Книга Орда. Книга 1. Месяц седых трав - Андрей Посняков

– Ой! А мясо-то уже совсем сварилось. Давайте есть.

Юмал покачал головой:

– Может, подождем Кэзгерула?

– А что, он должен приехать? – оживился Баурджин. – Вот славно!

– Да, он каждый день приезжал примерно в это время – уже не день, но еще и не вечер. Баурджин-нойон, пока ждем, не расскажешь ли нам о своих приключениях? – Гамильдэ-Ичен уставился на десятника с жадностью не избалованного излишней информацией крестьянина. Юмал с Кооршаком, впрочем, смотрели на своего командира точно так же. С нездоровым любопытством, как не преминул бы съехидничать Дубов.

– Ну, что ж. – Баурджин уселся к костру и с удовольствием протянул к огню ноги. – Рассказывать-то, в общем, нечего. Помнишь, ты, Гамильдэ, как-то говорил о златовласой деве из золотой юрты?

– О демоне?! Да, говорил, не приведи Господи повстречаться!

– Так вот, у нее в гостях я и был.

– У кого?! – Парни с ужасом переглянулись. – Ты был у дара? И она тебя не сожрала?

– Как бы я ее не сожрал! – Баурджин засмеялся и тут же пояснил уже более серьезно: – Вообще-то она очень одинока, эта самая Кералан-Дара. Красивая, конечно… но, кажется, очень несчастная.

– Да ведь она людоедка! Правда, северные монголы, говорят, тоже едят людей…

– Ну, меня-то она не съела! Даже наоборот – накормила, напоила, уложила. Не она б – не знаю, как бы и выбрался – еле ушел от погони.

Баурджин в подробностях описал все свои злоключения, не упомянув лишь о бурных любовных отношениях, возникших вдруг между ним и Кералан Дара. Зачем об этом рассказывать воинам? Распалять только зря.

В степи вдруг показался одинокий всадник, неспешно трусивший к костру. Вот он обогнул орешник, пропал – видать, спустился в овраг, – вот опять появился, уже хорошо стала видна лисья шапка и коричневый дээл из верблюжьей шерсти.

– Ну, вот он, Кэзгерул, – кивнув, Гамильдэ-Ичен потер руки. – Теперь и покушать можно!

– Ишь, – переглянувшись, расхохотались здоровяки. – Привык к мясу!

– К хорошему быстро привыкаешь, – согласно кивнул Баурджин.

А его побратим-анда уже подъезжал к костру:

– Мир вам, парни. Что, опять никаких известий?

– Глаза-то протри, чудо! – поднимаясь на ноги, громко захохотал Баурджин. – Ну, слезай же с коня, братец! Дай-ка я тебя обниму!

– Баурджин! Брат! – Кэзгерул спрыгнул с коня, заключая анду в объятия. – Я знал, знал! Знал, что ты вернешься! – По лицу юноши катились счастливые слезы. – А в войске Инанч-Бильгэ до сих пор пируют. И у нас теперь будет хороший повод! Ну, что сидите? – Кэзгерул обернулся к парням: – Собирайтесь, поехали!

– А мясо?

– Возьмите с собой.

Нельзя сказать, что появление Баурджина вызвало в стане Жорпыгыла Крысы какую-то радость, впрочем, и гнева тоже не вызвало, так, равнодушие. Правда, Жорпыгыл даже соизволил похлопать вернувшегося по плечу – все ж таки это именно его десятник провернул такое хитроумное дело. Правда, малозначительное, но тем не менее…

– На пути домой присматривайся к бродягам, – вполне серьезно посоветовал Жорпыгыл. – Набирай в свой десяток, наберешь, так и быть, замолвлю за тебя словечко – получишь от отца летнее пастбище. Ну как, рад?

– Благодарю тебя, хан. – Баурджин вежливо поклонился.

Жорпыгыл ухмыльнулся:

– Я тоже рад, что ты из всем известного труса превратился в храброго воина! Вот бы все так. Этот мелкий, Гамильдэ-Ичен, как, труса не праздновал?

– Гамильдэ-Ичен проявлял в бою смелость и осмотрительность – качества вполне редкие.

– Вот как? Ну, что ж. – Жорпыгыл потер руки. – Рад и этому. Тебя послушать, так в твоем десятке все герои!

– Так и есть, хан, – улыбнулся юноша. – Все. Кроме некоторых.

– А, ты, верно, имеешь в виду Гаарчу с Хуридэном? Ну, эти-то собачины те еще…

Вот в этом вопросе Баурджин был полностью согласен с ханом.

– В общем, я расскажу о тебе отцу, – встав, подытожил беседу Жорпыгыл. – Вернемся домой – получишь и пастбище, и табун. Смотри только, работай и не забывай тренировать свой десяток. Если… ха-ха… ты его сможешь набрать! Да, чуть не забыл – сам верховный хан Инанч-Бильгэ приглашает тебя вечером на пир в свою юрту. Неслыханная честь для простого пастуха! Осознай!

– Осознаю, – Баурджин поклонился, – и с удовольствием принимаю приглашение.

– Ну, еще бы ты его не принял!

Жорпыгыл расхохотался и, похлопав юношу по плечу, выпроводил из юрты.

Предложение хана, конечно же, отнюдь не вскружило Баурджину голову: если разобраться, предлагалось ему опять ишачить на чужих пастбищах. Пасти чужих коней, да еще и тренировать воинов – не слишком ли щедрые подарки для Жорпыгыла Крысы и старого Олонга? А может, лучше вообще не возвращаться домой? Кто там его ждет-то? В лучшем случае – старая колдунья Кэринкэ да, возможно, ханская наложница Хульдэ. Впрочем, нет, та – вряд ли. Хотя наверняка обрадуется возвращению и даже одарит любовью. Не его одного, естественно… Не возвращаться? А что потом делать? Ведь тогда он, Баурджин, и доверившиеся ему люди обретут статус беглецов – и по законам найманов первый же встречный получит право их убить. Степь только кажется бескрайней и безлюдной, на самом же деле слухи там распространяются быстро. Нет, порывать с родом Олонга пока не стоило. Потом – может быть… К тому же именно в родовых кочевьях у озера Буир-Нур располагалось загадочное урочище Оргон-Чуулсу… на которое Баурджин – генерал армии Иван Ильич Дубов – до сих пор имел вполне определенные надежды. А, собственно, почему бы их не иметь?

Верховный хан найманов Инанч-Бильгэ лично угощал рисовым вином – а по сути, брагой – своих верных воинов. Конечно, сам он к ним не подходил и в рот вино не лил – посылал слуг с пиалами. Кроме самого хана и некоторых военачальников, которых Баурджин не знал, на почетных местах сидели сыновья Инанч-Бильгэ – Буюрук (старший) и Тэйбака (младший). Буюрук – щелоглазый, щекастый, с сальными волосами и высокомерно искривленным ртом – чем-то напоминал ошпаренного кипятком поросенка, младший же его братец, Тэйбака, выглядел куда приятней, хоть и не так, как красавец Эрхе-Хара. Темные глаза с длинными ресницами, узенькая бородка, совсем по-гусарски лихо закрученные кверху усы. Типичная физиономия дамского угодника и сердцееда. Тэйбака, кстати, сидел ближе к приглашенным, нежели его отец или старший брат. Что же касается Эрхе-Хара, так того пока не было – верно, где-нибудь рыскал либо спал, упившись пьяным-пьяно.

О сыновьях верховного хана Баурджину только что поведал Жорпыгыл Крыса. Снизошел-таки до беседы, и вовсе не потому, что вдруг проникся симпатией к собственному десятнику, нет – просто-напросто выказывал свою осведомленность. Надо же было хоть кому-то ее выказывать! А юноша слушал да мотал на ус – авось пригодится.

– Великий хан приветствует тебя и дарит чашу этого прекраснейшего вина! – громко произнесли сзади. Нет, обращались вовсе не к Баурджину, слишком уж тот был мелок для подобных милостей верховного правителя найманов, – Инанч-Бильгэ жаловал Жорпыгыла, вернее, даже не столько его самого, сколько в его лице престарелого Олонга.