Книга Мэбэт - Александр Григоренко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Зачем пришел? — повторил Мэбэт, предчувствуя, что сейчас гость увязнет в пустой болтовне.
Езанга смутился немного и продолжил уже не так смело.
— Так вот, чего пришел… Человек я бедный, оленей мало — так мало, что в прошлую зиму едва по людям не пошли. Однако, боги не попускают зла — выживаем потихоньку. Вот я и думаю: придет время сынка женить — чем калым платить буду? Думал я, думал, и про тебя вспомнил! У тебя, сказывают, три дочки есть. Вот этой, — он указал на ту, которая потверже на ногах держалась, — который год?
— Тебе зачем? — спросил Мэбэт, догадываясь, к чему клонит Езанга, и не веря своей догадке.
— Как зачем? Сынка моего хочу за твою дочку посватать. По колыбельному, значит, сговору. Иначе, ты уж прости, не могу.
К обычаю колыбельного сговора прибегали бедные, малооленные люди, которым не под силу выплатить весь калым сразу. Женили детей лет трех или пяти, а то и вовсе младенцев, и до совершеннолетия — когда девушка сможет рожать — отец жениха обязывался частями выплатить весь калым отцу невесты. Бывало, что и не самые бедные люди шли на колыбельный сговор. Чаще всего это случалось во времена несчастливые, когда проходил по тайге мор, прорежая стада и чумы, или когда нападали чужие племена и уводили женщин. Тогда женщины становились дороги, и отцы, не стесняясь, запрашивали калыма по сотне оленей и более. И еще шкур, железа, одежды, котлов медных…
Мэбэт расхохотался так громко, что дети испугались и замерли.
— Жена, — позвал он сквозь смех, — иди сюда. Твою дочку сватать пришли. Выйди на родственника посмотреть…
Ядне вышла из чума — рукава малицы засучены, руки по самые локти в рыбьей крови и чешуе. Она слышала разговор (Езанга не умел говорить тихо) и в сердце ее затаился страх. Как всякая мать, она хотела своим дочерям хорошей, справной родни, поэтому Езанга не забавлял, и даже злил ее. Со страхом боролась робкая надежда, что муж ее, любимец божий, не допустит такого смешного и даже позорного родства. Но надежда была слаба перед страхом. Вот уже четвертый раз она рожала, первый ребенок умер при родах, остальные выжили, — но это были дочери. Мэбэт все больше впадал в досаду, оттого, что нет у него сына, и, уже не таясь, говорил, что украдет себе другую жену, а ее прогонит, потому как не любил он, когда в становище много женщин. Она знала: чего бы не решил Мэбэт, ей остается лишь покорно принять его решение.
Но хуже всего было для Ядне то, что любимец божий не чурался шуток.
— Твоя воля, — сказала она глухо, и ответ ее не понравился мужу.
Тут и сбылся страх.
— А что — хорошее дело, — весело сказал Мэбэт и дружески хлопнул по плечу Езанги. — Какой калым дашь?
— Сразу пять оленей пригоню! Сразу пять! — выкрикнул, подпрыгнув, гость, — и еще две шкуры дам… Три шкуры!
Ядне молчала.
— Хозяйка, — кричал Езанга, — сынок у меня шибко хороший. И поет, и пляшет, и уже сам петли ставит…
— Слышала? Пять оленей! — хохотал Мэбэт.
— А еще потом…
— А еще потом — слышала? Будешь мне каждый год девок рожать — на одном калыме обогатимся. На охоту ходить не надо. И сына не надо — зачем мне сын?
Грязной рукой Ядне закрыла лицо и скрылась за пологом — было слышно, как она плачет.
Рожа Езанги светилась от счастья:
— Ничего, поплачет твоя хозяйка, потом рада будет, сам увидишь.
Веселье вдруг сошло с лица Мэбэта:
— Почему ты ко мне пришел? Разве ты не слышал — кто я? Или других, тебе подобных, не нашел в тайге?
Езанга смутился:
— Так ведь… люди всякое говорят. Я не слушаю — сам вижу: человек ты шибко хороший… Красивый человек. И дочки, опять же, у тебя…
— Вот этой, — Мэбэт указал на старшую девочку, — три года, четвертый. За нее сорок оленей отдашь.
— Сорок оленей, — прошептал Езанга.
Кожа с широких скул поползла к безгубому рту и глаза стали больше. Непосильную мысль перебирал в голове нелепый человек, повторяя: «Сорок оленей, сорок оленей…»
Любимец божий оборвал его:
— Сорок оленей за дочь Мэбэта — это даром.
Помедлив, и не меняя выражения лица, Езанга повторил.
— Даром…
Глянул в небесные глаза любимца божьего, и сказал громко:
— Сорок, так сорок. Красивый ты человек, шибко красивый. Я люблю красивых людей.
Ударили по рукам — и был колыбельный сговор между Мэбэтом из рода Вэла и Езангой из рода Нэвасяда.
Через несколько дней отец пятилетнего жениха пригнал в становище отца трехлетней невесты пять оленей и привез две оленьих шкуры. Столько же обещал давать каждый год, пока весь калым не выплатит. Сговор отпраздновали: Езанга объелся и, довольный, распевал свои песни, сидя на комле и болтая ногами…
Осенью того же года, в день первого снега трехлетняя невеста каким-то чудом вскарабкалась на высокий лабаз и упала с него, ударившись головой об острый камень — и умерла невеста. Откуда Запутавшийся В Силке узнал про беду — неизвестно. Однако, уже на другой день примчался он в становище Мэбэта и в голос плакал вместе с Ядне, и говорил, плача:
— Ой не надо бы плакать… не надо бы… плыть ей через реку слез… от наших слез река разливается… не надо бы плакать…
«Совсем дурак», — глядя на Езангу, подумал Мэбэт — но без злобы подумал. Тем же днем предложил ему другую дочку, которой год с небольшим.
Езанга согласился.
Однако гибель трехлетней невесты оказалась лишь предвестием большой беды. Двойной мор пошел по тайге, убивая и в чумах, и в стадах. Оленей Мэбэта болезнь почти не тронула, но еще до весны забрала у него двух дочерей — и остался божий любимец бездетным. Езанга все так же приезжал и плакал — его не прогоняли. У нелепого человека болезнь выкосила и без того худое стадо. Из людей забрала лишь мать-старуху. Жена и дети остались живы, но грозила им тяжкая голодная участь.
Жена выла, и Езанга пытался успокоить ее словами, что, мол, охотой прокормимся, но сам понимал бессмысленность своих утешений. Видно, прогневили люди бесплотных, не сговорились с духами, и вместе с мором начала тощать тайга. Зверь попадался все реже, в охоте на сохатых волки были удачливее людей…
Начала жена подговаривать нелепого человека: раз у Мэбэта нет больше невест, пусть вернет те пять оленей, которых получил по сговору.
— Что ты! — махал руками Езанга. — Думай своим носом! У сговора обратного хода нет.
Но жена брала настойчивым вытьем, в котором слышалась вполне разумная речь о том, что пять оленей хоть крохотное, но стадо. А без него — погибель.
— Ты говорил, Мэбэт человек добрый, — причитала жена. — Пусть не по обычаю, по доброте отдаст пять оленей.
Наконец, одолел этот плач Езангу и, собравшись духом, отправился он в становище любимца божьего.