Книга Прекрасные неудачники - Леонард Коэн
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Пожалуйста, Ф. Не оставляй меня так.
Ее голод сжигал мне глотку. Любовь ласкала. Эдит корчилась в своих объятиях. Она перекатилась на живот, маленькими чудными кулачками стимулируя анус. Я набросился на «Руководство по полуимпотенции». В нем были важные вещи, сплетенные в одну тему: как увеличить эрегированный пенис, помрачение пениса, использование любрикантов, удовлетворение во время менструации, злоупотребление менопаузой, как жена мануально помогает побороть полуимпотенцию.
– Не трогай меня, Ф. Я умру.
Я выпалил кусок про «оральную стимуляцию полового члена и куннилингус между братом и сестрой» и другие. Я почти не контролировал руки. Запинаясь, излагал новую концепцию восхитительной сексуальной жизни. Не пропустил абзац про долгожительство. Захватывающие кульминации для всех. Сотнями интервьюировались и напрямик опрашивались лесбиянки. Некоторых пытали за жеманные ответы. Говори, дешевка. Выдающаяся работа показывает полового бандита за работой. Химикаты удаляют волосы с ладоней. Никаких моделей! Настоящие фотографии мужских и женских половых органов и экскрементов. Изученные поцелуи. Страницы порхали. Сквозь пену на губах Эдит бормотала непристойности. Пальцы яркие и блестящие, язык посинел от вкуса ее вод. Я озвучивал книги в бытовых терминах, наибольшая чувственность, причина эрекции, Муж сверху 1-17, Жена сверху 18-29, Сидя 30-34, На боку 35-38, Стоя и на коленях 39-53, Разнообразные позы сидя 54-109, Движения во все стороны, для мужа и жены.
– Эдит! – закричал я. – Оставь мне Предварительную Игру.
– Никогда.
Я быстро разделался со словарем Сексуальных Терминов. В 1852 году Ричард Бёртон (умерший в 69 лет) спокойно обрезал себя в возрасте 31 года. «Доярки». Полная библиотека виртуозного инцеста. Десять этапов смешения рас. Приемы работы известных фотографов. Свидетельства экстремальных актов. Садизм, Увечья, Каннибализм, Каннибализм в Оральном Сексе, Как приспособиться к непропорциональным органам. Взгляните на яркое рождение новой американской женщины. Я выкрикивал зафиксированные факты. Она не лишится сексуальных удовольствий. ИСТОРИИ БОЛЕЗНИ демонстрируют смену тенденций. Переполнены рассказами студенток, жаждущих гнусных предложений. Женщины более не препятствуют оральным контактам. Мужчины, задрочившие себя насмерть. Каннибализм во время стимулирования. Совокупления в череп. Секреты «управления» оргазмом. Крайняя плоть: за, против, воздержался. Интимный поцелуй. В чем плюсы сексуальных экспериментов? Сексуальный макияж для себя и других. Греховности нужно учить. Как целовать негра в губы. Бедро свидетельствует. Разновидности мануального давления при использовании спирали. Смерть мчится на верблюде. Я дал ей все. Мой голос сочился латексом. Я не скрыл ни единого шнурка, ни одной пары трусов без переда, ни одного мягкого эластичного бюстгальтера вместо провисшего, тяжелого и широкого бюста, а отсюда – и юная ложбинка. Над раскинутыми сосками Эдит выбалтывал я полный отчет, Санта-Кальсоны[190], Снежная Пожарная Тревога, Секрет Обаяния, «Студень большого бюста» в суперобложке, куколка Кинси[191]в моющейся коже, «Бич смегмы», пепельница «КРОШЕЧНАЯ СТРУЙКА», «ПРИШЛИТЕ МНЕ ЕЩЕ ОДИН Грыжевыводитель, чтобы у меня было на что поменять мой. Он позволяет мне работать на прессе на предельной скорости по 8 часов в день», это я вбросил для печали, для унылой нежной плоской дорожки в паху, что могла прятаться в трясине памяти Эдит грязным рычагом, длинным хлыстом, что гонит влажную ракету тряского апофеоза наружу из закоулков мелкого шрифта, где единственное соло трубы – тягучий дедушкин кашель и денежные затруднения в трусах.
Эдит виляла обслюнявленными коленями, вздрагивая в ручьях смазки. Бедра блестели от пены, а бледный анус был изрыт безжалостными накладными ногтями. Она кричала, моля об избавлении, полупроснувшаяся пизда отказывалась лететь туда, куда рвалось воображение.
– Сделай что-нибудь, Ф. Умоляю. Только не трогай меня.
– Эдит, дорогая! Что я с тобой сотворил?
– Не подходи, Ф.!
– Что мне сделать?
– Пробуй.
– Байку про пытки?
– Что угодно, Ф. Скорее.
– Евреи?
– Нет. Слишком чужое.
– 1649? Бребёф[192]и Лалеман?
– Что угодно.
И я начал излагать свой школьный урок о том, как ирокезы убили иезуитов Бребёфа и Лалемана, чьи обожженные изрубленные останки были найдены двадцатого числа на заре членом Общества и семью вооруженными французами. «Ils y trouuerent vn spectacle d'horreur…»[193]
После полудня шестнадцатого числа ирокезы привязали Бребёфа к столбу. Они принялись жечь его с головы до пят.
– Вечное пламя тем, кто преследует служителей Господних, – угрожал им Бребёф хозяйским тоном.
Пока он говорил, индейцы отрезали ему нижнюю губу и сунули в глотку докрасна раскаленный железный прут. Ни знаком, ни звуком не отреагировал он на неудобство.
Затем вывели Лалемана. К его голому телу привязали полосы густо просмоленной древесной коры. Когда Лалеман увидел своего Настоятеля, в кровоточащем ненатуральном отверстии обнажены зубы, кончик горячего инструмента все еще торчит из обожженного и изорванного рта, он выкрикнул слова святого апостола Павла:
– Мы сделались позорищем для мира, для ангелов и человеков!
Лалеман бросился к ногам Бребёфа. Ирокезы подняли его, привязали к столбу и подожгли растительность, в которую он был упакован. Он в голос молил о помощи с небес, но быстрая смерть была ему не суждена.
Они принесли ошейник из раскаленных томагавков и надели его на Бребёфа. Тот не вздрогнул.
Бывший обращенный, отступившийся от веры, протолкнулся вперед и потребовал, чтобы на их головы вылили горячую воду, поскольку миссионеры выливали на индейцев столько холодной воды. Повесили котел, вскипятили воду и затем медленно вылили ее на головы пленных священников.
– Вот вам и крещение, – смеялись индейцы, – может, на небесах будете счастливы. Вы же сами говорили, что чем больше страдаешь на земле, тем счастливее будешь на небесах.
Бребёф стоял, как скала. После отвратительных пыток его оскальпировали. Он был еще жив, когда они вскрыли ему грудную клетку. Налетела толпа, желавшая выпить крови столь бесстрашного врага и сожрать его сердце. Его смерть изумила убийц. Его муки длились четыре часа.