Книга Живые книги - Мила Иванцова

— Ну, ты скажешь! Нет, это полный дурдом… Так как она все же? Переживает? А рука как? Локоть?

— Какой локоть? Человек жить не хотел! Но пока отложили эту тему, вот, промываю мозги. Знаете что… Вы нам очень помогли бы, если бы купили несколько пакетиков кошачьей хавки. Или ливерной колбасы, а?

— Ты в здравом уме? Пусть еще ливерка, когда нечем закусывать, но кошачья еда — это уже извращение!

— Нет, ни хрена они не понимают, эти мужчины. Езжайте домой! — вздохнула Женька и выключила трубку.

Амалия все еще сидела на полу, уставившись в блестящие маникюрные инструменты, а кошка оставалась выше, на кровати, только изменила позу. И Женька вдруг заметила сходство их граций.

— Это мой парень звонил, — сообщила Женька, не дожидаясь вопросов.

— Говорил, что любит тебя?

— Нет, не говорил, — улыбнулась девушка.

— Говорил, что это навсегда?

— Нет.

— По крайней мере, честно. Давно спите вместе?

— Не спим.

— Пока не спите.

— Ну… Кхе…

— Не верь ему. Потому что сначала «навсегда», а потом…

Амалия опять царапнула сама себя по больному, всхлипнула, и слезы снова покатились по ее щекам. А Женька заметила, что бутылка на коробке перед нею уже пуста.

— Да пошел он! Тоже мне! И чего ты вцепилась в это свое прошлое? Вот представь себе на миг — скольких баб на свете мужчины бортонули? Ты думаешь, ты первая? А если бы каждая после этого да накладывала на себя руки? Так бы и род людской перевелся! Вон мой батя тоже учудил — не надо далеко ходить… Мать выла и на стену дралась, ходила, как зомби, я это прекрасно помню, хоть и была еще маленькой.

Амалия поморгала глазами, протерла их ладонями, стараясь не испортить свежий маникюр, и уставилась на Женьку заинтересованным взглядом.

— И что?

— Что? — удивилась Женька.

— Ну, мама твоя?

— Ааа… Ну… Если коротко — то снова вышла замуж.

— Правда?

— Ага.

Повисла пауза.

— Как-то ты это так сказала…

— Как?

— Не очень радостно.

Женька не ответила, просто махнула рукой.

— Иди ко мне, — позвала ее Амалия.

Девушка подошла, встала возле красивой женщины с заплаканными глазами и растрепанными волосами, которая сидела на полу в длинной цветастой грязной юбке и в мятой белой блузке, половина пуговиц которой расстегнулась. Только вчера она познакомилась с этой элегантной дамой, казавшейся столь отличной от всех других и своей внешностью, и поведением, и манерами, и своей загадочной грустью, просвечивавшей сквозь ее улыбку и даже сквозь смех. Им было так хорошо тогда вместе в кафе… И вот открылась потайная дверца в ее настоящую жизнь… Девушке стало очень жалко и эту даму, и маму, и себя саму — какая-то такая непредсказуемая эта женская жизнь, и каждой хочется, чтобы все было супер, а везет ли хоть кому прожить безоблачно?

Женька погладила Амалию по голове и уселась рядом, та обняла девушку обеими руками, вдохнула запах ее волос, будто всхлипнула без слез, и тихо заговорила в самое ухо:

— Да, горько, так горько… В груди аж печет… Видно, именно там и находится у человека душа… — Она приложила ладонь себе к груди, туда, куда в детстве мамы ставят всем горчичники. — У твоей мамы хоть ты была, был смысл жить, растить ребенка, быть нужной… А мне зачем? Может, я бы и нашла себе работу, заработала бы на хлеб, но кому нужна моя жизнь?! Вставать утром, одеваться, идти куда-то, сидеть там до вечера, чтобы дважды в месяц получать деньги, платить за эту жалкую «жилплощадь», за вонючие маршрутки, покупать ливерку, варить картофель в мундире и считать копейки до следующей зарплаты? Мы так когда-то и жили с мамой в нашем городке, я помню… Зачем мне это? Или кому-то другому? У меня никого нет. И нет человека, которому без меня станет хуже. Так же, как никому не станет лучше, если я останусь… Я не вижу смысла бороться, прилагать усилия…

Амалия замолчала и начала раскачиваться из стороны в сторону, держа Женьку в объятиях. Той было тепло и уютно, она не прислушивалась к каждому из произнесенных слов, но понимала одно — Амалия снова пошла по кругу, снова внушала себе, что дальнейшая ее жизнь «вот так» не имеет никакого смысла. Женька не знала, что именно делают с депрессивными пациентами врачи или психотерапевты, которых она иногда видела в кино, но какая-то внутренняя ее «чуйка» подтолкнула изменить тему разговора, перенаправить ход мыслей Амалии в другое русло. Но в какое именно?

— Знаешь, ты напрасно так себя гипнотизируешь, будто сама себя уговариваешь, что все хорошее уже позади. Вот я, например, сейчас в охотку бы съела картошки в мундирах, особенно если ее помакать в блюдечко с ароматным домашним посоленным подсолнечным маслом… И есть прямо с кожурой! А если бы еще черного хлеба с салом к этому — мняммм…

— И чесночка! — неожиданно продолжила Амалия и сглотнула слюну.

— Точно! Вот видишь! Уже хоть какой-то интерес к жизни! И ливерку ты напрасно недооцениваешь! В нашем дворе был когда-то щенок, мы, дети, выносили ему из дому поесть, а иногда покупали на общие деньги немного ливерки. Но бывало, что щенку от нее мало доставалось — печеночная очень ничего так была! Я бы и сейчас не отказалась.

— Господи, ты ж совсем голодная сидишь здесь из-за меня! Что я за человек такой? Утром кошку оставила голодной, теперь над тобой измываюсь… Сильве хоть кусок колбасы достался под вечер, а ты… Прости! Можешь посмотреть, что там есть в холодильнике. Но вареного нет ничего, я не готовлю… Думала в нашу кофейню зайти после турфирмы, но…

Женька встала, довольная, что разговор изменил направление, и направилась к кухне. Холодильник и правда был почти пуст, и девушка вернулась в комнату.

— Есть идея! А поехали ужинать туда, в кафе?

— Нет-нет… Нет на это сил! — отмахнулась Амалия.

— Ну, не туда, так куда-то поближе?

— Нет-нет… Иди, спасибо тебе, я уж как-то сама…

— Ага! Знаю я это «сама»! Тогда давай закажем пиццу! Шикарная идея, между прочим! Я угощаю!

— Нет-нет!

— Что? Опять «нет»?!

— Нет, в смысле, не надо угощать, ты у меня в гостях, я угощаю. За маникюр! Конечно, тех пяти тысяч уже не вернуть, но кое-что еще осталось… На пиццу! — Амалия грустно улыбнулась.

— Уговорила! Угощай! — засмеялась Женька, счастливая, что разорвала все же круг рыданий, хоть и таким банальным способом.

Она почувствовала, что действие коньяка уже проходит, в голове светлеет, и снова вспомнила о Викторе. Разве реально будет пересказать и объяснить ему все, что происходило в этой неуютной квартире со старой чужой мебелью, которая так не подходит новой хозяйке, с одинаковыми коробками неразобранных вещей, которые будто специально путаются под ногами? В квартире, где кошка прежних хозяев чувствует себя хозяйкой, а Амалия до сих пор живет здесь словно мимоходом, и вообще едва держится на этом свете?