Книга Семейная реликвия. Месть нерукотворная - Елена Зевелева

Плюс к тому у Алки в фитнесе классные девки с приличными мордашками работали и работают — спортсменки, комсомолки, модели — с ногами от ушей. «Люксовый товар, классные телки, как их еще в народе называют», — давал им определение Геннадий, сам не раз заглядываясь в бассейне на Алкиных работниц.

На работе они, конечно, ни-ни, ни в коем случае. На работе — только работа. Ничего лишнего. Ничего себе не позволяли, не говоря уж о мужиках. А уж после, потом… Сам черт им не брат. Как только стрелки часов перейдут границу для кого восемнадцати, для кого — двадцати, а для кого и двадцати четырех, — тогда все можно. Кто с кем, когда и куда уезжал потом, одному Богу было известно. Об одном таком завсегдатае клуба товарищ Геннадия однажды сказал: «Хороший человек, но в свободное от работы время он убивает людей». Лучше не скажешь.

А наутро — все в форме. По очереди вприпрыжку залетали в кабинет к обожавшей душещипательные любовные истории Алке, которая с нескрываемым интересом собирала все рассказы в своей достаточно большой при ее фигуре и росте головке. С утра пораньше зажечь свою директрису очередной сногсшибательной новостью здесь было признаком самого хорошего тона, делом святым, в какой-то мере даже обязательным для всех и, прежде всего, свидетельствовало об успешной работе персонала. Главным образом потому, что именно это, а не занятия на тренажерах и, конечно, не плавание в бассейне, было ее и ее семьи самым любимым занятием, составлявшим фактически их жизнь: то и дело они возвращались к этим рассказам, воспроизводя их в своей собственной редакции. Алка с сестрой просто блистали среди людей своего круга, встречаясь с ними на ежедневных тусовках, светских раутах на Рублевке. Или просто от скуки — за чашкой кофе в модных ресторанах с подругами и знакомыми, и позевывая, говорили им, о чем только недавно услышали, особенно о тех людях, которых они и их многочисленные друзья, как правило, знали.

Кто-то из постоянных утренних рассказчиков в Алкином кабинете и шепнул ей недавно, что у Вогеза на даче появилась неслыханной художественной и материальной ценности икона, за которой он гонялся очень давно. Да и Албанец тень на плетень стал наводить совсем не напрасно. Как она попала к Деду? Откуда взялась? Каким образом выплыла вдруг? Где Вогез прячет ее? Алка не знала, конечно. И никто из ее старых и новых знакомых и подруг, которых она пыталась «выпотрошить» на этот счет, толком не знал ничего. Поэтому даже несмотря на неожиданно проснувшиеся в ней звериный интерес, азарт и какое-то нечеловеческое любопытство, узнать подробности этого дела ей никак не удавалось. Она выяснила только, что крови за право обладания этой ценностью за всю ее историю да и за последнее время пролилось много. И называется старинная реликвия Спас Нерукотворный, что в общем-то и без нее все знали. Но сведений, добытых ею невероятным трудом, почерпнутых в бесчисленных беседах, в том числе с дружками Вогеза и Албанца, даже для того, чтобы блеснуть в очередной раз среди своих знакомых тусовщиков и тусовщиц, было явно недостаточно. Алку это особенно расстраивало и угнетало. В какой-то момент ее усиленных поисков и сбора фактов у нее даже проявилась похожая на болезнь депрессия, сопровождаемая сильной, до тошноты, головной болью, полным отсутствием аппетита и вдобавок нежеланием кого-либо видеть, что очень настораживало. Но тут она неожиданно взбодрилась. Алку вдруг осенило. «А не та ли это икона, которую искали долгие годы и ищут родственники мужа?» — как-то ночью, проснувшись и вспомнив обо всем, подумала она. Всю налетевшую хворь и тоску в ту же минуту как рукой сняло. Тогда за подробностями поиска сокровища она решила в конце концов, преодолев явное нежелание расписываться в своей беспомощности (Алка обожала все выяснять сама, ошеломляя подробностями слушавших ее людей), обратиться за помощью к Геннадию.

— Гена! Давно хочу тебя спросить, — начала она рано утром, даже не успев протереть глаза и растолкав вовсе не думавшего в такое время просыпаться мужа. — Ответь мне, я что-то запамятовала, не ваша ли когда-то пропавшая икона, которую ищут Ольга с мужем, называлась Спас Нерукотворный? Понимаешь, в чем дело, сегодня эта икона мне приснилась, и я решила с тобой поделиться, — добавила она ошалевшему после такого внезапного пробуждения от крепкого сна, Геннадию, при этом достаточно ловко и соблазнительно высунув из под теплого одеяла свою пухлую правую ножку. — Помнишь, дорогой мой, Вогез как-то недавно просил, я тебе рассказывала, устроить ему встречу с твоей сестрой Ольгой? Не с этим ли все было связано? Ты как думаешь? — искусственно позевывая, прикрыв при этом ладонью рот, как бы случайно и нехотя, не собираясь хотя бы приоткрыть свои действительные намерения, спросила она.

— Много будешь знать, скоро состаришься, — ответил Геннадий, вставая с постели после неожиданно пробудивших его от сна вопросов жены. — Раз уж ты меня разбудила, солнышко, буду на работу собираться, сегодня дел много.

Начав затем в привычном для него быстром темпе собираться, он при этом довольно громко добавил из соседней комнаты, где как всегда взял в руки гантели, пришедшую в голову поговорку:

— Любопытной Варваре в дверях нос оторвали. Как бы с тобой такого не случилось. Подумай хорошенько. Тебе носа своего не жалко, что ли? Знаю я твою настырность и любовь к чужим тайнам… Скажи, зачем тебе это все нужно?

После такого ответа глаза Алки вдруг загорелись ярким светом, остатки сна как ветром сдуло, а в груди появилось уже не скрываемое вовсе желание немедленно продолжить дальше свои расследования. И Алка неожиданно для самой себя вдруг прекрасно поняла, что она находится на единственно верном пути. Пулей выскочив из-под одеяла, она пронеслась в ванную и уже через минуту, вальяжно развалившись поверх одеяла, позвала Геннадия к себе.

— Ну, куда ты там запропастился? Подождут твои дела, а я уже ждать не могу, милый мой, — достаточно громко прокричала она ему в другую комнату. — Геночка! Любимый! Где же ты, мой козлик, скажи своей золотой рыбке?

— Масик, ты все-таки болвасик, — прервав привычное гимнастическое упражнение и спешно бросив гантели на пол, промычал он в ответ запомнившуюся с детства фразу из популярного кинофильма.

Такого оборота событий сегодня рано утром, особенно после вчерашнего скандала, Геннадий, привыкший собираться, завтракать и уходить на работу тихо, не беспокоя никак жену, любившую выспаться и не пробуждавшуюся обычно часов до одиннадцати, а то и двенадцати, не ожидал совершенно. Но отказаться от желаний Алки был не в силах, да и не хотел. А вскоре вновь был поражен, когда среди привычных его слуху непременных в таких ситуациях Алкиных охов и всхлипываний, неожиданно и, казалось бы, вовсе не к месту в данном случае услышал совершенно трезвые, скорее всего, продуманные заранее вопросы.

— А Ольга? — спросила Алка. — Она же, как я понимаю, просто помешалась на поисках иконы. Да и муж ее, Олег, этим делом занимается не меньше, чем своей работой. С чего бы? Почему ты, мой дорогой, не посоветуешь им все это прекратить? Не останавливаешь их, а? Только мне советы даешь подобные.

— Да кто же ее остановит-то? — нехотя ответил вопросом на вопрос Геннадий. — А потом, не ровняй себя все время с Ольгой, прошу тебя. Христом Богом прошу. Кончай. Хорош. Завязывай. Поняла?