Книга Вендари. Книга первая - Виталий Вавикин

– Для женщины каждый мужчина, в которого она влюблена – особенный.

– Значит, я сделаю это сам. Один, – Мэтокс развернулся, собираясь уйти. Полученные раны еще кровоточили, но края разорванной плоти начинали стягиваться, срастаться. Впервые в эту долгую ночь Мэтокс ощутил злость – чистую, яркую, без примеси страха и сомнений. – Крина доверяла тебе! – сказал он Вайорелю.

Воспоминания о ее насильственной и мучительной смерти ворвались яркими картинками в сознание вендари. Вайорель вздрогнул. Никогда прежде ни один смертный не имел столько силы, решимости и боли, которую мог передать ему – существу древнему, как сама пустота, из которой зародился весь этот мир. «Крина мертва, – понял наконец Вайорель, несмотря на то, что Мэтокс сказал об этом уже десяток раз. – Мертва. Мертва. Мертва». Чувства спутались. В последний раз Вайорель испытывал нечто подобное, когда умерла Тсера – его верный друг и вечный спутник. Но она нашла для него замену своей дружбы и преданности – Крину. А теперь Крина мертва. И нет никого, кто смог бы скрасить вечное одиночество, спасти человечность, помочь сохранить рассудок и не превратиться в жадную до крови ненасытную тварь, крадущуюся тенью по ночным улицам, чтобы утолить жажду.

Вендари вырождались. Впервые Вайорель столкнулся с этим в Румынии. Хозяин пастбища стал монстром, животным. Тогда Тсера сказала, что если вендари не будут контролировать голод и сдерживать пустоту внутри себя, то рано или поздно все они превратятся в подобных монстров. Кровожадная тварь тявкала и рычала. Она изменилась, утратила прежние черты. В ее глазах была жажда, вечный голод. Вайорель чувствовал стыд за своего сородича. На глазах молодой служанки Тсеры он сразился с этой тварью. Голод придавал бывшему вендари сил, инстинкты вели вперед, превращали в идеальную машину для убийства, но монстр не знал, что такое хитрость и логика. Став животным, он утратил остатки разума, остатки коварства. Он был сильнее Вайореля, но Вайорель не собирался биться честно.

Он заманил монстра на старую мельницу. Ветер был сильным. Жернова гремели, перемалывая муку. Вайорель был ранен. Ни один человек не мог убить вендари, ни одно животное. Но тварь перед ним не была ни человеком, ни животным. Тварь все еще была вендари, которого мог убить лишь другой вендари. И все в ту ночь было на грани жизни и смерти. Тогда Вайореля спасла Тсера.

Он не велел ей приходить на мельницу, но она ослушалась. Она всегда была слишком своенравна, но тогда это своенравие спасло их обоих. Голодная тварь взвыла. Жажда крови на миг взяла верх. Зубы щелкнули, взгляд устремился к Тсере. Все это длилось мгновение, но этого хватило Вайорелю, чтобы сбросить деградировавшего вендари в жернова мельницы. Тварь кричала, выла, захлебывалась собственной кровью, собственным безумием, но не могла умереть.

Вайорель спустился к жерновам. Уродливый сородич тяжело дышал. Его взгляд искал варианты спасения, мести. Но тени в углах стен уже оживали – пустота, подчинявшаяся хозяину. Вайорель давал ей жизнь до рассвета так же, как когда-то давно в сплошной пустоте была дана жизнь вселенной, планете, людям и вендари. Была дана до рассвета. Как оживленные тени умирают утром, так же когда-нибудь умрет и весь этот мир. Превратится в ничто. Станет тем, кем и был когда-то. Все сущее. Все живое и мертвое. Вайорель знал это. Каждый вендари знал это. Как знали ожившие тени, что умрут с лучами рассвета. Но до утра они могли жить, существовать, как и все вокруг существует до дня, когда настанет последний рассвет для всего. Существует, наполняя жизни, созданные пустотой, смыслом и целями. Взять хотя бы эту тварь, застрявшую в жерновах мельницы…

Голодные тени зашептались. Для них все вокруг было сгустками тьмы, пустоты. Если бы они не умирали утром, то, наверное, могли бы сожрать весь мир, а после сожрали сами себя. Но сейчас перед ними был сгусток пустоты вендари. Тварь в жерновах заскулила. За мгновение до смерти в его безумных глазах мелькнула тень сознания. Так, по крайней мере, показалось Вайорелю. Потом тени укрыли монстра. От плоти ничего не осталось, даже темной жижи, которая обычно остается от людей. Таким было первое убийство сородича, совершенное Вайорелем.

С того дня он стал странником, судьей своего народа, который следит за тем, чтобы вендари оставались вендари – грустными, печальными, потерявшими смысл жизни, но не безумцами, не бездушными тварями, ведомыми голодом. Поэтому он и оказался на пастбище Гэврила. Отшельник давно потерял все смыслы и ценности. Вайорель знал, что за мгновение до безумия всегда наступает покой. Затем назад ничего не вернуть. У Гэврила наступил такой же покой. Он мог продлиться много веков, а мог вспыхнуть припадком неудержимого голода уже сейчас. Вайорель прибыл в этот город, чтобы не опоздать, чтобы быть готовым действовать, когда настанет время… если настанет время. Но вместо безумия вендари, безумие проникло в головы его слуг. Сомнений не было. Он видел это глазами Мэтокса, потому что Мэтокс заставлял его смотреть на это. Мэтокс – последний мужчина Крины, последняя любовь.

– Постой, – сказал Вайорель. – Крина говорила, что ты музыкант, – его взгляд был твердым и непреклонным, как и его жест, которым он просил Мэтокса сесть за пианино у высокого окна. – Сыграй что-нибудь.

– Что, черт возьми, я могу сыграть сейчас?! – Мэтокс растерянно уставился на черно-белые клавиши.

– Сыграй то, что ты сейчас хочешь сыграть. Сыграй то, что соответствует твоим чувствам.

– Я ничего не чувствую, кроме жажды мести.

– Тогда сыграй месть.

– Такой мелодии не существует.

– Значит, создай ее, – Вайорель подошел к окну. Рассвет не спешил в этот город. Ночь казалась бесконечной и одинокой. Без друга, без слуги, без спутника…

Вайорель вздрогнул, услышав первые звуки музыки Мэтокса. Музыки его чувств. Эти звуки не были робкими. Скорее дерзкими, грубыми, злыми. И еще в них была боль. Такая же боль, какую чувствовал Вайорель. Боль утраты. Боль Крины. Ее страдания перед смертью…

Вимал не знает пощады. За долгие годы он изучил карту боли вдоль и поперек, заглянул в каждый закоулок этого мира криков и стонов, слез и мольбы. Но Крина не плачет. Почему она не плачет? Ее стойкость выводит Вимала из себя. Холдор и Пачджо стоят рядом. Волосы викинга залиты кровью. Кровью Крины. Кровью Вимала, которую она успела пустить ему. Ошметки плоти бесформенной массой свисают с лица Вимала. Но эти раны не смертельны, в отличие от ран Крины. Она задыхается. Кровь толчками выплескивается у нее изо рта, темной лужей расползается под ее телом.

– Вы догнали ее любовника? – спрашивает Вимал Холдора и Пачджо.

– Нет, – говорят они в один голос.

– Черт! – смуглое лицо Вимала заливается бурым цветом.

Крина смеется, глядя ему в глаза – в глаза своей смерти.

– Ее мужчина ранен и ему не выжить, – говорит Пачджо.

Холдор вытягивает руку, показывает вырванный из тела Мэтокса ошметок окровавленной плоти.

– Ты видишь? – шипит Вимал, вглядываясь в мутнеющие глаза Крины. – Твой пес издохнет, как и ты, – он слышит, как Крина что-то шепчет ему. Ее губы шевелятся, но слов не разобрать. – Что? – Вимал наклоняется ближе.