Книга Овечья шкура - Елена Топильская

Этот доморощенный фюрер ни много ни мало призвал с оружием в руках бороться против режима, который допускает проживание в нашем городе лиц иной национальности, кроме русской, а также законодательно запретить браки русских с представителями других наций.

Зная достоверно, что поборник чистоты нации тщательно скрывает свое отчество, звучащее скорее по-иудейски, чем по-русски, я с удовольствием смотрела, как Белявский прилюдно этого урода унижает, тонко издевается, а тот даже не замечает и принимает издевательски-восхищенный тон ведущего за чистую монету.

Но стоило рядом с Белявским оказаться достойному человеку, как все приемы ведущего начинали казаться мелкими, позы — напыщенными, а колкие замечания — просто-напросто мелким хулиганством, и в конце концов я утратила к его передаче всякий интерес; да она и в эфире стала появляться все реже и реже. А вскоре передачу и вовсе прикрыли — то ли интерес к ней утратили многие, включая его телевизионное начальство; то ли он неудачно подколол в эфире лицо, близкое к кругам, финансирующим телевидение; но теперь Игорь Белявский пробавлялся эпизодическими шоу и от случая к случаю блистал своей фактурой в конферансе.

Косматый коротышка — вот ему-то, как я отметила, Белявский улыбался совсем не так, как мне, а будто родственнику, тепло и дружелюбно, — на меня посмотрел, как солдат на вошь. И что-то буркнул Белявскому, а тот переменился в лице и отозвал в сторону редакторшу. Пока те секретничали, коротышка даже и не подумал развлекать меня светской беседой, а пускал мне в лицо дым и прямо-таки буравил меня своими поросячьими глазками.

Я наконец вспомнила, кто он такой: “гад”, как выражался писатель Куприн, от слова “гадать”, то есть прорицатель, Иоаким Баранов. Секрет его популярности для меня так и остался тайной за семью печатями. Я искренне не понимала, как астролог и оракул может, извините за каламбур, попадать пальцем в небо сто раз из ста возможных, и при том до сих пор не быть побитым камнями. Впрочем, может быть, в этом как раз и крылся его волшебный дар. Его последнее предсказание, вовсю муссировавшееся желтой прессой, называло точную дату конца света, который должен был состояться неделю назад.

Вернулся Белявский, еще раз растянул губы в символической улыбке и дал редакторше меня увести обратно. Где-то под железной лестницей редакторша, старательно пряча глаза, объяснила мне, что она лично приносит мне свои извинения и безумно сожалеет, но Игорь Петрович буквально в последнюю минуту изменил концепцию передачи, что повлекло сокращение количества участников, поэтому она сейчас проводит меня на выход…

Я пожала плечами и пошла к выходу из студии. Редакторша засеменила следом, видимо, удивляясь, почему я не устроила скандала. Она бы очень удивилась, узнав, что на самом деле я испытала облегчение: не надо было торчать в студии неизвестно зачем, ждать, пока до меня донесут микрофон, чтобы я сказала туда ничего не значащую фразу, а потом два часа слушать разглагольствования людей, как правило, мало что смыслящих в теме, на которую они разглагольствуют. По крайней мере, мне — до сей поры как телезрителю — дело представлялось именно так. И будучи избавлена от этого бессодержательного времяпрепровождения, я стоически перенесла свою отставку из прямого эфира. Хотя, конечно, червячок меня точил — почему это при взгляде на меня концепция передачи была срочно изменена? Неужели мой внешний вид или репутация не позволяют показать меня на экране?

(Хотя на фоне тех внешностей и репутаций, что мелькают в эфире, моя отставка — скорее комплимент.).

Уже в вестибюле редакторша, обеспокоенная отсутствием претензий с моей стороны, попыталась объяснить мне причины внезапного изменения концепции передачи.

— Мария Сергеевна, — сказала она, борясь с одышкой, — понимаете, у нас сегодня основной гость — Иоаким Пантелеймонович. Тема передачи — маньяки в городе. Иоаким Пантелеймонович будет делать предсказание о том, какие маньяки появятся в нашем городе в ближайшее время. И он почему-то не захотел выступать в вашем присутствии… Сама не знаю почему.

Редакторша предельно искренне пожала плечами, и похоже, даже обиделась, когда я расхохоталась. Сухо попрощавшись со мной, она исчезла за перилами мраморной лестницы, а я все еще продолжала смеяться. Мне-то было понятно, почему выдающийся прорицатель отказался прорицать в моем присутствии: элементарно испугался нести свою обычную ахинею при специалисте. Как-никак, я следователь прокуратуры, и в маньяках должна хоть что-то понимать по определению. Вот он и побоялся, что я аргументированно опровергну его бредятину. Ну и чего стоят тогда его предсказания? Как говорил классик советской сатиры — давайте спорить о вкусе кокосовых орехов с теми, кто их ел.

Наш прокуратурский водитель удивился, что меня отпустили так рано, но я рассказала ему, как знатный оракул сдрейфил при мне делать предсказания по поводу маньяков. Водитель похихикал, а потом как-то странно глянул на меня и заявил:

— А что это с вами случилось, Мария Сергеевна? Что у вас с лицом?

— А что у меня с лицом? — нервно осведомилась я.

— Такое впечатление, что вы помолодели лет на десять.

— Нахал, — деланно оскорбилась я, но потребовала продолжения. Водитель продолжил:

— Ну, правда, что с вами случилось? За то время, что вы болтались по телецентру, подтяжку вы бы сделать не успели…

— Какая подтяжка! Просто я выхожу замуж, не отказала я себе в удовольствии.

Водитель был потрясен. Нет, чтобы за меня порадоваться; но, как выяснилось, он переживал за жениха.

— Бедный парень. Я не представляю, как кто-то может вам сказать “принеси тапочки”.

— Почему?! — удивилась я совершенно искренне.

— Да у вас на лице написано — “видала я вас всех”…

— А может, не всех?

— Нет, всех, — настаивал на своем водитель.

— Ладно, — решила я. — Не пропадать же такому качественному макияжу. Поехали в морг.

— В морг? — поразился водитель. — На ночь глядя? Зачем?

— Обольщать жениха. Пока я хорошо выгляжу.

Скажу сразу, что в бюро судебно-медицинской экспертизы я съездила не только продемонстрировать макияж. Там я узнала, что кровь в одном из пятен из машины Вараксина — достаточно редкой группы и по всем своим параметрам совпадает с кровью убитой неизвестным преступником Наташи Хворостовской.

* * *

На следующий день ко мне в прокуратуру наведалась Алиса Кулиш. Несмотря на то, что я не бездельничала и изо всех сил старалась раскрыть убийство ее сестры — а теперь уже не было сомнений, что это убийство, а не несчастный случай, — мне все равно почему-то было стыдно перед девочкой.

Алиса, видимо, зашла ко мне сразу после школы, на ней был синий костюмчик с золотыми пуговицами, в руке аккуратненький портфельчик; мне ее внешний вид понравился. Я вспомнила одноклассниц моего сына, одевавшихся в школу так, будто посреди актового зала стоит шест для стриптиза, и порадовалась, что остались еще серьезные девушки.