Книга Информация - Мартин Эмис

— Он хочет знать, может ли он отправить их нам по факсу, — сказала Энстис.

— У него нет факса. А главное — у нас нет факса.

— Так я ему и сказала.

— Короче, скажи ему, чтобы вылезал из кровати, одевался, садился на автобус и привез их сам. Как обычно.

— Голос у него был немного…

— Нисколько не сомневаюсь. — И Ричард сказал Энстис, что если ей не трудно — и если Тео действительно все написал, — пусть она ему позвонит и заставит привезти обзоры. Прежде чем она вышла, он спросил: — Как ты?

— Прекрасно, правда. Для погибшей женщины, которую использовали, а потом вышвырнули вон. Приходил Р. Ч. Сквайерс.

— Ужас. Он еще придет?

— Не знаю. А мы еще увидимся?

— Конечно, Энстис.

Она вышла. Она вышла очень медленно, неохотно отпуская его. Когда Энстис исчезла за дверью, голова Ричарда внезапно упала на грудь и застыла под прямым углом к его блестящему жилету, опустившись на сорок пять градусов… А то, согласно расчетам, не так уж мало. К примеру, скорость углового перемещения звезды Барнарда составляет 10,3 угловые секунды в год. Это лишь четвертая часть скорости склонения Юпитера, составляющая около шести градусов в год. И тем не менее ни одно другое небесное тело не выказывает такой прыткости. Вот почему ее называют «летящей» звездой… Уронив голову на грудь, Ричард изменил свои взаимоотношения с квазарами на тысячи и тысячи лет. На самом деле. Поскольку квазары находятся так далеко и удаляются с такой огромной скоростью. Все это помещало проблемы Ричарда в контекст вселенной.

Через одиннадцать часов он сидел с Энстис за столиком в кафе «вечная книга». Журнал был подготовлен к печати или, как говорят английские типографщики, «уложен в постельку», как укладывают маленьких детей. Взрослые же укладывают в постель друг друга.

Слегка перекусив и выпив несколько стаканов воды, «Маленький журнал», убаюканный негромким напевом, позабыл о своих страхах и мирно улегся в постельку. Театральный критик Бруно закончил свой опус о «Трех сестрах». К сожалению, он оказался всего в тридцать слов длиной. Оперный критик Хьюго так ничего и не написал. Хотя он полдня держал голову под струей ледяной воды и Энстис занималась с ним дыхательной гимнастикой. Эта гимнастика напомнила Ричарду занятия, которые они посещали вместе с Джиной: взрослые люди сидели кружком на полу и во все глаза смотрели на учителя, совсем как дети, которые у них должны были вскоре появиться. Радиообозреватель Отто закончил свой текст, потом разорвал его в клочья и выбросил в окно. Кинокритик Иниго сквозь слезы заявил, что предает свою поэзию ради денег. На эти слова обернулось несколько человек — сначала с тревогой, а потом с негодованием: хочешь сказать, что кому-то здесь платят деньги? Ближе к сумеркам Ричард и Энстис уже начали думать, что им предстоит еще одна «черная» пятница. Выглядело это следующим образом: семеро критиков раздела «Искусство» сидели и молча смотрели друг на друга. А Ричард в это время пытался «сшить» лоскутное одеяло из рекламных объявлений, кроссвордов и шахматных задач.

— Какой забавный этот Иниго, — сказала Энстис, допивая белое вино.

— Чрезвычайно забавный, — сказал Ричард, допивая виски.

Иниго лежал тут же — на ковре. Щедро одаренный, как, впрочем, и все они, каждый в своем роде, Иниго написал 7500 в общем вполне связных слов про один болгарский мультфильм — это все, что он видел за последние две недели или о чем еще помнил.

Энстис молитвенно склонила голову. Ричард, как обычно, уставился на пробор в ее волосах. Казалось, на этой черте встречаются две враждующие силы и ведут между собой ожесточенную схватку. Боже мой, какие растрепанные волосы бывают у людей на улицах, эти волосы словно состоят из отдельных прядей, не завитых, а просто спутанных, свалявшихся и торчащих в разные стороны. Волосы у Энстис были очень длинные — ниже пояса — и непослушные, она завязывала их в хвост, тяжелый, как старый корабельный канат. И ее волосы выглядели так, будто она их никогда не мыла. Энстис подняла голову и улыбнулась Ричарду с извиняющейся нежностью.

— По последней? — спросил Ричард.

Возвращаясь из бара, он подумал, что Энстис вполне могла бы смотреть на стену и с отрешенным взглядом напевать обрывки из песен — возможно, даже безумные песенки несчастной Офелии. Но вместо этого Энстис не менее зловеще склонилась над столом, почти касаясь его носом:

— Нам пора рассказать Джине. Иначе зачем продолжать? Не волнуйся, мы сделаем это вместе. Мы расскажем Джине обо всем.

Ричард думал, что, возможно, он закончит свои дни с Энстис. Он подумал, что закончит свои дни он, возможно, с Энстис. Поженятся ли они? Нет. Тогда, год назад, когда он шел от нее в то утро, в голове у него возникло это словосочетание — «старая дева». И он никак не мог от него избавиться. Это старая дева, дружище, повторял он про себя. Я действительно имею в виду старую деву. Он имел в виду волну, которая захлестнула его, когда он вошел в ее квартиру. Он унес с собой этот запах старой девы, исходивший от ее одежды, простыней, полотенец, волос. Это был запах одежды, которую годами не отдавали в химчистку; это был затхлый запах сырости, исходивший от протекших потолков; но прежде всего это был запах ненужности. Ричард знал, что значит быть ненужным. Но здесь ненужность ощущалась на уровне обоняния и осязания.

Теперь он стал подозревать, что сам пахнет холостяком. Пахнет старыми пижамами, шлепанцами, домашними кофтами и щеточками для трубки. Но ведь этого не может быть, твердил он себе. Не может быть, чтобы от меня пахло холостяком. Я ведь женат. Сидя в своем кабинете с биографией на коленях, Ричард принюхался к своему плечу, потом он поднял глаза, нахмурился, представляя в качестве свидетелей в свою защиту свою утонченную жену, своих сладко пахнущих мальчишек, ведь они все еще у него были. А потом он представил, как остается один и как со своим единственным обшарпанным чемоданом поднимается по сырой лестнице к Энстис. Старая дева и Холостяк сойдутся вместе. Холостяк и Старая Дева — в бесконечном шутовском танце.

— Черт побери, — сказала Джина. — Нет, ты это видел?

Ричард поднял глаза, чтобы убедиться, что это не письмо от Энстис на десяти страницах, а потом снова опустил глаза на «Любовь в лабиринте. Жизнь Джеймса Ширли». Разложив перед собой газету, Джина читала пространный репортаж о серийных убийствах где-то в Америке. Рядом с кухней, на полу в коридоре, спокойно играли близнецы, они, можно сказать, с нежностью возились со своими жестокими игрушками. Субботнее утро у Таллов.

Проблема, связанная с тем, чтобы побить Гвина… Ричард постарался сформулировать свою мысль более четко. Проблема, связанная с тем, чтобы отбросить Гвина назад в семидесятые, состояла в следующем: Гвин никогда не узнает, что это дело рук Ричарда. Правда, только слабоумный мог бы не заподозрить, что Ричард причастен к странному появлению «Лос-Анджелес таймс». Но, по мнению Ричарда, Гвин как раз и был слабоумным. И тем более от слабоумного или от пациента отделения реанимации нельзя ожидать, что он возложит на Ричарда ответственность за Стива Кузенса. Нет, всему плану недоставало беспристрастности, художественной правды. Ричарда все более привлекал другой план, другой проект — нечто классически простое и благородное. Он соблазнит жену Гвина.