнению с вашим отцом. И сестра вот тоже неплохой человечек, а на душе все равно тоска и одиночество, словно я в одночасье сиротой стала. Раньше я была уверена: что бы ни случилось, мне всегда есть куда вернуться и где мне будут рады. А сейчас понимаю, что, кроме как на себя, мне полагаться не на кого.