Книга Казанова - Иен Келли

Хотя де Берни в течение января 1754 года много раз наблюдал за Казановой, и в основном раздетым, до 8 февраля М. М. не позволяла своим поклонникам встречаться. Казанова вспомнил аббата по Парижу — они встречались в компании графа-маршала Кейта за четыре дня до отъезда де Берни в Венецию.

Вполне вероятно, что венецианские власти могли смотреть сквозь пальцы на роман посла с монахиней из монастыря Санта-Мария. Дипломатическому сообществу, конечно, было запрещено приватное общение с патрицианскими семьями, но связь с М. М. означала, что де Берни весьма рискует, что давало венецианским властям дополнительный козырь. Достоверно известно, что де Берни имел связь с женщиной из религиозного ордена, в письме от 1754 года он говорит о своей «монахине, которая ускользает из стен своего монастыря… и приходит к обеду в мой дом»; а позднее друг Казановы, князь де Линь, который хорошо знал де Берни, пишет о «приключении, которое он (де Берни) имел с монахиней в Венеции». Косвенное подтверждение высокой вероятности описанных событий можно найти у другого члена дипломатического корпуса, посла Великобритании Джона Мюррея, которого в 1757 году леди Мэри Уортли описывает как «скандального во всех смыслах человека… вечно окруженного сводниками». Он прибыл в Венецию позднее, в 1754 году, и к концу того же года был убежден, что любую монахиню в Венеции можно получить за «сто цехинов» — хотя нет ни единой записи, прямо подтверждающей подобное заявление.

Во время карнавала 1754 года и до мая, когда де Берни был отозван во Францию, М. М. ублажали два любовника. Пути мужчин не пересекались, хотя они и знали о существовании друг друга и, в некотором смысле, втянулись в любовный треугольник. После свидания, состоявшегося в канун Нового года, де Берни посылает Казанове золотую табакерку, украшенную двумя портретами М. М., один в монашеском облачении, а на другом она изображена обнаженной, а у ног ее — ухмыляющийся Амур с колчаном.

Вероятно, было неизбежным, что Катарина окажется вовлеченной в связи М. М. Ведь, поднаторев в похождениях, М. М., по-видимому, сделала Катарину своей любовницей в стенах монастыря. Об этом мы знаем лишь со слов Казановы, а он вряд ли был прямым свидетелем того, что произошло между женщинами. Но когда Катарина узнала в медальоне с «Благовещением», подаренном М. М., работу того же художника, который нарисовал портрет Казановы, спрятанный в перстень, который ей раньше подарил Джакомо, то она догадалась о неверности любимого и присоединилась к участникам этих сложных отношений. Организовала все М. М. Имея, благодаря происхождению из патрицианской семьи, сравнительно легкий доступ к гондолам и возможность покидать монастырь, а также используя влияние де Берни, М. М. помогла Катарине тайно покинуть монастыре и отправила ее в казино на Мурано. Здесь Катарина осталась ждать в полной растерянности неизвестно чего, а М. М. и де Берни наблюдали за ней через глазок, спрятанный в лепных розах. Когда, надеясь застать М. М., появился Казанова в карнавальном костюме Пьеро, он был потрясен и не слишком рад, обнаружив Катарину. Сразу же он понял, что стад объектом некоего заговора, почувствовал, что «им играют, его заманили в ловушку, провели и отвергли» обе женщины, изобличив его в обмане и неверности. Если М. М. и де Берни ожидали очередного секс-шоу, их постигло разочарование. Катарина сначала спокойно сообщила, что сама спит с М. М., любовницей ее собственного любовника, полагая, видимо, что это все искупает и сближает ее с Джакомо, затем последовала ночь слез, возражений, мольбы и сожалений. Уходя, Казанова отдал ей ключ от казино на Мурано и попросил передать его М. М., полагая, что больше никогда не увидит ни одну из женщин.

В отчаянии он направился домой, но в лагуне тем временем разразилась буря, и карнавальным гулякам, задержавшимся на Мурано на празднике, было очень опасно возвращаться в Венецию. Казанова чуть не утонул, но до дома добрался и слег в постель в палаццо Брагадина с лихорадкой, которая продлилась несколько дней.

Восьмого февраля, выздоровев, Джакомо уже вновь развлекал М. М. и де Берни за ужином в своем казино около «Сан-Моизе». Де Берни не смог припомнить, чтобы знал молодого итальянца в Париже, но заявил, что «с этого момента мы никогда не сможем позабыть друг друга. Тайна, объединяющая нас, такова, что делает нас близкими друзьями». В соответствии с заверением, он и М. М. решили попробовать воссоединить заново своих юных возлюбленных. Вернее, так они утверждали. С самого начала монашка и француз могли иметь целью всего развлечения не альтруистические романтические идеи, а превращение любовного треугольника в четырехугольник. Казанова был бессилен удержать свою «маленькую жену» вдали от развращенного и сексуально всеядного общества, в котором жил сам. Он недолго колебался прежде, чем согласился познакомить Катарину и де Берни и тем самым положить начало ряду еще более возмутительных оргий на радость послу-вуайеристу.

Эта часть мемуаров остается порнографичной и в наши дни, но из этого не следует, что описанные события не могли быть реальными. Казанова, к его чести, не оправдывает участников событий и их мотивацию для вступления в т. н. расширенные сексуальные отношения; он просто описывает ослабление чувства любви, стремление к сексуальному гедонизму, возможно, бисексуальные склонности, тягу к вуайеризму и — в центре всего этого — себя самого, в роли ошеломляюще приапической, но праздничной.

В первую общую ночь Казанова, М. М. и Катарина (де Берни отсутствовал) начали с обычной щедрой трапезы и чтения классической порнографической литературы (описаний любовных встреч между женщинами), а закончили сексом втроем, развлекаясь «всем зримым и ощутимым, что послала нам природа, свободно вбирающими все, что мы видим, и убеждающимися, что все мы становимся одного пола в том трио, в которое играем».

На следующий день Казанова признавался, что ощутил, как у него часто бывало после подобных оргий, «смутное раскаяние», но было ли оно вызвано внутренним неприятием усугубляющегося развращения совсем еще недавно девственной Катарины или тем фактом, что они пренебрегали средствами предохранения от беременности, хотя имели особые основания ее опасаться, остается не ясным. (Действительно, Казанова пишет: «Я всегда не мог решить, действительно ли мне стыдно или я просто слегка смущен».)

Однако он оказался не столь хорошо подготовлен к интриге, как думал. Запас прочности, как в отношении финансов, так и в отношении эмоциональной восприимчивости, у него был не столь непробиваемый, как у де Берни или М. М. Он счастливо окунулся в мир гедонистических излишеств, причем все более снисходительный к нему Брагадин оплатил часть затрат за аренду казино Холдернесса, но совершенно не предполагал втягивать туда Катарину. Тем не менее как только де Берни устроил так, чтобы М. М., Катарина и Казанова занялись сексом втроем, Казанова понял, что он становится ему обязанным и ценой будет связь между Катариной и де Берни. Казанова не имел желания присутствовать или участвовать, но все-таки ничего не сделал, чтобы предотвратить новую оргию. В последнюю минуту он уходит, сославшись на внезапное дело в палаццо Брагадина. Потом М. М. учтиво ему напишет, что он «сделал великолепный подарок» своему другу де Берни и что разум Катарины теперь «так же непредвзят, как наш… Я завершила ее образование для Вас».