Книга Маги и мошенники - Елена Долгова

– Ради всего святого – помолчите пока.

Царапанье когтей перешло в скрежет, жесткая шкура грубо шаркнула по доскам запертой двери. Смазанный, но сильный удар, нанесенный плашмя, заставил задрожать дубовые доски.

«Собака?» – почти беззвучно прошептал Адальберт.

«Не знаю» – в тон ему ответил обеспокоенный фон Фирхоф.

Повеяло сыростью, плесенью и сладковатым запахом тлена. Незримое существо тяжело дышало в темноте, потом, с шумом фыркнув, развернулось и пошло прочь – Людвиг слышал его мягкие и одновременно тяжелые, постепенно удаляющиеся шаги.

Фон Фирхоф зажег свечу. Адальберт побледнел еще сильнее, пальцы Хрониста дрожали, заметив взгляд приятеля, он сунул руки под плащ.

– Кто это был?

– Не знаю, – с некоторым сомнением ответил бывший инквизитор. – Я не буду пугать вас предположениями.

– Хорошо, что дверь выдержала и оно ушло, в этом шелесте и скрипе было нечто отвратительное.

– Теперь вы поняли?

– Что именно?

– Не стоило бездумно экспериментировать с кровью, доверчивый вы простак.

Запах сырости и тлена ослабел и почти исчез – почти, но не совсем, свеча трещала, пламя умирало, корчась на фитиле.

– Оно может вернуться?

– Понятия не имею. Вы верите в демонов, Россенхель?

– Естественно верить в ничтожество демонов, если не сомневаешься в величии Бога, – осторожно ответил Адальберт.

Бывший инквизитор на донышке души фон Фирхофа восхитился ловкостью ответа.

– За вами нет э-э-э… демономанских грешков?

Хронист замялся с ответом, породив у Людвига вполне определенные подозрения.

– Нет.

– Как знаете. Не сомневайтесь, вы можете открыться мне без малейшего опасения.

– Мне не нравятся имперские законы против колдовства – от них слишком несет паленым мясом.

– Да полно. Чтобы оказаться на костре, нужно очень постараться. У первично прогрешившихся принимается простое отречение с покаянием, если вы не фанатик, дело можно при желании и помощи адвоката свести к простому штрафу.

– Скажите это тем, кто сгорает заживо. Ведьмам.

Фирхоф печально покачал головой:

– Девять из десяти чародеек – обычные истерички. К сожалению, в руки Трибунала первыми попадают именно эти несчастные. Зато остальные… Вы не слышали о деле фробургской секты отравителей? Хотя – откуда? Не слышали наверняка. Так вот, был там след раздвоенного копыта или нет, но трупы несчастных, отравленных ради свершения ритуала, вывозили телегой.

– А вы откуда знаете? – заметно насторожился Адальберт.

– Вы забыли? Я медикус, – как ни в чем ни бывало отпарировал фон Фирхоф.

Хронист кивнул, успокоившись.

– От таких суеверий не помогает огонь – только время и просвещение.

– Как скажете, друг Россенхель. А по-моему, убийство демонического суеверия ради ничуть не приятнее для убитого, чем дорожный разбой с перерезанием глоток.

Мигнуло и погасло пламя свечи. Дверь подвала содрогнулась под тяжелым ударом, чье-то грузное тело навалилось на дубовые доски, ломая дерево с коротким, сухим хрустом.

– Вольф! Запалите свет!

Фон Фирхоф слышал, как тяжело дышит, тихо ругается и щелкает кремнем, пытаясь добыть огонь, Адальберт.

– Господи боже! Я потерял свечу.

Людвиг опустился на колени и пошарил, отыскивая огарок. Дверь хрястнула и сорвалась с петель, на мгновение сверкнул лунным светом дверной проем, и тут же грузная туша загородила его.

– И это, по-вашему, тоже суеверие?! – яростно прошептал Хронист.

Запах нечистот заполнил подвал. Людвиг наконец нащупал огарок под ногами.

– Высекайте огонь. Вы знаете какие-нибудь молитвы?

Адальберт смущенно промолчал. Щелкнуло огниво, вспыхнуло пламя, Хронист стоял, держа на весу горящий клочок пакли, фон Фирхоф подпалил свечу. Выход загораживала клубящаяся тьма. Сине-черные, блестящие, словно бы жирные струи туманной субстанции извивались, слагая грузный корпус демона. Полыхала злобой рубиновая точка единственного глаза.

– А где второй глаз?

– Понятия не имею! Ренгер! Вы хорошо разбираетесь в подобных материях… Спасите меня!

Второй глаз демона вынырнул из клубящейся черноты, подплыл и присоединился к первому. Клистерет попытался сфокусировать зрение на Адальберте. Неприязненный взгляд заметно косил.

– Он пришел за мною по следу крови. Помогите, Ренгер!

– Тоже мне, нашли экзорциста. Как вы умудрились впутаться в такую грязную историю?

Чудовище утробно хрюкнуло и принялось втекать в подвал.

Людвиг дотронулся до священного символа, висящего на цепочке на шее.

– Заклинаю вас, Клистерет, именем Бога живого, победившего василиска, властью и именем твоего короля, его семи корон и семи цепей, в воздухе и на земле, в каменных ущельях и под небом, в огне и во всех местах и землях, где вы ни находились, не исключая никакого места – оставьте в покое этого человека.

Фигура демона преобразилась, он словно бы присел на корточки, оперся руками о землю, получив сходство с огромной толстой собакой. Широкая лягушачья пасть широко улыбнулась, голос у беса оказался ворчливым и глуховатым:

– Ах это ты, Людвиг. На этот раз вежливость тебе не изменила, ты, против ожидания, соблюдаешь формулы и правила.

– Раз все формальности соблюдены, почему бы не уйти подобру-поздорову, не дожидаясь, пока честные бретонисты проснутся и грянут тебе вслед свои унылые псалмы?

Собакоподобный черт смущенно почесался:

– Вообще-то, ты мне не особо нужен, богослов. Я не размениваюсь на мелочную мстительность по идейным соображениям… У меня личное, можно сказать, семейное дело.

Людвиг мог бы поклясться – поддельный Вольф Россенхель напрягся душой в тоскливом ожидании. Демон полированным когтем почесал острое волосатое ухо.

– Ах, Фирхоф, Фирхоф… Ну, зачем ты вмешиваешься в судьбу грешника? Твой приятель принадлежит мне с потрохами на совершенно законном основании – он наставил мне рога.

– Рога, как и копыта, тебе полагаются по статусу, чертяка.

Демон возмущенно зашипел, утратил сходство с псом, на секунду принял образ жирного черного кота, потом расползся струями черного дыма. Струи воссоединились, из бесформенной субстанции вылепился стройный контур девичьего тела. Красотка села, поджав ноги, ничуть не смущаясь ни наготы, ни иссиня-черного цвета кожи. На смуглой круглой мордашке рубиново горели голодные глаза беса.

– Так лучше?

– Мне безразлична любая твоя личина. Все они едино ложны, Клистерет.