Книга Проклятый манускрипт - Филипп Ванденберг

Ульрих фон Энзинген задумчиво кивнул.

— Вам стоит научиться заклинанию, которое будет само множить однажды написанную книгу, десять раз, даже сто, — а при этом человек и пальцем не пошевелит.

— Господин, вы мечтатель и живете несбыточными фантазиями.

— Не спорю, но ведь мечтания — это основа любого великого изобретения. А куда вы путь держите?

— Архиепископ Майнцский — один из моих лучших клиентов. Но прежде я хотел нанести визит графу фон Вюрттембергу. Его библиотека известна, а его пристрастие к чтению помогает выжить таким, как я.

— Граф Эберхард фон Вюрттемберг? — Афра удивленно взглянула на книготорговца.

— Вы его знаете?

— Да, то есть нет, дело в том… — Афра совершенно запуталась. — Мой отец был библиотекарем у графа фон Вюрттемберга.

— Ах, — теперь удивляться пришел черед книготорговцу. — Магистр Дибольд?

— Так его звали.

— Как — звали?

— Он упал с лошади, когда ехал в Ульм, и сломал себе шею. Я Афра, его старшая дочь.

— Как тесен мир! Много лет назад я встречался с Дибольдом в монастыре Монтекассино. Монументальное строение, расположенное высоко над долиной, целый город — там живут три сотни монахов, теологов, историков и ученых, и там же находится крупнейшая библиотека христианского мира. Как и магистр Дибольд, я прослышал о том, что монахи хотят продать немалую часть своих книг, прежде всего античных авторов. Среди бенедиктинцев аббатства они считались крамольными, а для нас были очень ценны.

— Боюсь, тогда вы сцепились с моим отцом.

— Так оно и было. Граф Эберхард фон Вюрттемберг выдал вашему отцу огромную сумму денег. Тут я был ему не конкурент. Я уже выбрал себе две дюжины старинных свитков. Но потом пришел магистр Дибольд и купил все книги, которые тогда продавались. Такому мелкому книготорговцу, как я, пришлось тогда спасовать.

— Мне очень жаль, но так уж вышло.

Книготорговец задумался.

— Позднее я пытался выкупить у него некоторые книги, естественно, так, чтобы ему было выгодно, но он отказался. Мне не удалось выманить у него ни одну из пятисот книг. Я до сих пор не знаю, зачем он цеплялся за каждую книгу из того аббатства.

Афра украдкой взглянула на Ульриха. Ульрих тоже сделал выводы. Рассказ книготорговца загадал им обоим загадку.

— Что вы имеете в виду? — спросила Афра.

Книготорговец долго молчал. Наконец он ответил:

— У древних римлян была поговорка: habent sua fata libelli. Что означает: у книг своя судьба, или же — у книг есть свои тайны. Возможно, магистру Дибольду была известна некая тайна, которую никто больше не знал. Я тоже. Это, конечно, не объясняет причину, по которой он непременно хотел обладать всеми книгами из Монтекассино, но, может быть, является указанием на то, что для его скупости были свои причины.

Ульрих фон Энзинген взял Афру за руку, не спуская глаз с книготорговца. Афра верно поняла нежное прикосновение: с этого момента ни единого лишнего слова. Лучше молчать.

— Давно все это было, — как бы между прочим заметила она.

— Пятнадцать лет назад уже, наверное, — подтвердил книготорговец. И после небольшой паузы продолжил:

— Говорите, магистр Дибольд упал с лошади?

Афра молча кивнула.

— А вы уверены?

— Не понимаю вашего вопроса.

— Ну, видели ли вы своими глазами, как ваш отец упал с лошади?

— Конечно нет. Меня при этом не было. Но кому могло понадобиться вредить моему отцу?

Ульрих с ужасом заметил, что их разговор привлек всеобщий интерес. В его голосе звучала печаль, когда он произнес:

— Говорите, если только вы что-то знаете об этом случае и вам есть что сказать. А если нет, то лучше молчите!

Афра разволновалась. Она охотно продолжила бы разговор. Но книготорговец поднял, как бы защищаясь, руки:

— Извините, я не хотел бередить старые раны. Просто мысль в голову пришла.

Позже, когда они поднимались к себе в спальню, Афра прошептала Ульриху:

— Думаешь, моего отца убили из-за этого пергамента?

Архитектор повернулся, поднял фонарь, освещавший им путь наверх по крутой лестнице, и осветил лицо Афры. На стене плясали бесформенные тени.

— Кто знает, — тихо ответил он. — Людей убивают по самым странным причинам.

— Боже мой, — пробормотала Афра. — Никто никогда не задумывался над этим. Я была слишком мала и неопытна, когда это случилось, чтобы думать о чем-то подобном.

— Ты когда-либо видела тело отца?

— Да, конечно. На нем не было никаких повреждений. Отец, казалось, просто спал. Граф Эберхард устроил ему достойные похороны. Я очень хорошо помню это. Три дня я плакала, не переставая.

— А твоя мать?

— Тоже плакала.

— Я не об этом. Ты говорила, что она добровольно ушла из жизни…

Афра прижала руку ко рту. Она тяжело дышала.

— Ты имеешь в виду, что на самом деле она вовсе не совершала самоубийства?

Архитектор промолчал. Потом обнял ее и сказал:

— Идем!

Той ночью у Ульриха и Афры впервые появилась возможность спать в одной постели. Не считая первого раза, раньше это удавалось им только на полу хижины на лесах или на мокрой траве на берегу Дуная. Страх, что их обнаружат, постоянно оставлял неприятный привкус. С другой стороны, людные места и сознание того, что они делают нечто недозволенное, придавали их встречам особую прелесть.

Задумавшись, Афра выскользнула из платья и забралась под грубое одеяло. Она замерзла. И не только из-за холода, царившего в нетопленой комнате. На душе у нее тоже было зябко.

Намеки и догадки книготорговца заставили ее задуматься. Она примолкла. Конечно, книготорговец — большой болтун и у него не было никаких доказательств высказанных предположений. Но были ли у нее доказательства того, что смерть ее родителей наступила именно так, как это все было представлено? Когда Ульрих стал ласкать Афру, она непроизвольно повернулась к нему спиной. Она не хотела отказывать любимому, это получилось совершенно неосознанно.

Ульрих инстинктивно почувствовал, что происходит с Афрой. Ее поведение не было для него неожиданным. В его жизни тоже многое изменилось, слишком многое, чтобы просто не обращать на это внимания, как будто ничего не случилось. Ульрих прижался к девушке, положив левую руку ей на бедро. Нежно поцеловал ее в шею и молча попытался уснуть. Афра дышала ровно, и Ульриху казалось, что она давно уснула, но через час раздался ее голос:

— Ты тоже не спишь, да?

Ульрих растерялся.

— Нет, — тихонько прошептал он ей в шею.