Книга Сказки Круговерти. Право уйти - Татьяна Устименко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
О вреде и пользе изменения судеб
Говорят, что когда бог задумал создать в нашем мире дороги, он хотел, чтобы все они получились ровные и прямые… Да вот беда, в тот момент, когда он раскидывал их по миру, шаловливый ветер подхватил летящую дорожную паутину, смешал, перепутал и, смеясь, бросил на землю. Поэтому какую дорогу теперь у нас ни возьми – то петли, ямы да колдобины. И порою они так запутаны, что даже бывалым путникам не под силу расплести их. И лишь собаки да бродячие менестрели могут пройти по ним и не сбиться. Однако Арьяту, прошедшую множество дорог, начало одолевать подозрение, что в этот раз пресловутое менестрельское счастье ей изменило. Вроде все указания кладбищенского сторожа выполнены, все повороты пройдены. Да и поворотов-то было всего ничего, и улица не ветвилась и с другими не пересекалась. Но, вопреки всему, обещанная корчма никак не показывалась, а признаваться в том, что они заблудились на одной-единственной улице, не хотелось. Положение спас подвыпивший чахлый мужичонка, который, пошатываясь, вывалился из подворотни, нежно прижимая к груди пузатую бутыль, оплетенную лозой. В спину выпивохе полетел рваный сапог и какая-то замызганная тряпка.
– …и чтоб духу твоего больше в моем заведении не было! – визгливо неслось ему вслед. – Пьянь несчастная!
Арьята переглянулась со спутниками и уверенно шагнула в подворотню.
– Вы идите, а я еще прогуляюсь немного, – вдруг сказала Иленка. – Мы амулетную лавку проходили, надо бы пару телепортов взять, и так по мелочи… – заклинательница пытливо глядела на спутников, ожидая ответа. Самой возвращаться не хотелось, но Шири, на которого заклинательница возлагала надежды по сопровождению, безразлично отвернулся, немелодично насвистывая себе под нос. Девушка чуть насупилась.
– Ладно. Скоро вернусь, – нарочито беззаботно добавила она, и направилась вниз по улице, вскоре исчезнув за поворотом.
– Сходил бы ты вместе с ней, – озабоченно покачала головой Смерть.
– Зачем? – наигранно удивился Поводырь. – Чай, не ребенок, знает, куда лезет. Я за тебя куда больше волнуюсь…
– Шири, – голос Арьяты посерьезнел, – прекрати прятаться в скорлупе придуманного долга! Однажды ты уже за это поплатился!
Единственный глаз Поводыря недобро сузился. Впервые за много лет daeni решилась поднять запретную тему. Эдану показалось, будто тот сейчас ударит менестрельку, и юноша немного неуклюже вклинился между Смертью и одноглазым воином. Но Шири лишь зло сплюнул и вошел в корчму, гулко хлопнув дверью. Арьята, тяжело вздохнула и грустно взглянула на Эдана.
Ох уж эти мужчины… похоже, к одному непрошеному и ненужному защитнику добавился и второй. И, пробормотав что-то нелестное на сей счет, девочка подтолкнула юношу к темной дощатой двери.
Корчма «Золотая сума», даром что пряталась в закоулке, не зря считалась одной из лучших в городе. Небольшой, чисто выбеленный зал. Пол выложен темным камнем. Стоят посреди зала четыре тяжелых, идеально выскобленных стола с лавками. По мореным балкам развешаны пучки чабреца, полыни и красного перца, отчего в воздухе разливался горьковатый травяной дух.
Над стойкой проходил широкий, покрытый грубоватой резьбой брус. В него, загнав два когтя чуть не до основания, был воткнут крюк-кошка, такими иногда чистят колодцы. А с крюка свисала видавшая виды кожаная сумка – видать, та самая золотая сума, в честь которой и назвали заведение. Кожа от времени задубела и потрескалась, медные заклепки потемнели, а не единожды оборванные лямки оказались грубо приметаны серой дратвой. Однако хозяева не спешили избавляться от раритета, справедливо считая сумку не то оберегом, не то талисманом. Люстра, сделанная из тележного колеса, тускло поблескивала оранжевым светом… электрических ламп, чем несказанно удивила Арьяту. В углу у стойки мерно гудела динамка. Вот уж воистину голь на выдумку богата! Смерть насмешливо хмыкнула. Все-таки люди всегда останутся людьми, куда бы они ни угодили и кто бы ни оказался соседями. Уж чего-чего, а изобретательности этому племени всегда было не занимать.
Народу, кроме них, в корчме не наблюдалось. Да и кому охота в такую паршивую погоду высовывать нос из дому, даже если эта часть тела отчаянно чешется. Разве что еще какие-нибудь неурочные путники забредут. А ежели слушателей с гулькин нос, то кто, спрашивается, одарит звонкоголосую менестрельку столь нужной монеткой?
Но девушка зря переживала об отсутствии публики: стоило хозяйке понять, что перед нею самый настоящий менестрель, как она тут же кликнула сынишку и, что-то нашептав сорванцу на ухо, отправила к соседям, клятвенно заверив «панну менестрельку», что народ сейчас подтянется. И предложила откушать, пока не набежала алчущая хлеба и зрелищ публика. Уговорившись, что платой за стол и ночлег станет грядущий концерт, Арьята присоединилась к своим спутникам за столом, отметив, что Иленка так до сих пор и не вернулась, а лицо верного Поводыря теперь выглядело еще мрачнее, чем прежде.
Морось за окнами превратилась в тихий унылый дождь, грозивший затянуться на сутки, а то и больше. В корчме же было тепло, а сытная еда располагала к полному умиротворению и дреме. И скоро Эдан, проведший весьма дурную и суматошную ночь, начал отчаянно клевать носом.
– Иди-ка ты в комнату, – решила Смерть, когда юноша в очередной раз привалился к ее плечу, помешав настраивать инструмент.
Тот мгновенно вскинулся и отрицательно замотал головой, показывая, насколько он свеж и бодр.
– Иди-иди, – коснулась его плеча Арьята. – Если боишься оставаться один, Шири посидит в комнате, пока не заснешь.
– Тоже мне, няньку нашла, – буркнул Поводырь, смерив сонного Эдана уничижительным взглядом, однако до комнаты юношу проводил.
Несколько минут спустя Поводырь вернулся в зал, намереваясь отчитаться перед Арьятой, что юноша бледный со взором горящим, одна штука, благополучно препровожден в комнату и водворен на постель. Мол, не извольте беспокоиться: проводил, уложил, одеяло подоткнул, только разве колыбельную не спел – хвалите меня, прекрасная панна. Но пока Поводырь Смерти занимался общественно полезным делом, в корчму успело набиться изрядное количество народу, а сама Смерть, свесив ногу, расположилась на стойке. Простой, но вместе с тем красивый струнный перебор звенел в воздухе, вторя ломкому, звонкому голоску рыжей менестрельки…
…Одарят за песню звенящей монетой,
Но душу за грош не купить у поэта.
Пусть думают все, что талант продаешь,
Ты им улыбнешься и просто споешь…
Затихли финальные аккорды. Народ восторженно захлопал. Шири лишь слегка усмехнулся, присаживаясь на свободный стул в углу. Уж кто-кто, а он эту песню слышал бессчетное количество раз. Daeni всегда начинает свои концерты именно с нее…
Арьята невидяще взглянула поверх голов благодарных слушателей, скользнула взглядом по стенам, будто пытаясь поймать ускользающую мысль, задержалась глазами на своем верном Поводыре и тряхнула головой, прогоняя наваждение. Шири вздрогнул – он слишком хорошо знал этот взгляд. Сейчас будет рождаться песня, совершенно новая, еще никогда не звучавшая в этом мире. О том, что обычно такие песни оказывались вещими, одноглазый предпочел не думать. А пальцы Смерти уже сами прижали нужный аккорд, и слова полились, вплетаясь еще одной струной.
