Книга Бандиты - Элмор Леонард

Низкорослый никарагуанец с совершенно остекленевшими глазами и встопорщенными усиками застегнул ширинку и потащился вдоль стены к раковине.

Вслед ему Уолли Скейлс сказал:

– Может, вы не знаете, что вам на хвост сел агент ИРА? Он живет в вашей гостинице. Приехал в Новый Орлеан из Шэннона, по дороге побывал в Манагуа. Это теперь такой маршрут у членов ИРА, они нынче дружат с марксистами из Латинской Америки, заезжают повидаться с товарищами. Почему бы и нет? Джерри Бойлан самого Каддафи поцелует в задницу, если тот ему подарит пару минометов. Отсидел пять лет в ольстерской тюрьме, смотался к вам в тропики, а теперь вот явился в Новый Орлеан. Спроси его, зачем, он скажет, что, мол, собирает денежки на Шин фейн и объединение Ирландии, а благотворительные организации ему помогают. Но вместо этого он ходит за вами по пятам, а когда вы уходите обедать, обыскивает вашу комнату. Так что же ему нужно? Может, те доллары, которые вы собираете на дело свободы, или еще что?

Дагоберто побрызгал на себя водой, сильно растер лицо полотенцем, но красивее от этого не стал.

– Этот человек irlandes? – переспросил он.

– Irlandesnegro– «черный ирландец» и большой дока. Таскается по барам, болтает направо и налево. Отличное прикрытие. Всем понятно: этот болтун не может быть агентом.

– Что вы с ним сделаете?

– Лично я ничего не буду с ним делать, – возразил Уолли Скейлс. – Я собираюсь провести три недели в «Хилтон-Хед», отдохнуть от этой чертовой влажности и ничего не делать, только наслаждаться мыслью, что сыграл важную роль в судьбоносной борьбе своего народа. Звучит неплохо, а? Я способен разрешить практически любую ситуацию, но так далеко я заходить не стану. Это вы боретесь с оружием в руках против деспотичного правительства и его эмиссаров. Если вы провалитесь, я мало что теряю, разве что капельку самоуважения, это я как-нибудь переживу. А вот вы можете загубить свою миссию и потерять все.

Дагоберто напряженно слушал, скосив глаза, потом швырнул полотенце в корзину, и его налитые кровью глаза внезапно вспыхнули огнем.

– Черт побери, хотите что-то сказать – говорите прямо!

– Его зовут Джеральд Бойлан, он остановился в триста пятом.

– Хотите, чтобы я его нейтрализовал? Уолли покровительственно опустил руку на плечо Дагоберто.

– Разве я об этом говорил? С моей стороны подобное высказывание было бы недопустимым. Это кто-то другой подсказал вам такое решение.

Кловис, шофер Дика Николса, отошел от длинного белого лимузина и направился к парню в черном костюме, стоявшему по ту сторону улицы, близ входа на кладбище. Парень сторожил черный «крайслер», он долго стоял неподвижно, а потом, отойдя от ресторана, перешел поближе ко входу на кладбище и снова застыл, словно статуя. Умеет же человек стоять истукан истуканом!

– Как дела? – окликнул его Кловис.

Парень кивнул в ответ. Так, слегка кивнул. Вблизи он смахивал на черномазого, только посветлее и с примесью чего-то такого китайского, к тому же еще и волосы прилизаны.

– Надоело, да?

Парень не ответил, надоело ли ему стоять у ворот кладбища, словно еще одна статуя. Кловис посмотрел в другую сторону, на ресторан – здоровенное здание с полосатыми тентами вдоль всего фасада и неоновыми огнями на крыше.

– Смахивает на корабль, а? Правда ведь? Мне всегда казалось, он похож на корабль. – Снова обернувшись лицом к странному парню, Кловис принялся втолковывать ему: – Меня зовут Кловис. По-моему, твой босс, один из тех двух парней, которые вышли из этого «крайслера» – или ты работаешь на обоих? – встречается сейчас с моим боссом. – Кловис выждал минуточку, но парень все так же торчал, словно зомби, у металлической решетки, отгораживавшей мертвых от живых. – Ты по-английски-то говоришь? Если не говоришь, чего я корячусь? А если говоришь, что у тебя за пробка в заднице, что ты рта, на хрен, открыть не можешь? Ты хоть понимаешь, что я говорю?

Фрэнклин де Диос улыбнулся в ответ.

– Вот черт! – восхитился Кловис. – Вроде ожил.

Фрэнклин де Диос закивал и сказал:

– Я учил английский с рождения, но я мало пользовался им до последнего времени. Люди, на которых я работаю, не говорят по-английски.

– Ты приехал из Никарагуа?

– Да, оттуда. Я учил испанский, но дома я сперва учил английский и в школе тоже.

– Погоди-ка. Говоришь, ты родом из Никарагуа, но в детстве не говорил по-испански? Как же так?

– Нас потом заставили. Я – мискито. Понимаешь? Я индеец. Сандинисты заставили нас учить испанский, но раньше я учил английский.

– Ты индеец? Взаправду?

– Взаправду.

– Скажи что-нибудь по-индейски.

– Н-ксаа.

– Что это значит?

– «Как дела?»

– Да, ты взаправду индеец, – рассмеялся Кловис.

– Взаправду.

– А почему ты не отвечал, когда я поздоровался с тобой и когда я болтал весь этот вздор?

– Я не знал, кто ты.

– Я сказал тебе, кто я. Ты такой застенчивый? Слышь, а я-то думал, ты из наших. Понимаешь, о ком я? Думал, ты тоже черномазый.

– Да, отчасти. Остальное – мискито.

– А тот парень, на которого ты работаешь, он тоже индеец?

– Нет, он с Кубы, а потом стал никарагуанцем. И тот, второй, полковник, тоже никарагуанец. Мы оба сражались против сандинистов, но каждый сам по себе. Не знаю, почему он не любит сандинистов. Я их не люблю, потому что они пришли к нам, убили людей, животных убили, коров постреляли из автоматов и заставили нас уйти из Мусаваса. Сожгли все деревни мискито и заставили нас переселиться в asentamientos. Это вроде концлагеря.

– Черт, как погано.

– Мы поехали в Гондурас, в такое место Рус-Рус – не слыхал?

– Не, не слыхал.

– Там тоже плохо. Вот я и пошел на войну. ЦРУ знаешь?

– Конечно.

– Они дали нам ружья и показали, как воевать против сандинистов. Хорошие ружья, хорошо стреляют. Но на войне мне тоже не понравилось, и я поехал в Майами – это во Флориде.

– Да уж, на войне мало хорошего. А как ты попал в Майами?

– Сел на самолет. Сказал пограничникам, что потом вернусь, а сам остался.

– Ага, – сказал Кловис, дивясь про себя, как никарагуанский индеец мог проделать все это.

– Но в Майами мне тоже не очень понравилось. Там тоже война, только другая. Один раз меня арестовали, хотели выслать.

По улице в сторону ресторана проехала машина. Свет фар на мгновение выхватил из темноты лицо индейца, а затем его фигура и ворота кладбища вновь отступили во тьму, но Кловис успел убедиться, что этот человек говорит с ним запросто, не набивая себе цену.