Книга Большой шухер - Леонид Влодавец

— Ладно, — махнул рукой «источник», — тебе и впрямь не надо перегружать мозги. Короче, тебе надо искать ключи и быть готовым к тому, что их приедут искать другие.

— А может быть, эти другие уже приехали? И Ростика прирезали, и ключики прибрали.

— Нет. Так быть не могло. Они бы и коробку увезли.

— Но могли ведь коробку подменить?

— Нет. Она настоящая, и то, что в ней лежит, уже проверили.

— Я, конечно, не любопытный, — хмыкнул Сэнсей, — но, может, поделишься все-таки, что там было?

— Нет, об этом не будем. Ищите ключи. Вот две фотки, так они примерно выглядят. Должны они быть на одном брелоке, в виде головы Мефистофеля, не ошибешься, брелок редкий.

— Иголку в стоге сена искать легче. Тебе не кажется?

— Я думаю, если будете искать там же, где нашли коробку, найдете быстро.

Матросова, 8

Агафон с Налимом в это время уже катили по улице Александра Матросова. К старому другу участковому Наливайко пока решили не заезжать. Дело в том, что Налим неожиданно вспомнил — хорошая мысля приходит опосля! — об одном приятеле, который где-то в мае вернулся из армии и, встретив Налима в городе, приглашал зайти в гости. Парень этот обладал двумя полезными свойствами. Во-первых, он жил в том самом доме 8 по улице Матросова, а во-вторых, был заметной фигурой в кругах парковой шпаны. Налим, в свою очередь, приглашал его записаться в «барсики», намекая на перспективы. Гриша

— так звали этого молодца — сказал, что сначала отдохнет немного, «оттянется», а потом подумает над этим предложением.

Дом 8, во двор которого въехала «девятка», пилотируемая Агафоном, был сооружен в форме приплюснутой буквы «п». Один корпус, длинный, выходил фасадом на улицу, а два, намного короче его, были пристроены к нему с боков. Торцы боковых корпусов почти вплотную примыкали к ограде парка, вдоль которой в два ряда тянулись гаражи зеленого и ржаво-коричневого цвета. Въехать во двор можно было через одну невысокую, метра четыре, арку, по обводу которой некогда были сделаны лепные украшения, ныне безнадежно облупившиеся и обвалившиеся. Дальше надо было обязательно поворачивать или налево, или направо и ехать по растрескавшемуся, мятому и залитому лужами асфальту неширокой проезжей дорожки, мимо мусорных бачков и контейнеров, которые очень редко вывозили, мимо не оштукатуренных со двора кирпичных стен, изрисованных и исписанных мелом и краской из баллончиков, мимо подъездов с давным-давно не крашенными и замызганными дверями. По другую сторону был чахлый, почти без травы, скверик с двумя десятками старых тополей и лип, клумбой, заросшей сорняком, и несколькими скамеечками, где в хорошую погоду посиживали старушки вроде покойной Артемьевны. Сквер вплотную примыкал к ближнему ряду гаражей. В двух местах его рассекали проезды, через которые автолюбители подгоняли свои машины к боксам.

— Да, — хмыкнул Агафон, выворачивая вправо от арки. — Ни за что бы не поверил, что в таком дворе когда-то начальники жили.

— Запустили все на фиг, — заметил Налим, — потому что ничье было. Начальники небось тут все вылизывать заставляли. А как уехали, уступили место рабочему классу, так все и рассыпаться стало. А дом-то крепкий, кстати, стены, знаешь, по полметра. Пушкой не прошибешь. Было бы у меня миллиарда полтора, я бы купил. Заделал бы евроремонт, как в Москве, двор в порядок привел. Первые этажи бы сдал под офисы, а в остальных — двухуровневые квартирки метров по сто, комнат по пять…

— Ну, во-первых, — сказал Агафон, — этот домишко маленько больше двух миллиардов потянет, а может, и на все пять, даже с износом. Во-вторых, у тебя и одного нет. А в-третьих, делать из этого дерьма конфетку нет резона. Квартирки у тебя выйдут шибко дорогие. Те, кому на такие квартирки денег хватит, уж, скорее, сами себе коттедж на природе построят, а остальным просто не по карману будет. Офисы, может, и снимут, но тут место не хлебное. Прогоришь. Так куда пойдем?

— Вон в тот подъезд, на третий этаж, — вздохнул Налим, прощаясь с мечтами. Даже при месячной зарплате в десять миллионов, которую ему платили в «Куропатке», перспективы накопить пять миллиардов были уж очень отдаленными.

Они вошли в тот самый подъезд, по которому в роковое утро металась дворничиха Рая, пытаясь вызвать «Скорую» к старушке Артемьевне. Поднялись на третий этаж, позвонили. На первый звонок дверь не открыли, но в квартире послышался шорох. После второго звонка за дверью сперва мелко прошлепали легкие женские шажки, а потом тяжелые мужские. «Глазок» в двери осветился, потом мигнул затененный прильнувшей к нему мордой, потом опять загорелся. Лязгнул отпираемый замок.

На пороге гостей встретил тот самый качковатый парень с крепкой шеей и бритыми висками, от которого Рае все-таки удалось позвонить в «Скорую помощь». На нем были все те же зеленые спортивные штаны и красная майка Стенфордского университета, который он, надо думать, не кончал.

— Привет! — сказал он, пожимая руку Налиму. — Хорошо, что зашел. Я тебе позвонить хотел, а потом вспомнил, что телефон посеял.

— Вот, Гриш, знакомься, это Агафон, — представил Налим старшего товарища. Поручкались. Агафон отметил, что лапа у Гриши жмет вполне круто.

Коридорчик, заменявший прихожую, был заставлен коробками с импортным мылом.

— Никак в бизнес пошел, Гриня? — спросил Налим.

— Не, — отмахнулся тот, — это не мое. Пацаны просили подержать маленько, им на складе аренду закрыли. Сто тысяч в день платят.

— У тебя гостья, что ли? — Налим мотнул головой в сторону приоткрытой двери в спальню, где на раздвинутой диван-кровати валялись черные трусики с кружевом.

— Ага, — кивнул Гриша, — ты ее знаешь, наверно. Галька Шевелева, Чипполина.

— Про Чиччолину слышал, — ухмыльнулся Налим, — а Чипполину не помню. Наверно, еще совсем мелкая была. Где она, в сортире, что ли?

— В ванную полезла.

— Понятно, — ухмыльнулся Агафон, — волосы помыть…

На кухне стол был заставлен грязными тарелками, стаканами и бутылками. Окурков лежала полная литровая банка. Вчера, видать, тут хорошо погуляли. Окно, правда, было открыто, а потому перегар и табачный дух уже выветрило.

— А мы к тебе с пивком, — сообщил Налим, выгружая из сумки банки с пивом

«Gosser». — А вот лещ, между прочим.

— Ща освободим пространство. — Гриша похватал пустые бутылки за горлышки, убрал со стола в угол, быстренько перекидал тарелки в раковину, смахнул со стола крошки прямо на пол. Агафон в это время стоял у окошка, глядел вниз во двор.

Окно кухни выходило как раз на гаражи и ограду парка. Тот самый промежуток, где обнаружили труп Ростика, был как на ладони. Просматривался и сквер, и почти весь двор.

Агафон подумал, что если бы у этого Гриши была привычка просыпаться пораньше, да еще при этом в окно смотреть, то он вполне мог бы увидеть отсюда труп. Вмятина посреди стеблей крапивы была и сейчас хорошо заметна. Может, и видел? Но пока не стоит торопиться.