Книга Я, ты и любовь - Джасинда Уайлдер

Возвращаюсь к его концу: он великолепен. Я просто… О боже. Я трогала его, но не видела во всей красе, во всей длине, во всех его толстых дюймах, надвигающихся на меня. Я забыла дышать, прикусив губу.

— Не волнуйся, я осторожно, — сказал Колтон очень нежно.

Он думал, что я боюсь. И когда я это поняла, то испугалась. Я пришла в ужас. Чуть не закричала. Сознание случившегося захлестывало меня снова и снова, волну за волной неся боль, вину, стыд и слезы.

— Нелл, что? Что? Почему ты плачешь? — Колтон прилег сбоку и пощекотал мне лицо своим носом. — Блин… Блин, это я накосячил. Слишком много всего сразу. Как же я так… — Он прижал ладонь ко лбу.

— Нет… — судорожно прорыдала я. — Я не из-за тебя.

— Тогда из-за чего?

— Ну, в каком-то смысле из-за тебя, — глубоко дыша, я вонзила ногти в руку. Боль сработала — я немного успокоилась. — Из-за тебя, но… не из-за того, что ты думаешь.

— Объясни же вразумительно, черт бы все подрал! — зарычал он.

— Прости. Прости. — Я глотала воздух и больно дергала себя за волосы. — Ты просто настолько больше… Настолько масштабнее, чем все, чем… Кайл. — И я снова зарыдала.

— Ё-мое. — Колтон снова навис надо мной, опираясь на локоть, но я едва видела его через жгучую соленую пелену. — Нелл, я — это всего лишь я. Да, я сказал — последняя возможность, но… дело сделано. Не бойся. Не надо… Господи, я такой урод хренов… Слушай, как решишь, так и будет. Извини, что я тебя втянул.

Я засмеялась сквозь слезы.

— Ну и идиот же ты, — выговорила я.

Колтон замер, будто окаменел.

— Как ты меня назвала? — спросил он ледяным голосом.

Изогнувшись, я посмотрела на него и увидела, что он в ярости. Подбородок напрягся, челюсти сжаты, на шее выступили жилы.

— Колтон, я… я только хотела сказать, что не боюсь. Тебя не боюсь. Я назвала тебя идиотом, потому что ты ведешь себя так, будто меня во что-то втравил. А ведь это я тебя втянула. — Его трясло от бешенства, меня — от замешательства и ужаса. — Извини… я… я не… я не хотела… пожалуйста…

— Заткнись на секунду и дай мне остыть, а?

Я кивнула и лежала, боясь шевельнуться.

Через несколько минут Колтон проговорил гораздо спокойнее:

— У меня проблема с этим словом. Когда меня называют идиотом или дураком… Дебилом, дегенератом, тормознутым и тому подобное… Я взрываюсь, как по нажатию кнопки. Не повторяй этого. Никогда, даже в шутку. Поняла?

Я кивнула.

— Да, поняла. Прости. Ты не идиот, ты потрясающий человек. Ты… это целая вселенная. Я так и хотела сказать. Это…

— Не нужно так усердствовать, уже забыли, — перебил Колтон.

Я вскинула на него глаза, стараясь рассмотреть, понять, что с ним случилось, почему у него появился такой комплекс. Очевидно, кто-то постоянно унижал Колтона, оскорбляя его умственные способности. Раз это вызывает у него такую ярость, значит, далеко искать не надо. Но неужели мистер и миссис Кэллоуэй на это способны? Кайла они всегда поддерживали и любили. Временами проявляли строгость, особенно если речь шла о репутации семьи, но это можно понять.

— Я не усердствую, — тихо сказала я. — Я объясняю, почему вдруг разревелась, как девчонка.

— Ты и есть девчонка, — резонно заметил Колтон.

— Да, — сказала я, — но пока ты не вызвал меня на откровенный разговор, я вообще не плакала. Совсем.

Колтон развернулся и поглядел на меня.

— Ты не оплакивала Кайла? — спросил он почти недоверчиво.

— Оплакивала? — недоуменно переспросила я. Он говорил об этом, как о чем-то обязательном.

Колтон поднял голову и уставился на меня.

— Оплакивала, прошла все стадии горя? — Он снова улегся, сжав пальцами переносицу. — Значит, нет. Поэтому ты в таком дерьме.

Я прикрыла лицо ладонью, пряча раздражение, обиду и повлажневшие глаза, которые больно защипало.

— Он погиб. Я это пережила.

Колтон фыркнул:

— Ни хрена подобного. Ты же режешь себя, Нелл!

— Уже несколько недель не режу! — Я сознавала, что потираю шрамы большим пальцем, но ничего не могла с собой поделать.

Колтон взял мои руки и развел в стороны, проведя кончиком пальца по узору из белых линий. Этот нежный жест пронзил мне сердце. Подбородок у меня задрожал. Его взгляд был мрачным.

— Нехило, — сказал он и посмотрел мне в лицо. Взгляд стал твердым, жестким. — Если ты еще раз себя порежешь, я рассержусь. По-настоящему. Тебе не захочется этого видеть.

Боже упаси. Не сомневаюсь. Но я не ответила. Этого я обещать не могу. Пока мне удавалось не резать руки, потому что голова занята Колтоном. Это отвлекает и без спасительной боли.

Колтон на это не повелся. Двумя железными пальцами он взял меня за подбородок.

— Обещай, Нелл. — Глаза цвета синевы небес стали настойчивыми. — Обещай мне, говорю. Больше никаких порезов. Если невтерпеж, звонишь мне. Я приезжаю, и мы решаем проблему. О’кей?

Как бы мне хотелось дать такое обещание… Но не могу. Он не понимает, как сильна во мне необходимость заглушить боль. Я ненавижу эту привычку, искренне ненавижу. После порезов еще тошнее, проблема лишь усугубляется. Я не могу пересилить себя, это уже не привычка, а зависимость, тайный позор, вроде как подсесть на травку, или таблетки, или на что хотите. Колтон знает, что такое резать себя, но не сознает, насколько глубоко во мне гнездится это желание.

Я не ответила. Дрожа всем телом, я смотрела в потолок. Мне хотелось пообещать. Я хотела исцелиться и никогда не ставить новых зарубок боли на запястьях и предплечьях.

Колтон сел, обнаженный, уже без эрекции. Я загляделась на его поникший член, отвлекшись всего на несколько мгновений. Колтон схватил меня в охапку, поднял и посадил к себе на колени, заставив смотреть в свои гневные глаза.

— Обещай мне, Нелл, черт бы все подрал!

— Нет! — Я вывернулась, отбиваясь, чтобы уйти с кровати, подальше от его горячей кожи, стальных мускулов и сердитых, пронзительных глаз. — Нет! Ты не можешь от меня этого требовать. Ты не понимаешь! Нельзя появиться в моей жизни и пытаться меня переделать!

— Можно, — спокойно, но внушительно сказал Колтон.

Он по-прежнему сидел на кровати, глядя на меня. В груде одежды на полу я искала свою, но футболка, как нарочно, не попадалась, поэтому я натянула футболку Колтона. Она оказалась мне до середины бедра, она мягкая и пахнет Колтоном — невозможно оторваться, потому что это одновременно успокаивает и возбуждает.

— Нельзя! Ты меня не знаешь. Ты не знаешь, через что я прошла. Ты не знаешь, что я чувствую.

— Верно. Но пытаюсь понять.

— Почему?