Книга Камни Господни - Михаил Строганов

Бледные, еле движимые губы, тихие, детские, виновато улыбнулись:

— Ножки скользнули… кажись, расшибся.

Мальчик замолчал, проваливаясь в тяжелое мучительное забытье.

— Держись, Петруша, — Карий выхватил нож и быстро полоснул отточенной сталью по своему запястью, поднося хлынувшую кровь к губам ребенка.

Есть древний, забытый и запретный обряд крови, который изустно передают друг другу посвященные воины, еще, быть может, памятный в темных легендах, отзвуки которого слышны в нескончаемых песнях о павших героях. Верили старые люди, что умирающий может быть возвращен из смертной долины, если герой по своей воле его напоит собственной кровью. Только порукою жизни, чужого воскресения из мертвых будет собственная душа, скользнувшая на неведомые пути, по острой правоте стали.

Глава 6. Огонь, вода и железный црен

На молебен в честь освящения первой соли, сваренной на чусовской земле, собралась вся слобода, даже недавно народившихся детишек матери принесли на руках. Потому как соль есть Божие благословение и мерило чести людской.

Соль стали варить вместе со строительством городка, не дожидаясь, когда артельщики пробурят до порога землю, и трубный мастер посадит в скважину лиственичную матицу, а за ней, еще глубже, спустит веселые трубы, до самого копежа, чтобы подобраться к доброму рассолу. На это уходили годы, а Строганов ждать не мог, да и не хотел. Яков Аникиевич приказал нарыть соляные колодцы, черпать рассол бадьями и варить соль в цренах прямо под открытым небом.

Наваренную и приготовленную к отправке соль дюжие мужики таскали из амбаров на подводы, чтобы, довезя до пристани, отправить ее по рекам на Русь.

Осанистый праздничный Строганов, взирая на грузчиков, неспешно носящих тяжелые соляные мешки, в нетерпении поглаживал бороду.

— Не дремай, робятушки, шевелитися живей! — суетясь вокруг подвод, покрикивал приказчик Истома. — Вот уж и отец Никола ждать притомился. Глядите, осерчает, да за недостаток усердия от причастия возьмет да отлучит!

Грузчики недовольно зароптали, но мешки таскать стали проворнее.

— Благодатная земля, святая! Сама солью исходит, — Яков Аникиевич посмотрел на Карего. — Погодь пару годков, набурим скважин, да варниц наставим, по несметным богатствам же ходим! Сам узришь: потекут сюда люди со всей Руси! К сытости, житию размеренному да покойному, суду праведному, милосердному. Здесь, подле Великого Камня, и лежит она, мечта людская о святой землице Белозерской.

— Такими словами бы мед пить, да что-то кишки от соли сводит, — пробурчал стоящий за Даниловой спиною казак.

Загрузив телеги доверху, грузчики устало столпились возле подвод, отряхивая спины от пробившейся сквозь полотно соли.

— Добро, мужики, добро! — Строганов степенно оглядел грузчиков. — Истома! По такому случаю вели после молебна поднести каждому по чарочке!

Яков Аникиевич неспешно перекрестился и подал священнику знак начинать молебен.

* * *

После молебна Яков Аникиевич пригласил Карего для тайного разговора в потаенную, глухую комнату.

— Как тебе, Данила, чертовы камни? — прищурился Строганов в полумраке.

— Изрядное зрелище. В грозе особливо, — Карий вспомнил разверзшиеся хляби небесные и отказавшееся служить тело. — Пастушонок на них поскользнулся. Чуть не разбился насмерть.

— Мудрено ли? У юраков они навроде нашей святой земли, — Яков Аникиевич положил руку на стол, а затем перевернул ее ладонью к верху. — За Камнемто, по другую сторону, кругом низины да топи, будто наша изнанка. То и уцепилися за Каму да Чусовую. Иначе зачем было бы кровь проливать: земля в Сибири краев не имеет!

— Дождались. Идет войною Пелым.

— Идти-то идет, да только проспал Бегбелий свое счастье, не захотел зимою зад поморозить. Теперь в городке засядем, да перекидной мост разберем. Тут тебе Чусовая течет, а тут Сылвенка — ни развернуться коннице, ни подтащить тараны, ни лестницы на стены надвинуть. Да и стрелами нас не достать — далече. А вот мы угостить пулями спроворим! Были бы у Бегбелия струги с пушками, попытал бы удачу, а так одни хлопоты.

— Выходит, нечего переживать, — Карий посмотрел на Строганова. — Укрепляй стены, пушки да пищали пристреливай, благо ружейного зелия Григорий Аникиевич прислал не поскупяся.

— Так-то оно так, — выждав паузу, ответил Яков. — Только порушат все вокруг, подлецы. Деревеньки, да починки пожгут. Да и дров за зиму знатно заготовлено.

— Никак, Аникиевич, сам решил идти на Бегбелия? Первым ударить хочешь?

Строганов покрутил на столе ладонью, да и сжал ее в кулак:

— Знаешь, как про таковое Аника сказывает? Нет? Так послушай: «Тихо пойдешь — беда догонит, шибко поедешь — догонишь беду сам». Вернее и не удумаешь.

Строганов встал на ноги и, подойдя к Спасу, пристально посмотрел в строгие немигающий очи:

— Пелым на Купалу придет, верный человек донес. Знают, черти, когда русского голыми руками можно брать!

Яков Аникиевич повернулся лицом к Даниле. Смотрел на странного, темного человека, ему непонятного, и на вид совсем не лютого, но которого страшился сам Аника, которым восхищался Григорий.

— Накануне набега пойдут о походе волховать. На Змеином камне шаман их камлать для Бегбелия станет. Охраны с ним десятка два стрелков. Так что возьмешь проводника…

— Понял, Аникиевич, — Карий прервал Строганова, не дослушав. — Не надобно Петруше со мной идти. Сыскать дорогу труда не составит, а малец по неопытности пропасть может.

— Да ты не думай, что одного супротив ихней своры засылаю! — разгоряченно сказал Строганов. — Отбери, для прикрытия, десяток пищальников. Да своих людей возьми. Может, милует Бог, и взамен большой, обойдемся кровью малою?

* * *

— Эй, Коваль, никак в кузне спишь! Али след твой отселе простыл? — Василько постучал плетью по козырьку кузни. —Давай, выходи, скажу чего!

Из-за скрипнувшей двери показался огромный, закрытый кожаным фартуком живот, вслед за которым из кузни вынырнула большая безволосая голова.

— Почто баламутишь? — Никита схватил коня под уздцы и с силою потянул вниз.

— Ты того, не балуй! — вскрикнул казак. — С дурной силищей свалишь моего Монгола!

— А-то! —ухмыльнулся кузнец. — Порой и кузнецу забава не в грех!

— Будя шутковать. С делом пожаловал, — Василько спрыгнул с коня и указал на копыта. — На каменьях-то ваших подковы разболталися, аж ходуном ходят! Перековать надобно.

— Отчего ж не перековать, ежели взяться умеючи, — согласно кивнул кузнец. — Только слез ты понапрасну. Прежде лошадиный ход смотреть стану.

— Эка невидаль!? Не продавать, ковать привел! Ты еще в зубы погляди!

— Зубы мне ни к чему, — кузнец ласково провел ладонью по лошадиной шее, — а вот шаг смотреть буду. Коли размет есть, али косолапость, да хромота малая сыщется, так и ковать следует по-особому. Иначе на каменьях копыта вмиг погубишь!