Книга Страж неприступных гор - Феликс В. Крес

Слепая Риди стояла там же, где и обычно, — спиной к бизань-мачте, опершись об ограждение на корме. Она наблюдала за подчиненными, то и дело потирая пальцами одной руки ладонь второй, где кожа была чуть светлее. У нее осталось нечто вроде… воспоминаний о боли. Такое бывало. Часто ран уже не было видно, но какое-то время они еще болели.

Какой-то матрос потерял сознание рядом с ведром и осел на палубу с вонючей тряпкой в руке. На корму вскарабкался Мевев.

— Проблема, капитан.

— Проблема — это ты. Нажрался вчера как свинья. До беспамятства.

— Ты тоже.

— Я нет. Впрочем, мне можно.

— О том и речь, — подытожил Мевев и пояснил: — О пьянстве.

— И что с пьянством?

Мевев покачал головой, о чем-то размышляя и глядя то на море, то на палубу. Привыкшая к поведению своего заместителя, Риди его не торопила.

— Все не так. Вообще все. Команда не знает, что такое дисциплина.

— Они исполняют любой приказ.

— И все равно никакого толку.

— Они меня боятся.

— Как сумасшедшую с факелом и бочкой пороха. Они не знают, чего от тебя ждать и как с тобой говорить.

Она внимательно посмотрела на него.

Мевев все так же задумчиво качал головой, подбирая слова и глядя на море, на паруса, на бесчувственного матроса рядом с ведром. Проблема казалась ему чересчур сложной. Он был неглуп, даже слегка пообтерся в разных кругах, но оставался простым человеком. Он видел — что-то не так, но с трудом понимал, что именно. А облечь столь сложные мысли в слова у него вообще не получалось.

— Команда любит, когда ты им показываешь, на что способна… — наконец начал он.

— Ну конечно, — поддакнула она.

Мевев потерял мысль.

— Помолчи, капитан. Иначе я так и не сумею ничего сказать.

Он начал еще раз:

— Команда любит, когда ты им показываешь, будто ты словно какая-то посланница. У кого есть капитанша, которую можно рубануть мечом, а ей ничего? Ни у кого, только у нас. Всем нравится, что ты вытворяешь. Где еще можно собственными глазами увидеть такую бабу, которую Неллс чуть ли не навылет протыкает, а она только верещит и смеется? За работой тебя тоже видели. Как ты отрывала башки имперским. В самом деле отрывала. Никто так не может.

Мевев уставился на море, молча качая головой.

На палубе продолжалась уборка. Паруса никогда еще не ставили столь тщательно.

— Я знаю, что в тебе сидит та дрянь, тот Рубин, — снова заговорил он. — Но команда не знает. Все знают, что ты не приносишь несчастья своей команде, только другим. Рассказывают всякие байки — о том, что тебе зашили Рубин туда, где у всех других сердце. Или что ты носишь его под повязкой в выбитом глазу, такое я тоже слышал. В таверне. И вообще, что ты носишь где-то на себе разные Предметы или… ну…

Мевев снова немного помолчал.

— Если попадается какой-нибудь глупый новичок, — продолжил он, — то ему подсказывают твое настоящее имя. И когда он произнесет его целиком, смотрят, что с ним случится. Известное дело — кого-то начнет трясти, кто-то станет задыхаться, кто-то обосрется. Потом об этом целый месяц говорят. Что и хорошо, поскольку ты для них странная и страшная. Говоришь такому: «Раз напортачил, то прыгай за борт», а он скок — и его уже нет. Ну, понятно — если сразу не выпрыгнет и разозлит тебя, то его вышвырнут за борт другие. Только уже по кусочкам.

Она сосредоточенно его слушала.

— Ну так и к чему это все?

— Погоди. Ко всему прочему, ты для них еще и… своя. На капитана матрос порой и рта раскрыть не смеет, ибо сразу получит в морду. А ты пьешь с ними, дурачишься, танцуешь. Иногда даже дашь матросику, если он решит, что ты в настроении, скажет пару красивых слов и принесет какую-нибудь побрякушку. А уж после того, как ты всех нас вытащила из петли, команда в огонь за тобой пойдет.

— Так к чему это все? — повторила она. — Насколько я слышу, все хорошо.

— Так хорошо, что даже слишком хорошо.

Она вопросительно посмотрела на него.

— Изволь объяснить доступно, — потребовала она.

Иногда, когда она переходила на свой высокомерный гаррийский, Мевева охватывала неприкрытая злость. В свое время он заметил, что Риди, похоже, даже сама того не зная, совершенно иначе разговаривает с Раладаном или, например, с кем-то вроде той рослой блондинки, встреченной в порту в Ахелии, наверняка высокопоставленной госпожой, чтоб ей провалиться, чем с ним и вообще со всеми моряками. Она что, старалась опуститься до их уровня? Чтобы они понимали, о чем она говорит?

— Я говорю, что хорошего слишком много. Для моряка должно быть все просто и ясно, а для этих людей все перемешалось. Это капитан, а это шлюха для команды. Но если капитан — заодно и шлюха для команды, то что следует делать: слушать ее или трахать? Иногда слушать, а иногда трахать?

— Ну да! — кивнула она. — Всему свое время и место.

— Но они не знают, когда делать одно, а когда другое. Стоит им выпить, и в голове у них все путается.

Мевев уже был сыт разговором по горло и жалел, что вообще его начал.

— Ты никогда не говорил, что у них в голове путается.

— Когда-то не путалось. Ты показывала им, что умеешь, а они на тебя таращились и даже не знали, можно ли подойти ближе. А теперь Неллс прибивает тебя к стене и залазит на тебя.

— Потому что я так ему велела. — Прекрасная Риди умела говорить намного более складно, нежели Мевев, но он, увы, был умнее; он видел, в чем проблема, просто не умел выразить ее словами, капитанша же ничего не видела. — Иначе бы он никогда на меня не залез, поскольку я бы ему башку оторвала. Не понимаешь, зачем все это было? Я ведь тебе рассказывала, как оно бывает, когда мне приходится накормить суку, иначе…

Тихий действительно уже устал от этого разговора.

— Хотел бы я посмотреть, как следом за Неллсом на тебя залезут все остальные. Хотя… после того, что случилось вчера, такое, пожалуй, будет нескоро. Шестеро убитых, десять раненых… Ну и дала же ты им.

— Ну! — рассмеялась она.

— Слушай, капитан… В следующий раз не устраивай… ну, зрелища. Особенно по пьяни. Раз уж тебе приходится так делать — значит, надо. Я все понимаю, ты мне говорила. Но мы с Неллсом сами можем тебя прибить к стене. Или прижечь тебе пятки, или что ты там придумаешь. Парням лучше не показывай. Ведь они уже знают, на что ты способна. И давно.

Она удивленно посмотрела на него, неуверенно моргая единственным глазом.

— Но я же люблю показать себя. Люблю, когда на меня так смотрят, а еще начинают кричать и свистеть от радости… Я же очень красивая. Или нет? — вдруг забеспокоилась она. — Некрасивая? Мевев? Я знаю, все из-за этого живота!