Книга Выбор судьбы - Вера Чиркова

— Я живу в тех комнатах, где раньше жила Веся, — предупредил Берест, и магистр спрятал довольную улыбку.

Племянник упорно не попадался ни в какую ловушку и, сам того не зная, набирал себе крестиков, которые Феодорис мысленно ставил ученикам за правильные ответы.

— Ну и хорошо, — гостеприимно улыбнулся Феодорис, — там рядом несколько свободных комнат. Выбирайте какие понравятся. Спокойной ночи.

Дождался, пока правильно понявшие намек гости уйдут, и оглянулся на Саргенса.

— Садись ближе, я хочу тебе признаться в ошибке, которую сделал восемь лет назад. — От улыбки, сиявшей на лице магистра минуту назад, осталась лишь кривая гримаса.

Чародей мрачно вздохнул, начиная понимать, для чего он так срочно понадобился главе Цитадели, и направился к креслу.

— А может… не нужно? — встревожился Ольсен.

— Тебе, может, и не нужно, — безразлично пожал плечами Феодорис, — а у нас такой закон. Один из самых главных. Если поймешь, что когда-то или где-то сделал ошибку или что-то просмотрел, немедленно расскажи об этом собратьям. Все должно быть описано и внесено в нашу летопись в соответствующий том.

— Ну и кому это интересно? — неуступчиво проворчал Ольсен, хотя отчётливо понимал, от его мнения сейчас не зависит ровным счётом ничего.

— Тем, кто будет жить в Цитадели после нас, — строго глянул на него племянник, — каждый верховный магистр, беря на свои плечи заботу о собратьях, Цитадели и Этросии, сначала изучает все летописи. Описания битв и побед, потерь и ошибок.

— А если не захочет? — не унимался мельник.

— Значит, совет Цитадели никогда не доверит ему амулет главы. Самоуверенных людей, считающих, будто они мудрее всех предшественников, и не желающих учиться на чужих ошибках, нельзя и близко подпускать к этому месту. А теперь не мешай мне, Сарг сегодня тоже устал, а завтра у нас куча новых дел. Так вот… как ты знаешь, я считаю Ольсена дядей, хотя моя мать была его двоюродной сестрой. А еще я считаю его своим спасителем… но никогда не рассказывал тебе об этом. Не желаю никому открывать свое слабое место. Он ведь упрям… живет один, без помощников и охраны, и хотя он неплохой алхимик, но от банды или шамана ему не отбиться. А теперь хочу рассказать… знаешь зачем? Не желаю больше идти на поводу у его глупых детских обид и капризов. Ты же знаешь, что он тайком приезжает сюда варить свои зелья в нашей лаборатории? И это случается все чаще… а я каждый раз создаю и заряжаю мощного фантома… проследить, чтобы Ольсен добрался до этой своей дурацкой мельницы живым и невредимым.

Феодорис сердито фыркнул, налил в бокал кваса и сделал несколько глотков. Мельник и чародей сидели молча, покорно ожидая продолжения рассказа, можно было не сомневаться, раз уж магистр заговорил, то выскажет все.

— Так вот… я начал говорить про спасение. Мне было всего семнадцать, и дар созидания с каждым днем все сильнее менял мою жизнь и мои планы на будущее. Возможность творить самые разнообразные вещи из простой глины или даже мусора наполняла мои дни счастьем и восторгом, и я уже видел себя ни больше, ни меньше как ярмарочным фокусником. Но не мог даже представить, что сильные одаренные видят окружающий меня свет ауры. Тем более не подозревал об угрожающей мне опасности и о шаманах, которые давно изобрели ритуал для пополнения собственных способностей и амулетов магией одаренных. И потому как мышка в кувшин с сыром прыгнул в незатейливую ловушку. И если бы не Ольсен, меня давно бы не было. Шаманские ритуалы жестоки, как ты знаешь. А Ольсен тогда был полон сил, имел слабые способности следопыта и успех у женщин… и возвращался под утро от очередной возлюбленной, когда рассмотрел возле тропки что-то темное.

— Ничего я не рассмотрел, это Ласка учуяла. Умная была собака. Вытащила из кустов твою куртку… — Мельник смолк и тяжело вздохнул. Феодорис был прав… но как же не хотелось в этом признаваться!

— Да, шаман велел мне бросить вещи в кусты и дал свою старую одежду… у него был средней силы дар, как я потом разобрался, и он почти все вложил в подчинение. Далеко он меня не повел, уж очень хотел побыстрее получить чужую силу. Камень-то степняк заранее присмотрел, под обрывом, у речки. Сразу меня к нему привязал… шаманы силу с кровью забирают, но стараются пленника держать в сознании, тогда она активна. Потому я и рассмотрел, как на обрыве поднялся во весь рост Ольсен, раскрутил пращу и метнул каменюку чуть не со свой кулак. Помню только свой страх — а вдруг этот снаряд вместо шамана врежется в меня? А потом я потерял сознание… убил-таки дядюшка шамана, и заклятье, державшее меня в сознании, спало. Однако, очнувшись, я увидел возле себя местную травницу, оказывается, она нашла меня на пороге собственной избушки. А через некоторое время приехал чародей и привез меня сюда. С того момента моя жизнь круто переменилась… и стала той, какую ты знаешь. Ольсен ни при встречах, ни в редких записках не подавал ни малейшего знака, что это он тогда принес меня травнице, и я, разумеется, тоже молчал, не желая навязываться насильно. Но когда мне сказали, что он лежит без ноги на своей мельнице, немедленно помчался туда с лучшим целителем Цитадели. Однако дядюшка моей помощи не принял и вообще едва ли не выставил нас вон. И я снова не стал спорить… и это моя большая ошибка, слова обиженных людей, особенно родных и друзей, нельзя воспринимать всерьез и тем более не стоит потакать их капризам. Это неверное мнение, будто человек сам лучше всех все про себя знает и сам должен решать, лечиться ему или погибать. В обиженном человеке говорит не разум и не голос высших сил, дарующих нам жизнь. В нём говорит оскорбленная гордость и самолюбие, а это чувства, которые ведут к темной стороне сознания.

Феодорис снова отпил квасу, вздохнул, и его лицо стало тверже и суровее.

— С тех пор мы поставили на мельницу свои метки и присматриваем за ним… и теперь я могу со всей твёрдостью сказать, кем постепенно стал мой дядюшка. А началось с того, что от скуки и по просьбе Илстрема он согласился присматривать за Берестом и его братьями, потом втянулся в их заботы, начал интересоваться делами князя и его отношениями с другими кланами, сделал все, чтобы подружиться с Шангором. И понемногу стал для князя ястребов кем-то вроде тайного шпиона и советника. Прикрываясь занятием алхимией, посылал наемников во все концы Этросии якобы за редкими ингредиентами, но на самом деле собирал сведения о других князьях, их войсках и размерах сокровищниц.

— Феодорис… — нахмурился мельник, — ты соображаешь, в чем пытаешься меня обвинить?

— Я не пытаюсь тебя обвинить, — сухо отрезал магистр, — я объясняю, что благодаря моему попустительству и особому отношению ты стал весьма осведомленным человеком. Нет, я не говорю, будто действуешь ты только в интересах Илстрема, постепенно ты осознал, насколько это неверно и опасно, складывать все камни на один угол плота. Но тем не менее, ты успел совершить большую ошибку… впрочем, обычную для людей твоего уровня, возомнил себя самым хитрым и неуловимым. И даже не представляешь, как обрадуются шаманы, когда до тебя доберутся. Всем нам скажут спасибо за сведения о войсках и лучших командирах, которые им ничего не стоит вытащить из твоей головы. Еще хорошо, что благодаря Эвесте теперь ты хотя бы можешь бегать… а раньше и до сигнального кристалла не успел бы доковылять. И все равно, рисковать, оставляя тебя одного на мельнице, я более не намерен. Можешь жить в Ставине в доме Илстрема, можешь в Сером гнезде, можешь в любой защищенной чародеем крепости. Выбор достаточно велик.