Книга Черный ростовщик - Олег Мушинский

— Мушкетеры, огонь!

От кормы до носа загремели выстрелы. Расчет дона Хуана оказался верен. Пираты, сгрудившиеся у своих пушек, оказались отличной мишенью. Более того, все их внимание было нацелено на орудийные порты «Глории», находившиеся на уровне верхней палубы шлюпа, и они даже не заметили приготовленного им сюрприза. Дон Себастьян отлично видел, как пиратский канонир как раз закончил наводить свою пушку, вскинул голову и отлетел назад. Его помощник протянул факел к фитилю, дернулся и упал на пушку сверху. Дальше по палубе творилось то же самое. У первых двух пушек прислуга была выбита начисто. Кто-то успел нырнуть за фальшборт, да что толку? Мушкетная пуля с такого расстояния эту доску прошивала навылет. Разве что от глаз стрелков укрыться, но с высокого юта палуба шлюпа была как на ладони.

Достаточно сказать, что из восьми его пушек выстрелила только одна. Ядро вырвало кусок фальшборта «Глории». Кто-то закричал от боли. Двое матросов, назначенные помощниками лекарю, бросились на голос. Мушкетеры уложили человек двадцать, прежде чем пираты опомнились и открыли ответную пальбу. Те, что с палубы, стреляли наугад, но кое-кто успел забраться на ванты. Вот эти уже представляли проблему. За грот-мачтой[35]кто-то громко воззвал к лекарю. Потом рухнул мушкетер рядом с доном Себастьяном. Он даже не успел выстрелить. Только прицелился, а какой-то пират уже успел спустить курок. Другой солдат склонился над раненым товарищем, помрачнел и закричал:

— Падре!

Монах в облаке перегара воспарил вверх по лестнице. Солдат еще дышал, но падре явно следовало поспешить. Дон Себастьян подхватил мушкет умирающего и шагнул к фальшборту. Где-то рядом просвистела пуля. Мозг спокойно, будто сторонний наблюдатель, отметил этот факт и продолжил наблюдать за развитием событий. Тело само знало, что ему делать. Руки подняли мушкет, глаза отыскали подходящую цель, ноги переместили тело на подходящую позицию. Подобное отрешение часто снисходило на Эспаду в перестрелках, когда слишком многое зависело от удачи и слишком мало — от человека.

Подходящей целью оказался высокий франт во всем синем: от шляпы с небесно-голубым плюмажем до высоких сапог. Разве что шпага была обычного, стального цвета. Ею франт размахивал, стоя на корме, перед штурвалом. Причем грозил шпагой не врагам, а своим, выкрикивая что-то, совершенно неразличимое за общим шумом. Эспада тщательно прицелился и выстрелил. Увы, промахнулся. Франт досадливо мотнул головой, словно отгонял нахальное насекомое, и продолжил распекать подчиненных.

Побеспокоить умирающего ради пополнения боезапаса Эспада не счел возможным, но тот же стрелок, что позвал падре, поделился с ним:

— Возьмите, сеньор.

— Спасибо.

Корабли расходились медленно. Дон Себастьян успел перезарядить мушкет и снова навел его на ту же цель, одновременно приноравливаясь к качке. В самой верхней точке фрегат на миг замер, и тут Эспада спустил курок. Франт крутанулся на месте, выронив шпагу и схватившись рукой за правое плечо. Вообще-то дон Себастьян целился в грудь, но так тоже получилось неплохо. Откуда-то сбоку выскочил другой пират и подхватил раненого франта. Залп с юта «Глории» швырнул их обоих на палубу.

— Приготовиться к повороту! — скомандовал в рупор дон Хуан и уже без него для вернувшегося Санчеса добавил: — Дон Диего, мы сейчас опишем круг и после залпа пойдем на абордаж. Соберите людей на носу.

— Будет сделано, капитан.

На шлюпе разгадали маневр испанцев, но было уже поздно. Прогремел бортовой залп. Ядра прошлись по палубе, точно десяток вулканов разом начали извержение. Осколки и мушкетные пули сшибали тех, кто искал спасения на мачтах. Шлюп больше по инерции, в силу уже начатого маневра, повернулся и кое-как тявкнул в ответ из своих пушек. Так, без особой надежды на успех, лишь бы показать: мы еще не сдаемся! Потом паруса поймали ветер, и шлюп вывернулся-таки.

«Глории» теперь, чтобы добраться до него, пришлось идти таким крутым бейдевиндом, насколько только вообще способен идти против ветра корабль, скорость упала, а шлюп, удачно сманеврировав, вышел так, чтобы лечь курсом на запад. «Глории» пришлось разворачиваться, снова набирать скорость и догонять. Снова гремели выстрелы из стволов всех калибров, расплывались в воздухе клубы дыма, трещало дерево, кричали раненые. Некоторых матросы волокли на шканцы, где уже прочно обосновался лекарь. К другим призывали святого отца, и монах, воинственно грозя массивным крестом куда-то в сторону шлюпа, бежал на зов.

С третьей попытки маневр удался. Ядро, благословленное не иначе как самим Всевышним, разнесло в щепки руль шлюпа, да так удачно, что корабль развернуло и как раз левым, только что разряженным, бортом поперек курса «Глории». Как говорится: кушать подано.

— На абордаж!

Так и не убавив паруса, «Глория» на всем ходу врезалась в борт шлюпа. Мушкеты грянули в последний раз, и испанская пехота, обнажив шпаги, хлынула на палубу вражеского корабля. В первых рядах, высоко вознеся крест, падре Лоренсо шел разить врага перегаром. Пираты встретили испанцев несколькими разрозненными выстрелами, после чего противники сошлись врукопашную.

Дону Себастьяну достался мускулистый головорез с пышными усами. Был он бос и раздет по пояс, демонстрируя крепкий торс и могучие мускулы. Само по себе это не произвело впечатления, но головорез ко всему оказался еще и отличным фехтовальщиком. Эспада был отброшен его бурным натиском к самому борту. Там он, улучив момент, выхватил из-за сапога «бискайца», и шансы несколько уравнялись. Клинки звенели, сталкиваясь в воздухе. Пират напирал, рассчитывая прижать своего противника к фальшборту, а то и вовсе спихнуть за борт. На том и погорел. Эспада, парировав выпад, сделал полшага в сторону. Пират же, увлеченный инерцией натиска, не успел сразу вернуться в позицию. В таких делах это значит, что он вообще больше ничего и никогда не успеет.

Эспада выдернул клинок из тела, отер кровь о рубаху распростершегося поверх пушки канонира и огляделся. Испанцы повсюду побеждали, хотя пираты дрались отчаянно. Вот упал один из солдат, и падре Лоренсо склонился над ним, даруя бедняге последнее утешение. Сверху, с вант, на него спрыгнул пират. Маленький, скрюченный, точно обезьянка, но сабля придавала ему серьезности.

— Падре!

Молодой мушкетер — едва ли не первого года службы — закрыл монаха, одновременно замахиваясь шпагой. Пират ударил саблей еще в полете, и солдат, обливаясь кровью, рухнул на палубу. Монах моментально выпрямился и, гневно рыкнув, так с разворота припечатал прыгуна крестом, что тот отлетел к самому борту, где и был заколот доном Себастьяном. А падре Лоренсо уже склонился над раненым солдатом. Когда Эспада приблизился, он вполне профессионально бинтовал рану мушкетера его же порванной рубашкой и при этом нараспев громко читал молитву. Не отходную. Стало быть, не так все плохо.

Другой солдат вскинул мушкет и выстрелил по врагу прямо над макушкой монаха. Святой отец не только ухом не повел, но даже в словах не сбился. Только перевязав и благословив раненого, он поднялся, воздел к небесам свой крест и призвал кару небесную на еретиков. То ли преуспел, то ли так совпало, но именно в этот момент пираты, окончательно утратив боевой задор, впали в панику. Некоторые, кто оказался рядом, попрыгали в открытый люк посреди палубы, спасаясь, точно крысы, в темноте трюма. Другие попытались одним отрядом прорваться на полубак, но их окружили и перебили еще на шкафуте. Третьи побросали оружие и сдались на милость победителя. Двое или трое, впрочем, предпочли броситься за борт. Санчес и с ним еще двое, перегнувшись через фальшборт, обстреляли беглецов из пистолетов.