Книга Проклятие мумии, или Камень Семи Звезд - Брэм Стокер

Мистер Трелони явно был человеком острой мысли и не склонен к многословности. Пока я говорил, он внимательно рассматривал меня, как будто мог читать мои мысли. Но, к моему счастью, он не стал далее углубляться в эту тему и сделал вид, что принял мои слова на веру. Наверняка на это у него имелись свои причины, о которых я мог догадываться. Его глаза блеснули, а рот непроизвольно искривился, но это была не судорога раздражения, а знак того, что мое объяснение его удовлетворило. У него в голове складывалась своя схема аргументации. Неожиданно он произнес:

— Так она подумала, что меня убили! Это случилось прошлой ночью?

— Нет! Четыре дня назад.

Казалось, он был удивлен. Сперва, начав говорить, он сидел в кровати, но сейчас сделал движение, будто собирался встать. Однако усилием воли сдержал себя. Откидываясь на подушки, он тихо попросил:

— Расскажите мне все, что произошло! Все, что вам известно! Подробно, ничего не пропуская! Подождите, сначала закройте дверь! Прежде чем разговаривать с другими, я точно хочу знать, как обстоят дела.

От его последних слов у меня екнуло сердце. «С другими»! Значит, принимая меня в качестве рассказчика, он делал для меня исключение. Учитывая мое отношение к его дочери, я обрадовался. Ликуя в душе, я направился к двери и тихо повернул ключ. Когда я вернулся, он уже снова сидел на кровати. Он сказал:

— Начинайте!

И я изложил ему все, что произошло с момента моего приезда в этот дом, даже мельчайшие детали, которые всплыли у меня в памяти. Разумеется, я умолчал о своих чувствах к Маргарет и рассказывал только о тех событиях, которые были связаны непосредственно с ним. Что касается мистера Корбека, то я просто упомянул, что он привез лампы, поиском которых занимался, а затем рассказал об их пропаже и о том, как их снова нашли в доме.

Он слушал меня с таким самообладанием, которое в данных обстоятельствах мне казалось едва ли не чудом. Он умел оставаться невозмутимым, лишь иногда его глаза загорались огнем, а сильные пальцы поврежденной руки сжимали одеяло, отчего по нему шли длинные складки. Сильнее всего это проявилось, когда я рассказывал о возвращении Корбека и о том, как лампы были найдены в будуаре. Иногда он вступал в разговор, но произносил лишь несколько слов, как будто в эмоциональном порыве. Загадочные события, больше всего озадачившие нас, казалось, не вызвали у него особого интереса — создалось такое впечатление, что он уже знал о них заранее. Сильнее всего на него подействовал мой рассказ о том, как Доу поднял стрельбу в комнате. Его недовольное шипение «Тупой осел!» и быстрый взгляд в другой конец комнаты на поврежденный шкаф показали всю меру его раздражения. Когда я поведал ему о мучительных тревогах его дочери, о том, какую заботу, безграничную преданность и любовь проявила она, он, похоже, был тронут. Он прошептал как будто удивленно:

— Ах, Маргарет, Маргарет!

Когда я закончил свой рассказ на том, что мисс Трелони отправилась на прогулку — в присутствии ее отца она снова стала для меня мисс Трелони, а не Маргарет, — он довольно долго не произносил ни слова. Молчание длилось две-три минуты, но мне это время показалось невыносимо долгим. Совершенно неожиданно он резко повернулся ко мне:

— А теперь расскажите о себе!

Меня его просьба совершенно обескуражила, я почувствовал, что покраснел до кончиков ушей. Мистер Трелони теперь не сводил с меня глаз. Его взгляд был спокойным и вопросительным, и, как и прежде, казалось, он заглядывал мне в самую душу. Лишь какая-то тень улыбки была заметна на его устах, что несколько успокоило меня, хотя и привело в еще большее замешательство. Я оказался в затруднительном положении, и на выручку мне пришел мой жизненный опыт. Глядя прямо ему в глаза, я сказал:

— Как я уже говорил, меня зовут Росс, Малькольм Росс. По профессии я адвокат. Я был произведен в королевские адвокаты в последний год правления Ее Величества королевы. В своей работе я добился некоторого успеха.

Я почувствовал себя намного спокойнее, когда услышал:

— Да, я знаю. И знаю только хорошее! А где и когда вы познакомились с Маргарет?

— Впервые я увидел ее на балу на Белгрейв-сквер, десять дней назад. Потом мы встретились на пикнике, который устраивала леди Стратконнелл на реке. Мы проплыли от Виндзора до Кукэма. Map… Мисс Трелони плыла в лодке со мной. Я немного занимаюсь греблей, и у меня есть своя лодка в Виндзоре. Мы много разговаривали… естественно.

— Естественно! — В том, как он согласился, было нечто сардоническое. Больше ничего не указывало на его настроение. Мне подумалось, что, поскольку я находился в обществе такого сильного человека, не помешает показать, что и я чего-то стою. Мои друзья, а порой и оппоненты говорят, что я сильный человек. В сложившихся сейчас обстоятельствах было бы слабостью пытаться недоговаривать или юлить. Поэтому я не стал отступать перед трудностями (ни на секунду не забывая, что мои слова могут навредить Маргарет). Я продолжил:

— За время беседы, проходившей в таком месте, в такое время, в окружении таком приятном и в таком уединении, которое невольно располагает к доверию, мне удалось приблизиться к ее внутреннему миру. Приблизиться настолько, насколько это возможно для мужчины моего возраста и положения по отношению к молодой девушке!

Лицо отца становилось все более мрачным, но он не проронил ни слова. Теперь мне приходилось придерживаться определенной линии в своем рассказе, поэтому я продолжил со всей доступной мне осторожностью. Этот разговор мог иметь самые серьезные последствия и для меня.

— Я не мог не заметить, что ее переполняет чувство одиночества, ставшее для нее привычным. Мне казалось, я понимаю ее, ведь я тоже рос единственным ребенком в семье. Я осмелился предложить ей быть со мной откровенной, и она, к моей радости, откликнулась. Между нами установилось некое доверие… — Что-то в лице отца заставило меня поспешно добавить: — С ее стороны, сэр, можете быть уверены, не было сказано ничего лишнего. Она просто очень эмоционально рассказала мне о том, что давно и тщательно прятала в себе: о страстном желании быть ближе к отцу, которого она любит, о желании большего взаимопонимания между ними. Она нуждалась в доверии отца, мечтала жить его интересами. Поверьте мне, сэр, в этом не было ничего дурного! Каждый отец может гордиться такой дочерью! То, что она рассказала все это мне, можно, пожалуй, объяснить лишь тем, что я был для нее абсолютно посторонним человеком и между нами не было преграды, возникающей между людьми с общим прошлым, опасающимися излишней откровенности.

Я ненадолго замолчал. Мне было трудно продолжать, я боялся, что своими излияниями окажу Маргарет медвежью услугу. Помощь пришла со стороны ее отца:

— А вы?

— Сэр, мисс Трелони очень мила и необыкновенно прекрасна! Она молода, но наделена ярким умом. Для меня счастье видеть ее расположение. Я не стар, и мои чувства еще не были отданы никому. Не были до сих пор. Надеюсь, что я могу говорить это в присутствии ее отца!

Я невольно опустил глаза. Когда я снова взглянул перед собой, то увидел, что мистер Трелони по-прежнему внимательно смотрел на меня. Вся доброта, которой он был наделен, в тот момент, кажется, отразилась в его улыбке, когда он протянул мне руку: