Книга Волшебная мясорубка - Станислав Буркин

Пока волшебник говорил, поднялся страшный ветер, переросший в такой ураган, что туманы из долины сдуло и люди ухватились за стволы деревьев, боясь быть унесенными прочь.

Волшебник отбросил в сторону жезл, ему подали пышный цветочный венок, он воздел его к небу и сквозь вихрь воскликнул:

– Дракон поднимается!

Вильке и Франк вцепились друг в друга. Они решили, что слова эти им просто послышались. Ведь стоял такой шум. Но волшебник воскликнул еще раз:

– Дракон поднимается!

Дело в том, что драконы не умирают совсем. Они просто снимают старую шкуру и навсегда улетают на восток в далекую-далекую страну своих древних предков, где счастливо живут среди удивительных садов, дворцов, рядом с заботливыми китайскими мудрецами.

Внезапно ветер утих, и воцарилась необычная тишина. Очень необычная. Казалось, и воздух, и лес замерли в ожидании.

Саван лопнул, из рваной дыры ударил теплый, словно солнечный, луч и оттуда показалась голова дракона. Мимненос улыбался, он был таким светящимся и свежим, что казался прозрачным. Вокруг него в воздухе порхали магические блестки, и от благодати трепетали цветы. Волшебник грустно улыбнулся дракону и возложил на его голову пышный венок из цветов, собранных на боденвельтских склонах.

Дракон окинул всех своих друзей прощальным взглядом, без усилий вспорхнул и полетел на восток. И вихрь от его крыльев вновь поднял нешуточный ураган.

– Я сохраню твою заповедь, обещаю! – кричал волшебник вслед удаляющемуся дракону. – Клянусь, что я сохраню ее и передам следующим поколеньям!

Мимненос пролетел и над Кругозёром. Люди махали ему руками и платками, а дети бежали за ним по лугам. Когда Мимненос, искрясь, пролетал над мельницей, его вышел проводить старый горбун Зигмунд. Он задрал голову, улыбнулся, а когда выпрямился, горб у него внезапно лопнул и из него вылезли пушистые крылья. Смеясь, мельник побежал за драконом, подпрыгнул, чтобы взлететь, но тут же свалился в грязь. Ведь летать нужно еще и научиться. Смущенно улыбаясь, Зигмунд поднялся, чтобы проводить дракона хотя бы взглядом, и вокруг мельника порхали белые мотыльки. Они липли к его новым крыльям.

А светлый и прозрачный змей уже летел между скалами заповедных лесов, и зверушки вскакивали на ветки и взбегали на бугорки, чтобы видеть, как последний дракон улетает из их краев.

Вдруг из темной дубовой чащи на опушку выскочили пять прекрасных белоснежных единорогов с белыми, словно у лебедей, крыльями. Это и были ослепительные Мерани, о которых говорила Каздоя. Они помчались по горному лугу, взмахивая своими крылами, наконец, оторвались от земли и полетели провожать дракона. Когда единороги каруселью окружили его, Мимненос засмеялся и, резвясь в небе, исчез за пиками гор.

После всего этого Вильке разболелся и слег в постель. Говорили даже, что у него пневмония. Люди заботились о нем, и мальчик быстро шел на поправку. Он был легкомысленным человеком, не способным на долгие угрызения совести, но он все твердил и твердил о своей вине, ведь так или иначе, но именно у него в тот злосчастный день потерялась овца. Волшебник, каждый день навещавший больного, говорил ему в утешение:

– Это была достойная смерть для Мимненоса, предуготованная ему судьбою. Он не мог уйти просто так, лежа в своей пещере. Ведь его удел – спасать слабых и выручать друзей. Об этом его поступке люди еще сложат легенды. Вот увидишь.

– Надеюсь, они не забудут упомянуть, благодаря кому все так получилось, – вдруг сказал Вильке.

Лицо у Сергиуса вытянулось так, что с носа сползло пенсне. Прищурившись, он внимательно посмотрел на Вильке, засмеялся и обнял своего толстячка.

Эпизод VКаджети

Мысль о том, что Нестан готовят в каджи, не оставляла Тариэла ни на минуту. Какие только бредовые идеи не лезли в его юную голову. Он хотел предложить ей провалить все экзамены или в тайне от самой Нестан подменить ее сочинение своим. Или подкупить преподавателей. Но все это, конечно же был, полный бред, и Тариэл об этом догадывался.

Дни шли одни за другим и мало чем отличались друг от друга. Через небольшой промежуток времени они полностью стирались из памяти. Жизнь школы, как и всего города, проходила по строгому расписанию. Здесь не было времени скучать, но не было его и на грезы, тоску и собственно любовь. Все это отводилось на второй план, а то и отбрасывалось, как мусор, – помеха в столь ответственный период истории, когда не за горами была последняя битва.

Но Тариэл был другим, он был одиночкой. Да, он был верным сыном своего народа и продуктом своего времени, поэтому считал честью положить свою жизнь на алтарь победы. Но в нем было и что-то иное, что-то особенное. Вы, конечно, скажете, что миллионы других юных солдат, рискующих жизнью за процветание и мир в Юдолии, также имели свой особенный, сокровенный и неповторимый мир… Но ни один из них все же не нашел выхода из тупика, в который зашло человечество.

– Нестан, а я ведь серьезно сказал, что когда ты начнешь становиться каджем, то я брошусь под вражеские пули.

– Тариэл, для чего ты мучаешь меня и разрываешь мое сердце на части? Ты же знаешь, что обратного пути у меня нет.

– Но почему? Разве это не добровольный шаг?

– Конечно, добровольный! Разве ты не добровольно идешь на войну? Но если в бою ты повернешь вспять, ты станешь предателем и трусом.

– Да, это точно. Но может быть, для тебя еще не поздно аккуратно свернуть с этого пути?

– Боюсь, что поздно. Ведь я получила приглашение в строй каджей и уже прошла первую ступень посвящения. Каждое утро, когда я умываюсь и чищу зубы, я ищу на себе признаки драконьих знамений.

Тариэл вылупил глаза:

– И как, еще ничего?

– Нет, к сожалению, еще нет. Но это совершенно обычное дело, ведь выпадение старых зубов начинается не ранее третьей ступени, а шелушение кожи и появление чешуек и вовсе только к четвертой.

– И ты что, этого ждешь? Ты хочешь, чтобы у тебя шелушилась кожа?

– Ну конечно нет. Просто тогда я буду уверена, что мое сердце чисто перед драконом, и все вокруг тоже узнают об этом.

– Милая! Я прошу тебя, останься такой, какая ты сейчас!

– Знаешь, может быть, ты и храбрый воин, но иногда ты ведешь себя, как дитя. Ты готов положить за отчизну жизнь и вдруг сокрушаешься по таким пустякам.

– Это не пустяки. Ведь ты – моя жизнь. Я люблю тебя… люблю тебя… Больше отчизны!

– Тише! Как ты можешь такое говорить? Ведь тебя могут услышать. Ты что, хочешь, чтоб нас арестовали?

– Ну и пусть. Пусть лучше нас арестуют, чем я увижу тебя в каджьей шкуре!

– Глупый.

– А ты дура! Нет – дурочка.

– Так-то лучше.

– А, может быть, твой отец сможет тебя отпросить?

– Что ты! Для него это будет удар. Да и оскорбление, он же – кадж.