Книга Обмененные головы - Леонид Гиршович
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вы шутите с огнем, молодой человек. Конечно, это неприятно, и я ее понимаю: с генеалогическим древом полная катастрофа, ее муж происходит и по отцовской и по материнской линии от каких-то прибалтийских евреев. Ее сын, ее внук больше не смогут называть Кунце своим дедом и прадедом. А ее как надули! Тридцать пять лет она считалась вдовой немецкого офицера, больше – павшего на войне сына гениального немецкого композитора. Что теперь будет с ее терновым венцом? Тем, кто готов был в ней видеть олицетворение немецкой верности, ее фигура отныне покажется нелепой.
Нет, она не требует от меня никаких доказательств – как будто боится их получить. Такое ощущение даже, что, когда я сейчас эти доказательства начну приводить, она попытается зажать уши.
Она меня слышит? Я ездил недавно в Польшу. И там отыскал служанку, которая проработала в нашей семье, то есть в семье моего деда, двадцать лет, с восемнадцатого по тридцать девятый год. Ее зовут Галина Куковака, она русская из Галиции, нянчила мою покойную мать и поныне здравствующую тетку. При ней, на ее глазах и разыгралась семейная драма в доме деда. Она подробно описала мне, как это было в тот день, когда мой дед попытался покончить с собой… да, чтоб ее не смущал мой шрам: это память о войне Судного дня, случайное совпадение, если только в этом мире что-то бывает случайно. Собственно, только благодаря этой старухе, тогда восемнадцатилетней девушке, дед и остался жить. Она случайно увидела его, уже готового спустить собачку, и крикнула – дед промазал. Как известно, это было в апреле, в канун Пасхи, день она точно не помнит – не то в среду, не то в четверг. Все правильно, не так ли? Ее барыня ждала ребенка, это общеизвестно – задним числом служанка, как и все, считала, что от любовника. Но при этом барыня была уже на шестом месяце. Свидетельство невежественной женщины может быть недостоверным – и даже, скорей всего, будет недостоверным – в чем угодно, но в этом вопросе я на нее полагаюсь. Спрашивается, как можно уже шесть месяцев быть беременной от человека, если тот приехал в Европу на Рождество, а сейчас только Пасха? Чтобы это скрыть, чтобы подлинная дата рождения ребенка осталась никому не известной, новоиспеченные супруги Кунце и скрываются в глуши, в Португалии, целых два года – а отнюдь не спасаясь от преследований бывшего мужа, как это намеренно представлялось. Сам «грозный преследователь» – третий, кто знал эту тайну, – ее не выдал. Наверное, между ними была договоренность, вроде того, что она обязуется никогда не искать встречи со своими дочерьми, а он забывает о третьем ребенке. Ведь Йозеф Готлиб был невменяем только в какой-то момент, самоубийство – это не цель, а средство, сильнодействующее болеутоляющее. Человек, который произвел в себя выстрел, даже если пистолет дал осечку, уже своей цели достиг, ему полегчало. После этого с ним можно разговаривать.
Фрау Кунце, однако, не сдается и успокаивает себя. Это все выглядит очень убедительно – если б еще имело под собой какое-то основание. Я так уверенно заявляю, что Клаус не сын Кунце, как будто имею какое-то бесспорное тому доказательство. Только у меня источники все как на подбор – по своей сомнительности: слепой флейтист, неграмотная старуха, живущая в Польше, сказавшая, что ее хозяйка была тогда якобы на шестом месяце беременности. Да кто ей поверит – настолько, чтобы… ну, прибавится к слуху о гомосексуализме еще один слушок. Нет ни одного великого человека, чью биографию не оплетали бы всякие грязные слухи, – только кто из порядочных людей им верит?
Боюсь, что фрау Кунце себя зря успокаивает. Разумеется, болтовня какой-то старухи ничего не стоит. Просто я лично, я уже объяснил, в этом абсолютно ей доверяю, в этом она грамотная. А потому не поленюсь и – не поскуплюсь: поеду в Португалию, отыщу деревеньку или городишко Эспириту-Санту и в тамошнем приходе попрошу выписку из церковной книги о крещении младенца Флориана Михаэля Николауса Кунце.
Фрау Кунце подошла к двери и открыла ее, затем к следующей – тоже открыла, и так, пока, как по системе шлюзов, я не очутился на улице.
Оказывается, я – охотник. Оказывается, я могу быть одержим страстью к преследованию. Вот чего за собою не ведал, ассоциировал себя скорее с дичью, с мишенью. Удивительное чувство – идти по следу. Уже не важно зачем, с чего все началось. Это может стать суррогатом творчества. Враг пытается петлять, выискивает лазейки – тщетно. Ты его медленно, но верно настигаешь.
С таким чувством я шел назад к станции, сильный, уверенный в себе человек. Напрасно из-за поворота предостерегающе вылетел автомобиль: мол, помни – и, преследуя, будь начеку! Я проигнорировал. Не обратил внимания, что позднее тот же белый «ягуар» (их не Бог весть сколько в Бад-Шлюссельфельде) стоял припаркованный на привокзальной стоянке. Я читал газету, местный «Тагесблатт» – ту я позабыл на лавочке. Между тем кто-то уже за мной наблюдал. Я ведь был меченый, меня легко было опознать. До поезда оставалось больше часа.
Так… снова матч века между Мухаммедом Али и, наверное, судя по результатам, Томом Сойером. Заметка об очередном генерале, ставшем очередным президентом: генерал Иенеш. Большая градирня нуждается в ремонте. В Доме Зайтца выставка рисунков вьетнамских детей, посвященная первой годовщине установления народной власти в Южном Вьетнаме. (Я релятивист – в том смысле, что зло бывает большим и меньшим. Интересно было бы послушать западных энтузиастов Вьетконга лет через десять, с другой стороны – возьмут на воспитание вьетнамскую девочку…) В Бангладеш в речку упал автобус, двести семьдесят человек утонуло, остальным удалось спастись.
Вот о чем писал местный «Тагесблатт» – не говоря опять же о предстоящих выборах в бундестаг восьмого созыва.
Генерал Иенеш – это к поездке в Португалию (как сказала бы гадалка). Эта страна для меня белое пятно. Слово «Португалия» отдает какой-то редкой породой, добываемой в недрах Испании, – а ведь уже сама по себе Испания с ее каравеллами, кастаньетами и гражданской войной окружена романтическим ореолом. Иногда португальский корабль декоративно проплывал на горизонте приключенческого английского романа. Годами для меня, советского жителя, Португалия политически была то же, что и географически: Испания, доведенная до крайности, последний тыл реакции. Крайне фашистская, крайне правая, крайне антикоммунистическая. Дальше отступать уже будет просто некуда – «за нами океан». Словом, полуостров Крым двадцатого года в европейских масштабах. А еще в Харькове показывали шпионскую кинокомедию в середине 60-х, где герой, поневоле агент всех разведок, после всех европейских столиц на десерт попадает в Лиссабон … В другом фильме, «Касабланка», герои мечтают только об одном: улететь – в Лиссабон. Как и в Испании, в Португалии были мараны, была инквизиция, и, лишившись своих евреев, подобно Испании, Португалия вскоре утратила свое могущество и мировое значение. (Где-то я об этом читал, скорее всего, у Фейхтвангера – а он, о чем бы ни писал, думает только о Германии. Не поленюсь, приведу цитату целиком: «“Еврейская опасность” – это реально, только антисемитизм слишком самонадеян, чтобы верно ее интерпретировать, она – в невозможности обойтись без евреев после того, как что-то хоть раз не обошлось без них. Антисемит смотрит на евреев как на бутылку, отвадить от которой, по его мнению, можно и должно. И видится ему уже нация, вернувшаяся к своему доеврейскому величию, – любое прошлое величаво, включая и “доеврейское”. Еврейская опасность – это искушение антисемитизмом, который для гонимых в целом меньшее зло, чем для гонителей. Последних в случае успеха ждет не просто бесчестие, оно кратковременно, но и полный упадок – чуть ли не на века». Конечно, он думал о Германии.)