Книга 9 дней - Павел Сутин

Лобода посмотрел на Гену, потом на Никона, затянулся и сказал:

— И куда мне было с этим д-д-деваться? Прямиком в д-д-дурку, без в-в-вариантов. «Доктор, д-д-девять дней назад мне п-п-пробили башку и бросили в кювет п-п-подыхать. Девять д-д-дней я был в коме, оглох, ослеп на один г-г-глаз. А на д-д-десятый день, здоровехонек, п-п-проснулся дома. Д-д-дайте мне от всего этого какую-нибудь т-т-таблетку, доктор, а то я в н-н-некотором замешательстве».

Бравик, Никон, Гена и Худой молчали и во все глаза глядели на Лободу. Гена часто затягивался незажженной сигаретой.

— Это я сейчас… п-п-пошучиваю. — Лобода криво усмехнулся. — А к-к-каково мне было т-т-тогда? Я п-п-позвонил Толику. Он ничего т-т-такого не помнил, всю неделю просидел с д-д-девчонками на даче.

Лобода сцепил руки на затылке и откинулся на спинку дивана.

— П-п-понимаете, мужики, это страшно — осознавать, что т-т-ты сумасшедший… — сказал он, глядя в потолок. — А п-п-потом что? Бред, г-г-голоса, говно свое жрать стану, людей узнавать не б-б-буду? Я в ужасе был, п-п-понимаете? В п-п-панике! Взял отгул, п-п-поехал, осмотрел то место… Место как место, в к-к-кювете снега по п-п-пояс. Вернулся в Москву, нажрался, как старлей в День м-м-милиции. Утром поехал в Склиф, к-к-ксивой там махал, п-п-посмотрел журнал поступления больных — не п-п-привозили меня в Склиф н-н-никогда! — Он сел прямо и положил ладони на колени. — Бравик, представь, что п-п-просыпаешься утром — а ты т-т-турецкий султан… Вчера ты делал операции, п-п-покупал кефир, ездил в метро. А наутро ты т-т-турецкий султан. Восемьдесят т-т-три жены, пятьсот сорок шесть наложниц, б-б-борода, тюрбан, янычары, и французский п-п-посол просит аудиенции.

— «И конь вас знает», — сказал Никон и ткнул указательным пальцем за плечо.

— Да! «И к-к-конь вас знает»! Я п-п-пошел к Вове. Я п-п-пришел сюда и сказал: старик, я схожу с ума, мне надо хоть с кем-то п-п-поговорить. Я сказал: Вова, я в ужасе, я п-п-помню, как мне пробили б-б-башку, как я подыхал в реанимации, — но всего этого, п-п-получается, не было!

* * *

— Вова, я в п-п-панике… — Лобода обхватил голову руками и закачался из стороны в сторону. — Вова, я не знаю, к к-к-кому с этим п-п-пойти. К психиатру не п-п-пойду. Ни за что не п-п-пойду… Но я же б-б-болен, Вова!

— Успокойся, — сказал Гаривас.

Он сидел нога на ногу и крутил в пальцах сигарету.

— Т-т-ты пойми: это было! Б-б-было! Я ведь не сразу отключился, я п-п-помню, как били кастетом, к-к-как водку лили в рот. Потом, п-п-правда, уже ничего не помню… Но как вышел из к-к-комы в Склифе — помню! Помню, как п-п-перевязывали, как трубку вынули из члена, как кололи п-п-промедол. Даже помню, как простыня п-п-под спиной сбилась, а я ее не мог п-п-поправить.

— Вот черт… — пробормотал Гаривас, встал и заходил по комнате. — Почему же ты все помнишь, а? — Он остановился, посмотрел на Лободу и пошевелил бровью. — Никто ничего не помнит — а ты помнишь. Артефакт артефакта… Выпить хочешь?

— Конечно, — четко сказал Лобода. — Очень.

Гаривас вынул из тумбы «Buchanan’s», налил и подал стакан Лободе. Тот выпил, как молоко. Гаривас плеснул еще.

— На, — сказал Гаривас и протянул сигарету. — И успокойся.

— Спасибо… — Лобода почиркал колесиком, прикурил, выдохнул, разогнал дым ладонью. — Знаешь, самый верный способ п-п-привести человека в неистовство — это три раза подряд п-п-повторить ему «успокойся».

— На тебя действительно напали, — сказал Гаривас. — Сломали височную кость.

— Но тогда п-п-почему никто ничего не помнит?! — выкрикнул Лобода. — Я же смотрел журнал п-п-поступления больных! Меня в Склиф н-н-не привозили! — Он жадно затянулся. — П-п-плесни еще.

Гаривас налил, Лобода махнул одним глотком.

— Почему так п-п-получилось?! — свистящим шепотом сказал он, выдохнув в кулак. — Почему никто ни хера не п-п-помнит, а я помню? К-к-кто со мной играется, Вова? К-к-кто меня с ума сводит?

— Сань… — Гаривас сел на диван рядом с Лободой и обнял его за плечи. — Эх ты, бедолага. Это я во всем виноват, Сань. Впрочем, «виноват» — немножко не то слово…

* * *

Выл ветер, в складки и капюшон куртки набивался снег. У Гариваса дрогнули ресницы, он покусал нижнюю губу и скрюченнной кистью ударил себя по лицу. Потом еще раз, и еще, и еще. Потом он запрокинул голову и закричал. Он выл, хрипел, на висках набухли вены, в углах рта собирались и тотчас превращались в крохотные льдинки капли слюны. Он рычал, визжал, хватал воздух искаженным ртом и опять надсадно кричал в черное небо с росчерками снежных зарядов. Потом он перевел дух, выгреб из капюшона снег, растер по лицу, подвигал шеей, сипло выматерился и начал медленно дюльферять в кромешной тьме.

* * *

— …никто ему не п-п-поможет, никаких шансов. Еще п-п-полчаса-час — и он замерзнет. Он сказал, что никогда в жизни ему не приходилось т-т-так чудовищно напрягаться. Как-будто он п-п-поднимал убийственный груз — и поднял. Как будто п-п-прочнейший шнур рвал — и разорвал. Когда Паша его п-п-положил в спальник, то он почувствовал, что на него снизошла какая-то п-п-пьянящая радость. Он чувствовал… Ну, к-к-как сказать? Могущество. Как будто нет ничего невозможного. Он вернулся в М-м-москву, и через неделю все случилось в п-п-первый раз. Ольги д-д-дома не было, она у родителей н-н-ночевала и Витю с собой взяла. Это б-б-был день рождения отца. Вова п-п-припил, стал смотреть фотографии — к-к-как они с родителями в Одессе, как за г-г-грибами поехали в семьдесят восьмом, как Вова занял п-п-призовое место…

* * *

Щуплый мужчина с жидко поросшей грудью неуверенно вышел к бортику бассейна, опасливо оглядел циклопическое помещение и мелким шагом двинулся к лестнице с толстым поручнем из нержавейки.

— Пап! — позвал из воды мускулистый парнишка. — Прыгай!

Мужчина шагнул к бортику, но тут седоватый тренер в «олимпийке» громко сказал:

— Товарищ! Вы бы не прыгали! Вы по лестнице, пожалуйста, по лестнице…

* * *

— Он, сорокадвухлетний, стоял на б-б-бортике — и он же, шестнадцатилетний, плавал на второй д-д-дорожке! Когда он сюда вернулся, сигарета еще д-д-дотлеть до фильтра не успела. Ну, п-п-первое, о чем он подумал… О том же, что и я: что он п-п-психически болен.

Бравик уже несколько минут протирал очки. Гена затягивался незажженной сигаретой. Никон намертво сцепил кисти рук — так, что побелели костяшки. Худой грыз ноготь. И все, не отрывая глаз, глядели на Лободу.

— В файлах есть упоминание о неком семейном свойстве, — сказал Бравик. — Это оно?

— Нет. Свойство б-б-было такое: м-м-мужчины его семьи умели выживать в самых б-б-безнадежных ситуациях. Умели м-м-мобилизовать все силы — д-д-душевные и телесные. Например, его п-п-предок в тысяча восемьсот семьдесят восьмом г-г-году был ранен при штурме Карса. П-п-потерял много крови и замерзал на земле, под т-т-трупами. П-п-пролежал там всю ночь, волосы к земле п-п-примерзли. А перед рассветом все же в-в-выбрался из-под трупов и п-п-прибрел на позицию своего полка.