Книга Большая книга ужасов 2014 - Елена Усачева

— Тяжело, — прошептал Петр. — Тяжело идет. Как будто сопротивляется…

Но он довел стрелку почти до двенадцати, оставил ей совсем немного времени, секунд тридцать.

Груша шумно вздохнула. У нее отлегло от сердца.

Барков потрогал нос, и тут же из него потекла кровь. Красного цвета. Он посмотрел на свои пальцы и вытер их об остатки комбинезона.

Груша прилипла к часам и больше ничего не видела. И вдруг по-крабьи выставила глаза:

— Они остановились! Больше не идут!

Минутная стрелка сдвинулась. Загадочный механизм загудел. Часы продолжили ход. Продолжили отсчет.

Барков пододвинул стрелку еще чуть влево, и на циферблате остался полукруглый отпечаток его пальца. Красный.

— Кукушка-кукушка, сколько мне жить осталось? — весело спросил Барков.

Груша поперхнулась.

Глава 16. «Последний вдох»

Барков был весел. Чересчур весел. Я понимал, что он таким образом старается поднять настроение мне, да и себе тоже. Хорошее настроение нам бы не помешало…

А еще Барков разговаривал. Прорвало его. И все какую-то чушь нес. В основном про свое раннее детство.

Про то, как они с отцом, с сестрой и братом ходили удить рыбу на какие-то чудные пруды, вода в которых отличалась чрезвычайной прозрачностью. И в той прозрачной хрустальной воде водились удивительные красноперые и золотые караси. Караси славились хитростью, и поймать их было чрезвычайно сложно, но отец научил детей бесшумно подкрадываться и забрасывать в воду тончайшую леску с серебряным крючком и кукурузным блином в качестве наживки. А сестра была нетерпелива и все время лезла вперед, чем распугивала всю рыбу, а Пашка ее в отместку щипал до синяков.

Про то, как они все летали на Марс, купались в голубых каналах и собирали чудные на вкус солнечные грибы, а сестра грибами объелась, кожа у нее пошла зеленой сыпью. Было очень смешно. А Пашка сыпью не покрылся, но разговаривать стал как из трубы.

Про то, как они вместе учились стрелять из рогатки…

Барков говорил и говорил, а я вдруг испугался, что он свихнулся, что с ним произошло то, что и с Грушей, — нервная перегрузка. Какая еще рыбалка, какие караси? Он же всю жизнь проторчал на своем «Блэйке»? Видимо, у него все-таки нервный срыв.

Просто Барков устал. Устал ждать и уснул сидя. Нервный сон, такое случается.

И Груша тоже уснула, тоже устала ждать.

Я остался один. И я тоже устал. Но спать мне не хотелось.

Мы были все-таки маленькие, мы не могли существовать долго в условиях перегрузок.

Мои товарищи спали, а мне спать не хотелось. Я ждал. Время шло непонятно — то быстро, то медленно, какими-то дикими скачками, что было заметно даже по часам, которые я снял с пояса Баркова. Я сдвинул действительно тугую стрелку и поставил часы на камень. Иногда они начинали тикать часто и громко, и мне казалось, что стрелка ускоряется. А иногда тиканье замедлялось, почти останавливалось совсем, и тогда я слышал только собственное сердце. А сердце тоже работало не в ритм — то вперед, то назад, а иногда даже замирало на томительные и пугающие секунды.

Это от адреналина. В последние дни, уже не помню сколько их было, адреналин просто кипел в моей крови. А когда его много — вредно. От него внутри все разрушается. Будто падаешь с высоты, я уже говорил.

Я ждал.

Я был уверен — скоро что-то случится. Обязательно. По-другому не могло быть.

Груша и Барков спали. Но скоро они проснутся. Скоро.

То ли от холода, то ли от недобрых предчувствий на меня накинулась дрожь. Я дрожал и дрожал, внутри и то дрожал, кишками, а зубы так вообще плясали как ненормальные — язык искусал в кровь. Пришлось взять нож, отрезать от комбинезона лоскут, свернуть в жгут и засунуть между зубами.

Видела бы меня сейчас…

Некому меня видеть. Не хочу, чтобы меня таким видели родители. Грязный, в разодранном комбинезоне, с выпадающими волосами, с почерневшими глазами. В одной руке нож, в другой бластер, жду нападения.

И я подумал — хорошо бы меня увидела сейчас Гучковская! Она бы точно завязала с педагогикой, удалилась бы в сельскую местность — возделывать капусту, глодать железо. А нечего меня трудом воспитывать! Вот до чего ваше воспитание довело! Я почти мертв. И, возможно, скоро буду не почти.

Но тем не менее чувствовал я себя на удивление боевито. Адреналин все-таки, он и есть адреналин…

От подножия холма — не откуда мы пришли, а с другой стороны — послышался хохот. Покатились камни.

Вот оно. Началось.

Я выхватил из костра горящий с одного края камень, подбежал к краю скалы, швырнул камень вниз. Он скатился по опаленному склону, разбрызгивая по сторонам искры, раскололся на несколько частей, они осветили небольшое пространство.

Мне показалось, что там, внизу, что-то было. То ли туман, то ли что еще… Не знаю. И еще увидел Колючку.

По склону полз Колючка. Со стороны «Ворона». Полз к нам, наверх.

Колючка! Вдруг я понял, что последнее время совсем не видел Колючку. Он исчез. А мы не заметили когда. Прозевали. Из-за усталости, точно из-за нее…

Колючка полз. Не прыгал, как обычно, даже не шагал — полз. То поднимаясь, то падая на бок, большую часть на брюхе, цепляя камни.

Колючка был помят. Даже не то что помят, поломан. Былая приятно-пугающая округлость исчезла, гладкие блестящие иглы разворочены, торчали в стороны в беспорядке, а некоторые были будто сострижены. Из разорванных ушей капало белое, из пасти выплескивалась молочная пена.

— Колючка! — позвал я шепотом. — Сюда!

Он увидел меня, нос его зашевелился, уши попытались завязаться в узел, но не получилось.

— Сюда! — позвал я.

За моей спиной возник Барков. Он отобрал у меня бластер, устроил его ствол на камне.

— Что ты хочешь? Куда ты хочешь стрелять? — заволновался я. Испугался, что сейчас Барков сожжет Колючку.

Но он взял выше. Вспышка осветила кратер. И от того, что я увидел, я закричал. Заорал.

— Что это?! Ты видел?! Что это?!

— Показалось… — прошептал Барков. — Просто показалось! Этого не может быть!

Он поглядел на меня, и я вдруг с ужасом увидел, что его лицо сделалось очень, очень похожим на лицо его мертвого брата.

К нам подбежала Груша.

— Что?! Что происходит?!

— Давай! — Я указал вниз. — Стреляй!

Барков с сомнением помотал головой.

— Стреляй!

Барков наставил ствол вниз и выстрелил еще.

Мы увидели Колючку, который пытался выбраться из камней. Но у него не получалось. Он падал, поднимался, падал, поднимался… И все свои движения сопровождал совсем неподходящим смехом. Хохотом.