Книга Последний барьер - Дик Фрэнсис

— Да.

— Я так и понял. — Он несколько раз кивнул, потом снова уткнулся в комикс.

Я вдруг вспомнил, как он выглянул из соседнего с Мики денника, когда Эдамс с Хамбером вызвали меня на экзекуцию.

— Джерри, — медленно сказал я, — ты слышал, о чем говорили мистер Эдамс и мистер Хамбер, пока ты был в деннике черной охотничьей мистера Эдамса?

— Слышал, — откликнулся он, не поднимая головы.

— И о чем они говорили?

— Когда ты убежал, мистер Эдамс засмеялся и сказал хозяину, что долго ты не выдержишь. Не выдержишь, — повторил он, как припев, — не выдержишь.

— А о чем они говорили до этого, ты слышал? Когда только подошли туда, а ты еще выглянул и увидел их?

— Они были сердитые из-за Мики. Сказали, что возьмутся за следующего сейчас же.

— А еще что-нибудь они говорили?

Он наморщил узкий лоб. Морщины эти означали — он хочет сделать мне приятное и старается вспомнить изо всех сил.

— Мистер Эдамс сказал, что ты пробыл с Мики слишком долго, а хозяин говорит, да, это плохо... плохо и... да, рискованно, и лучше, чтобы тебя не было, а мистер Эдамс говорит: «Да, давай и побыстрее. Как только он уйдет, мы сразу возьмемся за следующего». — Он победно открыл глаза — вот он все и вспомнил!

— Повтори конец, — попросил я. — Самый конец.

Он послушно повторил:

— Мистер Эдамс сказал: "Давай и побыстрее.

Как только он уйдет, мы сразу возьмемся за следующего".

— Джерри, — сказал я, — я ухожу отсюда. Не могу же я оставаться, если мистер Эдамс будет меня бить! Раз такое дело, надо уходить.

Мы взобрались наверх по лестнице и нырнули в наши неуютные постели. Я лежал на спине, сцепив руки за головой, и думал: завтра утром Хамбер своей палкой будет проверять мои кости на прочность. Я грустно усмехнулся. Как перед походом к зубному врачу: пока ждешь, волнуешься, а в общем-то ничего страшного. Я вздохнул и повернулся на бок.

На следующий день, как и следовало ожидать, операция «Выселение» развернулась полным ходом.

После второй поездки, когда я расседлывал Доббииа, в денник вошел Хамбер и как следует огрел меня палкой по спине.

Я выпустил из рук седло — оно упало прямо в свежую кучу навоза — и круто обернулся.

— Что я не так сделал, сэр? — обиженно спросил я. Раз уж все решено, облегчать ему жизнь не буду. Но у него уже был готов ответ.

— Касс сказал мне, что в субботу ты опоздал к началу вечерней работы. И подбери сейчас же седло. Это еще что такое — бросать седло в самую грязь?

Он стоял, широко расставив ноги, глазами оценивая расстояние.

Что ж, ладно. Еще один удар, не больше.

Я повернулся к нему спиной, чтобы поднять седло. Я взял его в руку и уже начал разгибаться, но тут он ударил меня снова, примерно по тому же месту, но гораздо больнее. Воздух со свистом вырвался сквозь зубы.

Я бросил седло в грязь и заорал:

— Я ухожу!! Баста! Сию же минуту!

— Вот и прекрасно, — процедил он с видимым удовольствием. — Можешь собирать манатки. Документы получишь в конторе.

Он повернулся на каблуках и, чуть прихрамывая зашагал прочь. Своего он добился.

Я распрямил спину, поморщился. А седло Доббина пусть в навозе и валяется. Это хороший штрих. Символ грустного конца.

Глава 15

Я снял с мотоцикла полиэтиленовую пленку и медленно вырулил из двора конюшни. Конюхов не было — шла третья проездка, к тому же не последняя. Только я задумался, как же пять конюхов будут управляться с тридцатью лошадьми, навстречу мне попался пройдошистого вида паренек с вещмешком за плечами, тащившийся к воротам конюшни. Еще один представитель армии отщепенцев. Эх, парень, знал бы, что тебя там ждет!

Я доехал до Клеверинга, мрачного шахтерского городка с узкими улочками, на которых стена к стене теснились дома рабочих. Убогое впечатление скрашивал лишь торговый центр из хрома и стекла. Оттуда я и позвонил в лондонский дом Октобера.

Трубку снял Теренс. Лорд Октобер, сообщил он, улетел в Западную Германию. Там его фирма открывает новую фабрику.

— Когда он вернется?

— Думаю, в субботу утром. Улетел в воскресенье, сказал, на неделю.

— Значит, на выходные он поедет в Слоу?

— Скорее всего. Он говорил, что обратно полетит прямо на Манчестер, и никаких специальных указаний не оставил.

— Не могли бы вы найти для меня адреса и телефоны полковника Бекетта и сэра Стюарта Мэкклсфилда?

— Не вешайте трубку. — Раздался шелест страниц, и Теренс назвал мне нужные адреса и телефоны.

Попрощавшись с ним, я сразу набрал номер телефона Бекетта. Бесстрастный резкий голос сообщил мне, что полковника Бекетта нет дома, но в девять часов он обедает в своем клубе, и там его можно застать. Сэр же Стюарт Мэкклсфилд, как оказалось, недавно перенес воспаление легких и сейчас в санатории — восстанавливает силы. Я звонил им в надежде получить подкрепление: ведь нужно следить за конюшней Хамбера, и когда оттуда выедет фургон с Кандерстегом, следовать за ним. Но похоже, мне все придется делать самому: если я обращусь в полицию, мне просто не поверят, а уж помощи от них тем более не дождешься.

В ломбарде я купил коврик и мощный бинокль, а в магазине — пирог со свининой, несколько плиток шоколада, бутылку минеральной воды и набор почтовой бумаги. Потом проехал назад через Поссет и дальше по дороге, вдоль верхней части долины, где находилась конюшня Хамбера. Добравшись до облюбованного места, я съехал с дороги на несколько метров, убрал мотоцикл в чахлый кустарник. Поудобнее расположился, стараясь не возвышаться над линией горизонта, — из проезжающих машин меня не заметят. В бинокль отлично просматривался двор конюшни Хамбера.

А пока надо браться за отчет, более подробный и более официальный, чем обрывочные записки на скорую руку, которые я посылал из Поссета. Достав бумагу, я принялся писать. Писал долго, часа два с лишним, время от времени поднося к глазам бинокль. Но ничего необычного в конюшне Хамбера не происходило.

Итак, я начал писать...

"Графу Октоберу

Сэру Стюарту Мэкклсфилду

Полковнику Родерику Беккету

Господа,

Нижеследующим сообщаю факты, выявленные мною в ходе расследования по вашему поручению, а также некоторые выводы, которые, на мой взгляд, могут быть сделаны на основании имеющихся фактов.

Около четырех лет назад Пол Джеймс Эдамс и Хедли Хамбер вступили в сговор, целью которого было гарантировать определенным лошадям победу на скачках. В то время Эдамс купил поместье «Мэнор Хаус» и переехал жить в деревню Телбридж, графство Нортумберленд.