Книга Вторая попытка - Меган Маккаферти

Под «мы» я имела в виду подростков. Надо было говорить «они» — так поаккуратнее.

Шутка, как раз подходящая к моему статусу девственницы:

В: Как вы заставляете играть гормоны?

О: Говорю ей, что надену костюм на антитанцы.

Труд-но, труд-но.

Черт. Теряю.

Все, кроме девственности.

Двадцать второе ноября

Беги! Спасайся! Пока Г-младший не начал свое восемнадцатилетнее царствование террора! О боже! А что, если это девочка? Крошка Бетани — как Доктор Зло и Мини-Я.

АААААХХХХХХХХ.

Да, это правда. Бетани и Г-кошелек состряпали нового монстра. Девочку или мальчика — не важно, это ужасно.

Мистер и миссис Докцилковски едва разделись на пороге, перед тем как сообщить эту новость.

— Мы ждем ребенка!

Я не могу описать тот оглушительный и обезоруживающий выплеск радости, исходивший от матери.

Папа хлопнул Г-кошелька по руке — мол, молодец мужик.

Глэдди повернулась к Мо (она настояла, чтобы тот пришел: «Он почти член семьи») и сказала:

— Я же говорила, сынок кое на что способен.

Я просто стояла, огорошенная. Эта новость была последним, что я ожидала услышать от сестры. Мамочка Бетани — звучит абсурдно. Она слишком влюблена в себя и ленива. Она даже не могла пожаловаться, что ей приходится каждый день завивать ресницы — они у нее и так от природы загнутые.

Нежелание Бетани иметь детей роднило нас, помимо коллекций дисков с музыкой и фильмами восьмидесятых. У меня не наблюдалось ни малейшего проблеска материнского инстинкта. Может быть, так мое тело реагировало на то, что я собираюсь умереть девственницей.

— Я хотела тебе сказать, — проговорила Бетани, похлопывая себя по все еще плоскому животу. — Не думай, что я растолстею.

Я сбилась со счета, сколько раз она говорила мне, что ее матка — зона, свободная от детей, именно по этой причине. «Как только беременные жены поправляются, мужья их бросают, — говорила она. — Такого со мной никогда не случится». Ее страх поправиться перекрывал тысячелетнюю историю генетики. По крайней мере, я так думала. Но оставить это так я тоже не могла.

— Бетани, я не думаю, что ты хочешь иметь ребенка.

Большая ошибка. Вам надо видеть выражение гнева и отвращения на ее лице, словно бы я закричала: Я НЕНАВИЖУ ДЕТЕЙ. УБИТЬ ИХ ВСЕХ. ВСЕ ДЕТИ ДОЛЖНЫ УМЕРЕТЬ, УМЕРЕТЬ, УМЕРЕТЬ!!!

Теперь я знаю, каково быть, например, Тэрин Бейкер — отверженной. Никто не разговаривал со мной, пока мы не сели за праздничный стол, и Глэдди тут же прошлась по поводу того, что я вчера не навестила ее.

— И почему ж ты не почтила нас своим присутствием?

— Я была занята, гм, уроки делала, — слабо выговорила я.

— Тутти-Флюти говорит совсем по-другому, — прокаркала она.

— Правда? И что же говорит Тутти-Флюти?

— Он говорит, что у тебя появился парень!

Вплоть до этого момента моя мама не внесла в диалог ничего, кроме: «У моей детки будет детка!» Она повторяла это через равные интервалы, расстояние между которыми сокращалось по мере того, как кровь в ее венах сменяло «шардонне». Но, услышав слово «парень», она внезапно обратила на меня все свое внимание.

— Джесси! У тебя есть парень! Кто он?

— У меня нет парня, мам.

— А я слышала, что есть, — сказала Глэдди.

— И я, — поддакнул Mo.

— Не верьте всему, что слышите, — ответила я. — Особенно если это говорит Маркус Флюти.

— Извини, девочка! Но он сказал, что ты и этот его приятель Лен собираетесь вместе пойти на танцы, — сказала Глэдди.

— ТЕБЯ ПРИГЛАСИЛИ НА ТАНЦЫ? — одновременно воскликнули мама и Бетани.

— Нет!

— А я слышала…

Я пустилась в объяснения, что Лен пригласил меня, однако танцы отменили, и вместо этого мы завтра вечером организуем антитанцы.

Только представьте, какие крики ужаса испустили мама и Бетани, пораженные возможностью остаться без вечера танцев в честь начала каникул.

— Я не знаю насчет этого Лена, — проскрипела Глэдди, когда улеглось волнение. — Но Тутти-Флюти ничего себе парнишка, верно?

— Да, — согласилась я. — Ничего себе.

— Плохо, что Тутти-Флюти не интересуется тобой.

Ее слова припечатали меня сильнее, чем кулак Майка Тайсона.

— Ээээ…. — забормотала я подобно Лену. — Он… эээ… так сказал?

— О да, — ответила она. — Ему нравятся твои мозги, Джей Ди, но ты ему не нравишься, и прости меня, если я что не так сказала.

Нет. Все так. От стыда у меня навернулись слезы и капнули прямо в тарелку. Не важно, насколько мне больно, важно, что это неплохая новость, верно? Теперь я точно знаю, что Маркус меня больше не хочет. Его намерения в отношении Лена чисты как слеза.

— Этот Лен… да он из штанов готов выскочить ради тебя, — подмигнув морщинистым веком, проговорила Глэдди.

Она, мама и Бетани захихикали.

В течение всего разговора Г-кошелек, Mo и папа были полностью поглощены собственной дискуссией о возвращении в игру Майкла Джордана. В такие моменты я особенно остро хочу, чтобы у каждого члена моей семьи были яйца. Включая меня.

Двадцать третье ноября

Антитанцы войдут в историю Пайнвилля как одно из лучших и самых шумных событий.

Антитанцы войдут и в мою собственную историю, как один из самых странных вечеров в жизни, с того момента, как я села к Лену в машину, и до того мига, как он отвез меня домой.

Давайте не будем вдаваться в подробности попыток мамы и сестры навести на меня марафет — я решительно отвергла их попытки сделать из меня роковую женщину, мой выбор — любимые джинсы и футболка с эмблемой Тура Джексонов 1984 года. Пройдем мимо скучной прелюдии, во время которой мама, папа, Бетани, Г-кошелек, Глэдди и Mo выстроились на лестнице, чтобы надлежащим образом встретить моего «нового парня». Пропустим часть, где мы с Леном обменялись неловкими комплиментами, к вящей радости нашей аудитории, и направились к дверям. Лен приехал на отцовском синем «Сатурне», у которого было примерно столько же шарма, сколько у гигантского кадиллака из семидесятых.

— Джесс? Я не могу. Гм. Сделать это, — сказал он, едва повернув ключ в замке зажигания.

— Что? Ты не можешь выступать?

— Гм…

— Можешь, Лен!

— Просто слишком много. Гм. Давления.

— Я знаю, этой ночью ты просто докажешь всем, что ты лучший…

Он захныкал.