Книга Четверги с прокурором - Герберт Розендорфер

Уголовное дело против Леттля и Браунагеля по обвинению обоих в гибели вследствие халатности было прекращено, поскольку не представлялось возможным установить ход событий. И при неразберихе, царившей на стройплощадке, немудрено было перепутать места прохода электропроводки, во всяком случае, не удалось установить, кто именно поручил Энцо сверлить стенку именно в том месте. Правда, итальянцам пришлось ответить за попытку укрывательства денежных средств от обложения налогом, за нарушение техники безопасности при проведении работ, но это уже, как говорится, мелочи. Казалось бы, на этом деле можно было спокойно ставить точку, но тут случился один телефонный звонок. Звонок этот прозвучал в моем кабинете, и я, сняв трубку, тут же узнал голос вдовы Энцо. Как я уже говорил, мои знания итальянского были крайне скудны. Я сумел лишь понять, что женщина не на шутку взволнованна и хочет сообщить мне нечто весьма важное. К счастью, под рукой оказался один из моих коллег, полиглот-самоучка из тех, что удовольствия ради изучают языки. В тот момент, если мне не изменяет память, он одолевал сиамский – четырнадцатый по счету иностранный язык. Я взял трубку параллельного аппарата и стал слушать, хотя, честно признаюсь, понял мало, ибо темп разговора все убыстрялся. Я только видел, что коллега записывает какие-то фамилии и номер автомашины. Потом он положил трубку и, отдуваясь, откинулся на спинку кресла.

– Ну и что? – поинтересовался я.

– Ничего хорошего, – ответил он. – Брат погибшего, то есть свояк вдовы, вместе с одним другом этого семейства направляются сюда. Имеется ли у них при себе огнестрельное оружие, этого женщина не знает. Ножи есть точно. Потому что она своими глазами видела, как они пристраивали их при помощи пластыря под днищем автомобиля. А дружок замазал пластырь землей, чтобы не было заметно.

– И все-таки я ничего не понимаю, – признался я.

– Месть, – пояснил всеведущий коллега. – Не забывайте, оба они уроженцы юга Италии.

– А что, семья не верит, что это был несчастный случай?

– Вдова Энцо тайком выехала в столицу провинции, чтобы оттуда без опаски позвонить. Похоже, она единственный разумный человек в этой семейке и не хочет, чтобы ужасы продолжались. Так что мы не имеем права поставить ее под удар, иначе ей придется очень плохо.

– А кого они собрались убить?

– Остальных четверых членов бригады. Они не верят, что все было именно так, думают, что прокурора подкупили, – не забывайте, это ведь итальянцы-южане.

– Да, но с какой стати итальянцам убивать своего же товарища по работе?

– Ну, знаете, причину всегда отыскать можно.

Что нам оставалось делать? Дело складывалось так, что мы должны были сидеть и ждать, пока не совершится серьезное преступление. Но я решил предупредить проживавших в общежитии на Вестендштрассе итальянцев, после чего один из них исчез и больше не появился. Были даны соответствующие инструкции и представителям таможенной службы на пограничных переходах Куфштайн и Шарниц. Тогда еще существовал пограничный контроль. Без труда удалось обнаружить нужный автомобиль, а под днищем и ножи; кроме ножей, нашлась и парочка пистолетов, укрытых под обивкой дверцы. Этого было больше чем достаточно для ареста, и тень подозрения не падала на вдову Энцо.

Все дальнейшее можно передать в двух словах. Оба прибывших итальянца отрицали намерение убить кого-либо. Трудно было предъявить им обвинение в подготовке убийства, в таком случае потребовалось бы свидетельство супруги Энцо, и я решил ограничиться лишь предъявлением обоим обвинения в попытке нелегального ввоза оружия. После оба незамедлительно были депортированы в Италию. К счастью, оба здорово перепугались, и это явно отвлекло их от осуществления задуманного. Неясным оставалось только одно: почему исчез один из итальянцев, едва узнав о мстителях? Может быть, все же… Впрочем, что гадать, это на самом деле осталось тайной, а нам с вами пора поклониться музыкальной короне – скрипичному квартету.

В этот четверг на пюпитрах были разложены ноты Джузеппе Верди.

Я – кошка Мими (черно-белой масти). Я могу прочитывать мысли. Сразу заявлю: утверждение о том, что кошки лишены музыкального слуха (см. статью «Кошачья музыка» в словаре Тримм), не соответствует действительности. Свойственная кошкам музыкальность обращена внутрь, а не вовне. То же самое относится и к нашему языку. Мы наделены речью и, если захотим, можем говорить. Могу я в доказательство тому привести парочку стихотворений, запечатленных на этих вот листках? Мы сочиняем стихи – мой брат Борис, рыжий кот, и я.

Ни день, ни ночь, ни звезды нас не досягают, Ни громозвучные призывы Божества. Иль уши наши им не внемлют более, Иль очи не у зреют?

Двадцать четвертый четверг земельного прокурора д-ра Ф., когда он рассказывает самый занимательный случай из всех ему известных

В юридическом смысле это дело представляло собой пустяк, не более. Мой отдел не имел отношения к нему, обо всем мне рассказал один коллега, когда мы с ним сидели в кафе «Францман», не единственном из заведений, ныне бесследно канувших в Лету. Там, в послеполуденные часы, в непринужденной обстановке за чашечкой несравненного кофе мы и собирались: судьи, прокуроры. А кофе на самом деле был восхитительный, никакого сравнения с тем, каким поили в нашей столовой. Кафе «Францман» было местом обмена мнениями, идеями, именно там упомянутый коллега ознакомил меня с делом о 23 миллионах марок. Тогда в ходу еще были немецкие марки.

Тяжба эта, на взгляд дилетанта, яйца выеденного не стоила. Речь шла об одном чиновнике финансового управления, обвиненном в превышении служебных полномочий. Я и сейчас помню, как его звали. Странная у него была фамилия, даже, пожалуй, смешная. Не буду вам ее называть, поскольку владелец ее наверняка жив и здоров. Назовем его Маусбайгль – согласитесь, фамилия смешная. Так вот, Маусбайгль – Хольгер Маусбайгль. На момент предъявления обвинения ему исполнилось сорок. Сам он был весь такой серенький, как мышка, лысоват, со скошенным подбородком и близко посаженными глазками, и на первый взгляд по его физиономии даже трудно было понять, то ли он тебя боится, то ли замышляет коварство. Вероятно, можно было смело предположить и то и другое. На службе его было трудно от стенки отличить – ничем особенным не выделялся, ни чрезмерным усердием, ни разгильдяйством. Как позже на допросе выразился непосредственный начальник Маусбайгля, он исполнял все положенное аккуратно, хоть и не всегда в срок. Промахов, ляпсусов за ним тоже не водилось. Зато Маусбайгль считал в уме лучше всякого калькулятора. Вряд ли он мог претендовать на роль души общества, но в целом коллеги относились к нему неплохо. Маусбайгль очень пекся о положенных ему привилегиях. Помню лишь единственный конфликт, в который он был вовлечен, это произошло из-за кактусов, стоявших в горшках на подоконнике его рабочего кабинета. Одна дама, особа выше его по положению, надумала убрать их оттуда. Мол, «от них весь подоконник в потеках». Возник спор, который быстро перерос в конфликт из-за того, что упомянутая коллега позволила себе презрительное высказывание в адрес кактусов Opuntia cochenillifera – вид, отличающийся овальными мясистыми листьями, – назвав их «шлепанцами». После вмешательства начальника Маусбайгля было достигнуто компромиссное решение: Маусбайгль за свой счет заказал подставку, и кактусы перекочевали на нее с подоконника. Так избавились от потеков. Коллега вынуждена была скрепя сердце отстать от Маусбайгля, ибо дело было, разумеется, не в потеках на подоконнике, они были лишь предлогом. Это пока все, друзья мои…