Книга Италия. Вино, еда, любовь - Майкл Таккер

— Боюсь, на этот рейс вы не успеете, — произнесла она, — багаж мы уже не принимаем.

— Что же нам делать?

— Идемте со мной.

С этими словами она схватила самый большой из наших чемоданов и понеслась сквозь толпу в сторону пункта предполетного досмотра. Забрав остальной багаж, мы бросились за ней. Она провела нас в начало очереди и помогла поставить чемоданы на ленту рентгеновского аппарата. Одновременно с этим наш ангел-хранитель улаживала дела с очередным солдатом, вооруженным «Узи», разговаривала с представителями службы безопасности аэропорта и успокаивала пассажиров, возмущенных тем, что мы прошли без очереди.

— Прошу прощения, нам надо осмотреть вот эту сумку.

Суровая на вид дама из службы безопасности была идеальной парой военному с автоматом.

— У вас в сумке крупный металлический объект.

До меня дошло, что ее внимание привлекла пятилитровая канистра оливкового масла высшего качества однократного прессования, аккуратно уложенная мной между трусов, маек и носков.

— А, так это оливковое масло.

— Scusi? — спросил солдат.

— Olio, — перевел я.

— Da dove? — Солдат неожиданно заинтересовался. Ему захотелось узнать, откуда оно.

— Trevi. Da un frantoio locale.[36]Однократного прессования.[37]

Последняя фраза в переводе не нуждалась. Она вошла в итальянский обиход не менее прочно, чем словосочетание «аль денте»[38]в американский. Я, как мог, объяснил на ломаном итальянском, что этот frantoio, то бишь пресс, до сих пор используется для приготовления оливкового масла, что называется «вхолодную».

— Такое масло сейчас сложно достать, — покачал головой военный. — Надо быть очень внимательным и ни в коем случае не брать где попало. А то могут обмануть и продать испанское масло. — Последние два слова он произнес с такой интонацией, словно говорил о раковой опухоли.

Он начал откручивать крышку, чтобы попробовать масло (естественно, исключительно из соображений безопасности). И тут Джил, не выдержав, крикнула:

— Да пойдем же, наконец, брось ты эту канистру!

У меня, дамы из службы безопасности, солдата и представительницы авиакомпании одновременно отвисли челюсти.

— Бросить канистру? Вы хотите бросить оливковое масло? — будто бы не веря своим ушам, спросила дама из службы безопасности. Мгновение назад она сунула палец в канистру, и теперь он блестел от масла.

Солдат с автоматом, который тоже решил снять пробу, облизал свой палец и с презрением посмотрел на Джил. «Уж лучше тебя бросить, чем такое масло», — явственно читалось в его взгляде. Положение (а быть может, и жизнь Джил) спасла представительница авиакомпании, быстро объяснив на итальянском, в сколь отчаянном положении мы находимся.

Сотрудники службы безопасности покивали и осторожно, словно священную реликвию, поставили канистру с маслом обратно в чемодан. Чтобы доехать до выхода на посадку, нам еще надо было успеть на челночный поезд. Чувствуя себя обязанными, мы пожали руки ребятам из службы безопасности и побежали к поезду. Представительница авиакомпании неслась впереди, расчищая дорогу на манер бульдозера. Весь багаж по-прежнему оставался при нас.

Выпрыгнув из поезда, мы полетели вслед за нашим ангелом-хранителем вниз по эскалатору. Добродетельница все так же волокла на себе самый тяжелый из чемоданов. Мы втащили багаж в самолет, отдав его стюардам, которые, в свою очередь, передали его через специальный люк грузчикам. Успели!

Наша спасительница раскраснелась от возбуждения. Я заключил ее в объятия и изо всех сил прижал к себе. Потом ее обняла Джил, и мы, как могли, стали благодарить ее на итальянском. Дама внимательно на меня посмотрела. Очень внимательно.

— Вы итальянец, — это было утверждение, а не вопрос.

— Нет, американец.

— Значит, ваши родители…

— Если честно, мои родители литовские евреи.

Дама просияла:

— Прежде чем я умру, перееду в Израиль и приму иудаизм.

Мы с Джил смотрели на нее и кивали. По правде говоря, мы не нашлись что сказать в ответ.

— Перееду в Израиль. И приму иудаизм. Прежде чем умру.

Мы продолжали кивать, повторяя, как это здорово. На наших глазах человек решил обратиться в другую веру, и, даже несмотря на то что стюардессы спешили — им надо было скорей закрывать двери, мы не хотели торопить нашу спасительницу. Выдержав паузу, мы снова обнялись и, пока она не скрылась из виду, махали ей вслед.

Мы будем скучать по Италии.

Глава 24

Вернувшись в Умбрию в сентябре, мы оказались посреди хаоса строительных работ. В саду зияла глубокая яма, вырытая под бассейн. Среди некогда аккуратных посадок оливковых деревьев пролегли извивающиеся борозды, словно здесь успел похозяйничать гигантский взбесившийся суслик. Тут и там громоздились кучи строительных материалов и мусора — разбитые бетонные блоки, камни, деревянные доски, к которым некогда крепилась черепица на крыше. Сразу же в глаза бросался фургон, где жили строители, и яркие полосы красно-оранжевых пластиковых лент, огораживавшие опасные участки.

Впрочем, были и плюсы. Строители успели поставить стены и покрыть крышу над пристройками. В Италии существует традиция «Tetto sulla casa; pasta alla piatta», что примерно означает «Когда в доме готова крыша, накорми рабочих макаронами». Мы поговорили с подрядчиком Николой и решили устроить ужин где-то через неделю, когда приедет Каролина.

Новые комнаты возводили в старой манере — толщина стен пристроек была точно такая же, как и в старой части Рустико, значит, и качество теплоизоляции будет аналогичным. Каркас дома сделали из бетона, а не из дерева. Снаружи камни обмазывали отделочным гипсом, а внутри покрывали в несколько слоев штукатуркой. Таким образом толщина стен составляла семьдесят шесть сантиметров. Вот это настоящий каменный дом! Никола объяснил мне, как подбирал камни нужного цвета, как раз такие, из которых складывали дома в этой части Умбрии. Я спросил, сможет ли он сделать так, чтобы пристройка была неотличима от старой части дома.

— Sar uguale? — спросил я. — Она будет такой же?

Никола долго всматривался в старую часть дома и наконец произнес:

— Meglio. Лучше.

Он оказался прав. Не будем забывать, что старый дом был возведен несколько веков назад и строили его бедняки. Они пускали в ход камни и кирпич, одним словом, все, что было под рукой, замазывая трещины, появлявшиеся после многочисленных землетрясений, глиной, на смену которой со временем пришел цемент. Приглядевшись повнимательней, можно было увидеть, что наш Рустико представляет собой нечто вроде музея всевозможных строительных материалов, использовавшихся на протяжении трехсот пятидесяти лет. Стоило отойти на три метра, и он уже выглядел совсем как на картинке — идеальный каменный коттедж, о котором можно только мечтать. Недостатки великолепно скрывал плющ, кое-где покрывавший стены.