Книга Свидание в Самарре - Джон О'Хара

— Года два вы можете об этом не беспокоиться, Мэри, — сказал Джулиан. — Вы же знаете Люта.

— Еще бы! — воскликнула Мэри Клайн.

Стоял один из таких дней, когда он мог, не кривя душой, сказать себе и что у него по уши работы, и что ему совершенно нечего делать. С похмелья самочувствие у него было не хуже, чем всегда в таких случаях. Он знал, что, несмотря на последствия прошлой ночи, работать может. Ему хотелось работать, трудно было только начать. Ему хотелось работать, чтобы обо всем позабыть, и он даже достал из ящика несколько листков разлинованной бумаги и карандаши с намерением подвести итог деятельности гиббсвиллского отделения фирмы «Кадиллак» за прошедший год. Самое подходящее время для этого, ибо ему не будут мешать агенты, да и других дел никаких нет. Однако слово «итог» заставило его вспомнить о Люте и о том, как он подытожил его поведение прошлой ночью, не позабыв и о последствиях. Эта история с Килти — он понимал, что произошло. О'Дауд, вероятно, давно пытался отговорить старика покупать «кадиллак», а прослышав о том, что Джулиан плеснул виски в Гарри Райли, помчался к Килти и продал ему свой автомобиль. О'Дауд умел торговать и сообразил, как использовать создавшееся положение. Джулиану было очень неприятно, что сделка сорвалась, потому что, несмотря на все шутки на этот счет, продать машину гробовщику выгодно, ибо это своего рода реклама. Гробовщики держат автомобили в отличном состоянии. Черные, блестящие, с отполированными боками, их машины сверкают чистотой. И по собственному опыту он знал, какое это производит впечатление: ему часто приходила в голову мысль, что уж коли суждено умереть, то хорошо бы отправиться на кладбище в шикарном катафалке Килти в сопровождении принадлежащих ему же столь же импозантных «студебеккеров». Звуки похоронного марша со стороны больницы святого Иакова неизменно вызывали у него мысли о Килти. И заплатил бы старик наличными. Получить деньги труда не составляло. Но вот они уплыли — вот в чем беда. А не приложил ли тут руку сам Гарри Райли? Гарри был очень богат и имел достаточно хлопот с собственными вкладами и владениями, но тем не менее отыскивал время вынюхивать, как идут дела у других, и похоже, именно он выведал, что Килти собирается купить «кадиллак». Такую вещь он обязательно бы пронюхал. А собственно, почему бы ему об этом не знать? Прошлым летом он одолжил Джулиану двадцать тысяч долларов, и деньги эти были немалой суммой, если даже для Гарри они пустяк. Чем и объясняется повышенный интерес, который мог проявить Гарри к делам Джулиана.

Двадцать тысяч долларов! Зачем он столько взял взаймы? Он прекрасно знал зачем. В ту пору в действительности ему нужно было лишь десять тысяч, но он рассудил так: уж коли приходится просить, так надо взять кусок побольше. Десять тысяч разошлись быстро. Около восьми тысяч, хотя прошлым летом строительный материал и работа стоили недорого, было истрачено на сооружение внутреннего пандуса, который, по расчетам Джулиана, должен был впоследствии дать большую экономию на электроэнергии: лифтом пользовались бы гораздо меньше. Но пока экономия почти не ощущалась. По правде говоря, Джулиан, если бы кто-нибудь вовремя усомнился в целесообразности сооружения пандуса, не стал бы слишком горячо возражать. Куда еще ушли деньги? А, да, на покупку двух трехколесных мотоциклов. Предполагалось, что механик поедет на мотоцикле, например, в гараж Дейвиса, прицепит какую-нибудь штуковину на «кадиллак» Дейвиса и поведет автомобиль с прицепленным позади мотоциклом в гиббсвиллское отделение «Кадиллака» для заправки или ремонта. Эта идея тоже должна была дать экономию, но в бухгалтерских документах экономия пока не нашла отражения. И зачем два мотоцикла? Одного было бы достаточно. Более чем достаточно. Еще были деревья, прекрасные, стройные деревья. Джулиан научился, проходя мимо этих деревьев, не замечать их, но сейчас усилием воли заставил себя о них подумать. Вон они, стоят вдоль обочины. За семьсот шестьдесят шесть долларов и сорок пять центов, включая доставку и посадку. С точностью до цента Джулиан знал их стоимость, но понятия не имел, какие это деревья. Он купил их, преисполнившись любви к природе после завтрака, проходившего под девизом «Сделаем наш город красивым». Когда-то там, где сейчас находится гиббсвиллское отделение «Кадиллака», росли деревья, росли они и вдоль обочины, но их срубили. И вот в один прекрасный день Джулиан присутствовал на завтраке под девизом «Сделаем наш город красивым», где все по очереди вставали и говорили про деревья и про свой вклад в благоустройство центра города, в гараж Джулиана находился именно в центре. На завтраке по совершенно случайному совпадению присутствовал и человек из питомника, и Джулиан купил у него деревья. Вот на это все и ушло десять тысяч долларов.

А другие десять тысяч потребовались для серьезных расходов, как, например, погашения банковской ссуды, выплаты жалованья работникам и так далее.

Лют был прав и в другом: Эд Чарни — отличный клиент. «Я тоже для Эда неплохой клиент, — напомнил себе Джулиан, — но он более выгодный». По поводу Эда надо бы что-то сделать, но он решил, что в данный момент следует воздержаться от каких-либо действий. Да, прошлой ночью он определенно вел себя глупо. Разозлил Эда Чарни. А про Кэролайн лучше сейчас и не вспоминать. Он на работе и будет думать только о работе. Если Эд Чарни действительно разозлился — нет, он этого не сделает, он не швырнет гранату в гараж. Здесь не Чикаго, а Гиббсвилл. И помимо всего, фамилия Инглиш тоже кое-что в этих краях значит. «Но не благодаря мне», — пробормотал Джулиан.

— Черт бы его побрал, — сказала Мэри Клайн.

— Кого? — спросил Джулиан.

— Лютера Флиглера, — ответила Мэри. — Он, когда отпускает бензин, пишет в квитанции цифры так, что не поймешь, десять галлонов он отпустил или семьдесят.

— Не думаю, чтобы он выписал квитанцию на семьдесят галлонов. В бак машины не входит столько бензина, — сказал Джулиан. — Кроме того, это не ваша забота. Пусть об этом беспокоится Брюс.

Мэри повернулась к нему.

— Извините, но вы, наверное, забыли, что сами разрешили Брюсу отпуск до конца недели.

Ее тон означал следующее: несмотря на явную несправедливость, я продолжаю выполнять свои обязанности. Брюс Райчелдерфер был бухгалтером, и Джулиан дал им отпуск на всю рождественскую неделю.

— Да, верно. Дайте-ка мне квитанцию.

Она подала ему листок. Как всегда, она была права: же поймешь, десять или семьдесят написал Лют.

— Придется нам писать семь с палочкой посредине, как пишут в Европе, — сказал он. — Тогда будет понятно. А сейчас будем считать, что он написал десять галлонов. Он не стал бы выписывать сразу семьдесят галлонов.

— Я просто хотела убедиться. Шестьдесят галлонов бензина стоят немалые деньги, и мы не можем…

— Я знаю, Мэри. Вы правы.

От ее тона ему почему-то стало страшно, страшно так, будто он знал, что совершил дурной поступок. Чувство это было давнишнее, и он по-прежнему определял его фразой из детства: «…совершил дурной поступок». И не только от ее тона, но и от ее манеры держаться, хотя ничего нового в этом не было. Уже много недель, а может, и месяцев она вела себя, как учительница, намеревающаяся поговорить с ним о его учебе или поведении. Она была Права, а он был Неправ. Она была способна заставить его почувствовать себя вором, развратником (хотя, знает господь, он ни разу не попытался к ней приставать), пьяницей, бездельником. Она была истинной представительницей того слоя общества, из которого произошла: солидных, почтенных, среднего достатка пенсильванских немцев лютеранского вероисповедания, и, когда он думал о ней, когда ощущал ее присутствие или — особенно явственно — ее жизненные принципы, ему казалось, что в их маленькой конторе внезапно появилась целая толпа честных клерков, механиков, домашних хозяек, учителей воскресной школы, вдов и сирот — всех, кто живет на Христиана-стрит и, это ему было известно, втайне ненавидит его и других обитателей Лантененго-стрит. В их семьях могли быть незаконнорожденные дети, кровосмешение, хвори, супружеское скотство, жестокость к животным, бесчеловечное отношение к детям и все прочие распространенные пороки, но все вместе они являли собой тесный фронт солидных здоровых и трезвых пенсильванских немцев со всеми их достоинствами. Они ходили в церковь по воскресеньям, копили деньги, заботились о стариках, любили чистоту, увлекались музыкой, избегали ссор и умели отлично работать. И вот они сидели круглой спиной к нему, в коленкоровых нарукавниках, в аккуратной блузке, такой же свежей после пяти часов работы, как рубашка Джулиана после двух. И жалели о том, что этот превосходный бизнес не находится в руках одного из их соотечественников, а гибнет с помощью шалопая с Лантененго-стрит. Однако, как был вынужден признать Джулиан, Лют Флиглер тоже из пенсильванских немцев и тем не менее отличный парень. Раздумывая над этой Проблемой, Джулиан вернулся к своей старой теории: вполне возможно — а почему бы и нет? — что мать Люта переспала с каким-нибудь ирландцем или шотландцем. Придет же в голову такое о старой миссис Флиглер, которая-до сих пор пекла самые вкусные пироги из тех, что Джулиану довелось на своем веку отведать.