Книга Инженер магии - Лиланд Экстон Модезитт

— Видно, приятель, придется теперь и нам ехать к Кирилу, — замечает солдат. — Как я понимаю, теперь, кроме «Рыжего Льва», податься некуда.

Он поворачивает серого в яблоках коня и направляет его вверх по улице. Доррин, бросив последний взгляд на сгоревшую гостиницу, берется за поводья, но его останавливают жалобные причитания нищенки:

— А мой медяк, господин? Как же мой медяк?

От нее исходит ощущение хаоса, однако не зла, а просто беспорядка.

Порывшись в кошельке, Доррин бросает ей медяк, а потом, взяв двумя пальцами отобранный у воришки нож, кидает ей и его:

— Возьми. Может, сумеешь продать.

Порыв жаркого ветра бросает ему в лицо сажу, и Доррин смаргивает, а когда открывает глаза, нищенки перед развалинами «Кружки» уже и след простыл.

Возле конюшни «Рыжего Льва» Доррин спешивается и, держа поводья в одной руке, а посох в другой, заглядывает под узкий навес.

— Привет, целитель, — говорит кудлатый конюх, волокущий тюк сена к стойлу.

— Привет, Ваос. Сегодня у тебя конюшня битком набита.

— Кирил будет рад, но вообще-то от солдатни одна морока.

— Что, все они так уж плохи?

— Демоны, конечно же, нет! Но почем мне знать, кто из них расщедрится на хорошую выпивку, а кто будет скупердяйничать? Ну а скупердяи нам ни к чему... Поставь свою кобылу в крайнее стойло, рядом с Кириловой. Он весь в делах и ничего не заметит, а лошадки обе славные, так что они поладят.

— А можно?

— Раз я сказал, значит, можно. Положись на меня, целитель.

— Спасибо, приятель, — с улыбкой говорит Доррин, потрепав Ваоса по плечу. Тот выразительно посматривает на свой тюк. Заметив это, Доррин отставляет в сторону посох, вручает юнцу поводья и взваливает кипу сена себе на плечи.

— Нести-то куда?

— Брось в ту кормушку, во втором стойле. Я потом веревки разрежу и раскидаю куда требуется.

Во втором стойле ржет и скалит зубы рослый белый жеребец. Остановившись и удерживая тюк на плече, Доррин пытается успокоить коня. Жеребец снова ржет, но уже не так злобно. Юноша сбрасывает сено в ясли и гладит коня пальцами по лбу.

— У белого что-то болит? — обращается он к конюху.

— Понятия не имею. Я вообще не видел, как его ставили, — отзывается Ваос, ведя Меривен к дальнему стойлу.

Задержавшись, Доррин оглаживает коня обеими руками и, обнаружив рубцы от плети, исцеляет их, снимая боль и отчасти успокаивая животное.

— Бедняге досталось плетью.

— Чертова солдатня, — равнодушно ворчит конюх. — Я принесу зерна для твоей лошадки.

— Ну, это не обязательно.

— А тебе было вовсе не обязательно заниматься чужой лошадью, — с ухмылкой отзывается Ваос.

— Делаю что могу, — ухмыляется в свою очередь Доррин и берет посох. Пока Ваос роется в бочке щербатой жестяной кружкой, Доррин выходит из конюшни и направляется к трактиру

— Смотри! Я ж тебе говорила, что он сообразит, — заслышав знакомый голос, Доррин поднимает глаза и видит у дверей Кадару с Бридом.

— Вы куда лошадей пристроили? — спрашивает он. — Что-то я их не заметил. Неужто проглядел?

— Пришлось поставить в платную конюшню. А ты?

— Я... э... Ваос подыскал тут... местечко для Меривен.

— И что же ты для него сделал? — спрашивает Кадара чуть ли не снисходительно.

— Ничего особенного. Просто потолковал с ним.

— Ты здесь впервые?

— Нет, бывал пару раз с Пергуном. Это подмастерье с лесопилки.

— Видишь, Кадара, — широко ухмыляется Брид, — твой друг вовсе не беспомощен. Просто он все делает по-своему, потихоньку.

— Ага, никогда не спешит, но коли упрется, так с места не сдвинешь.

Брид смотрит на Доррина и пожимает плечами, словно говоря: «Ну что с нее взять?»

Доррин пожимает плечами ему в ответ.

— Мужчины... — кривит губы Кадара, переводя взгляд с одного на другого.

Брид занимает столик, освобожденный уходящими солдатами. Не успели трое друзей усесться, как перед ними появляется служанка.

— Что будете пить?

— Темное пиво.

— Мне тоже.

— А мне сок, — добавляет Доррин.

— А, это ты целитель! А как насчет еды?

— А что есть?

— Что и всегда — мясо в соусе или пирог с дичью. И то и другое — три медяка. Есть, правда, еще отбивные, но брать не советую.

— Мне мяса, — говорит Доррин.

— И мне, — в один голос вторят ему Брид и Кадара.

— Надо же, а мы-то думали, что, приглашая тебя сюда, даем возможность отдохнуть от тяжкого труда в кузнице, — насмешливо укоряет Доррина Кадара.

— Так оно и есть. Просто иногда я устраиваю себе отдых сам, а иногда мне помогает еще и Пергун.

— Тебе все еще нравится работать в кузнице?

— Я учусь. Яррл говорит, что мне еще многое следует усвоить, а мастер он славный. Думаю, не хуже Хегла.

На столе, одна за другой, появляются три кружки. Доррин вытаскивает два медяка, но Кадара успевает вручить служанке полсеребреника.

— Сегодня мы угощаем.

— Спасибо.

— Ну, как у тебя дела? — снова спрашивает Кадара. — Выкладывай все!

— Хорошо. Яррл разрешает мне пользоваться горном по ночам, и я смастрячил несколько вещичек. Но на серьезное дело требуется время.

— Возможно, у тебя его больше, чем ты думал, — тихо произносит Кадара.

— Почему?

— Фэрхэвен обложил товары с Отшельничьего дополнительным налогом.

Доррин отпивает соку.

— Ты не понял? — спрашивает Кадара, возмущенная его безразличием.

— Просто проголодался.

— Человек проголодался, — смеется Брид. — Объясняю, что беспокоит Кадару. Она считает, что из-за этой пошлины корабли между Кандаром и Отшельничьим будут ходить все реже и реже, а значит, когда придет время, мы не сможем вернуться домой.

— А тебя это совсем не беспокоит? — любопытствует Кадара.

— Что толку переживать попусту? Вернуться сейчас Лортрен нам все одно не позволит, а за год много чего может случиться, — говорит Брид, отпивая большой глоток.

— Вы оба — тупоголовые упрямцы! — фыркает Кадара, глядя в упор на собеседников. — Один света не видит за своими машинами, а другой предпочитает закрыть глаза на очевидное и думать, будто все уладится само собой.

Доррин косится в сторону кухни, надеясь, что служанка принесет еду прежде, чем у него забурчит в животе.