Книга Мистер Ми - Эндрю Круми

— На следующей неделе я приведу сюда твою жену, чтобы вы поговорили лицом к лицу и разобрались в своих разногласиях. Я знаю, что ты не хочешь ее видеть, поэтому я не скажу тебе, когда именно она появится, но можешь быть уверен, что это произойдет в течение ближайшей недели.

Тиссо понимал, что я не приведу его жену в пятницу, потому что в этом случае он к вечеру четверга будет знать о ее предстоящем визите и сможет уйти из дома. Но точно так же я не смогу привести ее и в четверг, поскольку он к вечеру среды сообразит, что она явится завтра. Подобным же образом Тиссо исключил все остальные дни недели и решил, что его жена не придет никогда; но когда в четверг он пошел открывать дверь на стук, он увидел на пороге не только ее, но и ее мать; женщины надавали ему пощечин, а я скрылся в другой комнате, считая, что человек, так мало понимающий в логике, заслуживает трепки.

Я продолжал свои исследования безо всякой помощи со стороны Тиссо, который теперь расположился за моим письменным столом, сочиняя жалобы на свою тещу в суд. К этому времени я уже был полностью убежден, что моя новая теория вызовет такой же фурор в научных кругах, какой вызвала теория Коперника. Я решил сообщить о ней господину Д'Аламберу, считая, что он сможет оценить ее по достоинству; но я не собираюсь здесь описывать отповедь, которую от него получил, а только замечу, что именно она заставила меня искать поддержку среди многочисленных авторов, включенных в эту «Энциклопедию».

Что касается Тиссо, то он в конце концов от меня ушел. Хотя меня огорчила потеря помощника, я был рад, что он не обратился в суд. Он помирился с женой. И когда он собирал вещи, чтобы вернуться к ней, я сказал ему: «Надеюсь, вы вынесли из общения со мной хотя бы тот урок, что человек может разрешить любую проблему, если только понимает ее суть». Я напомнил ему историю об императоре Нероне, который приказал снести гору, мешавшую ему наблюдать закат солнца. Десять тысяч человек трудились десять лет, убирая камень за камнем, но в какой момент стало возможным считать, что убран последний камень и гора больше не существует? Фирон из Аргоса, философ-ксантик, взял на себя смелость сообщить Нерону, что, поскольку у горы не может быть последнего камня, она или беспредельна, или ее нет совсем, и его рабочие трудились все эти годы для того, чтобы снести гору, которая существовала лишь в сознании их властителя.

Ферран ничего не понял в этой статье, кроме того, что вся .эта куча бумаг каким-то образом связана с человеком по имени Розье; это он — или один из его эмиссаров — разговаривал с Ферраном в кафе «Режанс», а его документы представляют собой основы какой-то новой философии.

Минар тем временем пришел в дом Корне. Слуга привел его на задний двор, где Корне работал на токарном станке, обтесывая крутящийся брусок дерева. Корне поднял голову, увидел посетителей, остановил станок и встал, чтобы с ними поздороваться.

— Это — господин Минар, — объявил слуга.

— Ах да, — сказал Корне. — Но, как я понимаю, это — не ваше настоящее имя.

— Совершенно верно. Добрый день, — сказал Минар и кашлянул.

— Мне было очень жаль узнать о кончине вашей бабушки, — продолжал Корне с искренним сочувствием в голосе, и Минар с ужасом подумал, что у него не повернется язык сообщить этому доброму человеку о трагической смерти Жаклин.

— По-моему, у вас в Париже живет дочь, — сказал Минар, не в силах придумать более тонкий подход к предмету его визита.

Корне кивнул:

— Умница и красавица.

Затем токарь повернулся к слуге, всем своим видом показывая, что тому пора идти восвояси. Минар видел, что слуга на что-то надеется: он глядел на Минара с видом собаки, ожидающей печенья.

— Я, конечно, награжу тебя, — сказал Минар, — но позднее.

Слуга ушел с выражением негодования на лице. Корне подошел к Минару.

— С Жаклин все в порядке?

Минар попятился от дюжего мужчины.

— Да, конечно, что бы с ней могло стрястись? Да я, по правде, ничего о ней и не знаю.

Корне подозрительно нахмурился.

— Значит, вы услышали о ней в обители? — Минар не понимал, что Корне имел в виду. — Отец Бертье приложил немало усилий, чтобы устроить Жаклин на это место.

— Швеей?

Корне не сводил с Минара грозного и пристального взгляда.

— Она вовсе не швея. Откуда вы взяли? Она в услужении у очень почтенной семьи — и пишет нам почти каждый день.

— Да? — спросил Минар, стараясь скрыть свое удивление. Бедная девушка, видимо, обманывала родителей насчет своей работы. — Я рад слышать, что она нашла хорошее место.

Корне смягчился.

— За это надо благодарить отца Бертье. Он помогал ей все эти годы — и нам тоже. Я не позволю, чтобы в моем доме говорили о нем дурно.

— А с какой стати кто-нибудь станет говорить о нем дурно? — поинтересовался Минар, но Корне только пожал плечами. Минару, однако, и без того стало ясно, что произошло в действительности. Бертье соблазнил Жаклин — может быть, она даже забеременела, — и отослал ее в Париж: или для того, чтобы от нее избавиться, или для того, чтобы ему было проще с ней встречаться. Минара не интересовало, действительно ли Жаклин писала письма родным, или их сочинял какой-нибудь лакей Бертье. Зачем ему обрушивать на голову бедного токаря страшную правду? Да и допытываться о подробностях этой неблаговидной истории ему тоже ни к чему.

— Я желаю вам и вашей семье всего наилучшего, — сказал он. — До свидания.

Корне явно недоумевал.

— До свидания, сударь. Больше вы мне ничего не хотите сообщить? Может, Жаклин совершила какой-то проступок? Или попала в беду?

Минар покачал головой, не в силах сказать несчастному правду. Он повернулся и ушел, вскоре услышав, как у него за спиной опять заработал станок Корне. Отойдя от дома подальше, Минар снова заплакал от жалости к бедняжке Жаклин, поклявшись себе, что плачет по ней в последний раз.

А Ферран тем временем вытащил из лежащей перед ним на столе груды бумаг еще один документ.

Рассказывают, что однажды в известную библиотеку прислали письмо, написанное на китайском языке. Библиотекари не могут прочитать это письмо, но у них есть словарь и грамматика китайского языка, а также много восточных книг, некоторые прекрасно изданы и переплетены (например, редкий экземпляр книги «Беседа в нефритовом павильоне» с изысканными иллюстрациями). Библиотекари решают сочинить ответ на письмо; с помощью своих словарей они пытаются найти альтернативы иероглифам, использованным в письме; изучают повторяемость и контекст пиктограмм во всех находящихся у них в распоряжении текстов и в конце концов создают весьма последовательную теорию языка, о котором к концу работы они знают все, кроме значения слов.

Используя свою теорию, библиотекари сочиняют ответ, представляющийся им серией тщательно связанных логикой пиктограмм. Однако адресат-китаец принимает их письмо за послание от молодой женщины по имени Шио-Лин, в которую он, как всегда бывает в легендах, немедленно влюбляется. Затем следует обмен письмами, заканчивающийся договоренностью о браке, его отмене и самоубийством этого человека (который был историком и написал письмо в библиотеку исключительно с целью получить информацию о миссионере по имени Мартин Готтфрид). История завершается тем, что делегация библиотекарей отправляется в Китай — где их, естественно, никто не понимает, — посещает могилу историка, проливает над ней слезы и т.д.