Книга Генетик - Анатолий Маев

— Милая моя! — нежно заговорил ученый. — Ты даже не представляешь себе, как уже помогаешь мне — заботой, теплом, вниманием, которыми окружила. Без тебя я вряд ли справился бы с работой, за которую взялся. Да, действительно, я полностью захвачен экспериментом, но завтра это закончится. А на послезавтра я уже заказал билеты. Мой несравненный Малер! Надеюсь, что и ты начнешь «дышать к нему неравнодушно». Ты не возражаешь?

— По поводу билетов или дыхания?

— И то, и другое.

— С удовольствием послушаю. А насчет «дышать неравнодушно»… Я знакома с некоторыми его произведениями. Мне он нравится, безусловно, но не более того. А что мы будем слушать?

— В программе вокальный цикл «Песни об умерших детях» для голоса с оркестром и «Пляска смерти».

Марина была обескуражена, но вида не подала, лишь спросила:

— А что еще?

— Признаться — не помню, — ответил ученый.

— Не Вагнер, случайно? — предположила женщина.

— Нет, нет, только не Вагнер. На Вагнера надо идти, когда питерцы исполняют. Они его уже лет сто чувствуют и исполняют по-особенному. Во всяком случае, я так считаю.

Марина уже спешила на работу.

Оставшись один, ученый уже через пару минут держал в руках несколько потрепанных томов. Это были произведения Никколо Макиавелли, Леклера де Бюффона и Эразма Роттердамского. Усевшись поудобнее в кресле, Ганьский углубился в чтение. Читал долго, время от времени прерывался и бродил по комнате в задумчивости, подолгу стоял у окна, скрестив руки. Пил чай, но ничего не ел. Выкурил две толстые сигары и выпил несколько рюмок коньяка. Постоянно заходил в «ту» комнату, возвращаясь с другими книгами, среди которых оказались «Комментарии к Уголовному кодексу», «Справочник питательных сред» и Спиноза. Несколько раз Ганьский прошелся от стены до окна и обратно с томиком Спинозы, все так же в задумчивости, негромко раз за разом повторяя вслух: «Ничто из того, что заключает в себе ложная идея положительного, не уничтожается наличностью истинного, поскольку оно истинно».

В пять часов пополудни Аполлон Юрьевич в очередной раз удалился в заветную комнату. Пробыл там недолго и вернулся с одной из банок в руке. С той, на которой не было пометок. Он вылил жидкость в унитаз, а тело, похожее на головастика, завернул в полиэтиленовый пакет и выкинул в ведро, после чего спустился с ним во двор к мусорному баку.

Когда Ганьский открывал дверь вернувшейся с работы Марине, раздался телефонный звонок. Вараниев поинтересовался здоровьем и сообщил, что приедет за объектом завтра к девяти утра.

* * *

В одиннадцать утра следующего дня в кабинете доктора Сергея Ивановича Кемберлихина сидели Виктор Валентинович Вараниев и Жанетта Геральдовна Хвостогривова. Гинеколог расхаживал по кабинету, сцепив кисти рук в замок за спиной, и говорил:

— Вчерашнее обследование Жанетты Геральдовны показало, что аборт не вызвал осложнений, и сегодня, месяц спустя, нет никаких противопоказаний к подсадке. Плод в потрясающей кондиции! Это первый случай в мировой практике, чтобы в лабораторном сосуде вырос эмбрион человека. А уж чтобы такого качества — и предположить невозможно. Ваш друг — гений и совершил невероятное: больше чем революцию в медицине. Хотел бы я познакомиться с ним. Вы, Виктор Валентинович, мне обещаете?

— Конечно.

— Спасибо! Через полчаса будет готова операционная, в которой я произведу подсадку плода. Как врач должен сообщить о возможных осложнениях и проблемах, которые могут возникнуть. Собственно говоря, я практически уверен, что справлюсь со всеми… кроме двух-трех. И в первую очередь меня волнует один вопрос: плацента. Если она не разовьется, плод погибнет, беременность прервется. Мы будем знать об этом в течение суток. Первые пятнадцать-двадцать дней вам, Жанетта Геральдовна, в том случае, если плод приживется, крайне желательно провести под моим наблюдением в клинике.

Постучавшись, в кабинет вошла пожилая медсестра и сообщила врачу, что все готово. Доктор пригласил с собой Хвостогривову, оставив Вараниева в одиночестве. Сергей Иванович отсутствовал недолго и вернулся в приподнятом настроении:

— Все прошло как нельзя лучше! Если вы верующий, идите немедленно в церковь и молитесь.

— Я неверующий, — откликнулся Вараниев.

— Не могу вас больше задерживать, Виктор Валентинович. Разве что на одну минуту буквально: мне бы получить от вас оговоренную за услугу сумму.

— Ах, да-да, совсем все из головы вылетело! — нашелся что сказать в оправдание председатель и, вынув из бокового кармана пиджака сверток, протянул его Кемберлихину.

Следующие часы оказались самыми тревожными в жизни Вараниева: он переживал за Хвостогривову. Вернее — за исход дела. А переживал в квартире Шнейдермана, не желая в тяжелые минуты видеть кривую физиономию своей толстой жены. Боб Иванович, напротив, был совершенно спокоен и всячески убеждал товарища подойти к вопросу мудро. Но как это — «мудро», второй человек в партии сам не знал.

— Подозреваю, в твоей голове, Виктор, сейчас такой кошмар творится, что если мы не выпьем с тобой грамм по триста, тебя либо инфаркт разобьет, либо умом тронешься.

— Умом я тронусь, если осечка будет: Гнездо отчет потребует за потраченные деньги. Неси водку, — согласился председатель.

— Водки нет. Есть коньяк. На выбор: армянский, молдавский, — предложил Шнейдерман.

— Давай то, что ближе стоит. И закусить малость, а то в моем состоянии я на полу окажусь со ста граммов, — не без основания заметил гость.

Пили молча: сколько Шнейдерман ни пытался разговорить Вараниева, ничего у него не получалось.

С девяти часов утра Виктор Валентинович принялся звонить доктору Кемберлихину. И не отходил от телефона, пока тот не взял наконец трубку. Гинеколог сказал, что еще не видел пациентку, но если ночью с ней ничего не случилось, значит, шансы на благополучный исход велики. Кемберлихин спросил номер телефона и пообещал перезвонить сразу, как только проведет осмотр.

Вараниев повеселел и попросил что-нибудь перекусить.

Запасы хозяина квартиры состояли из слегка подсохшего сыра, сливочного масла и пары яиц, сваренных накануне вкрутую. Имелся еще хлеб, и в морозилке нашлись пельмени. Шнейдерман сел за стол напротив товарища, чувствуя, что завтрак и ему не помешает.

Раздался звонок, и Вараниев побежал к телефону. Боб Иванович услышал, как нервно опустил трубку его товарищ.

— Что, не получилось?

— Звонили из похоронного бюро. Предлагали сейчас подумать о своем будущем — в рассрочку на пять лет выкупить место для урны в стене на каком-то престижном кладбище. Нашли время, сволочи!

Шнейдерман засмеялся:

— Может быть, Еврухерий опять инициативу проявил?

Председатель внимательно посмотрел на товарища. Боб Иванович улыбнулся:

— Шутка! А знаешь, Виктор, я уверен, все будет нормально и через положенное время Вождь появится на свет. Ты, кстати, с ученым расплатился?