Книга Киллер навсегда - Андрей Кивинов

Брут рухнул, перегородив дорогу Парамоше и деморализовав его своим разорванным хлебалом.

– Стоять! – рявкнул Сергей, обозначая движение вперед. – Пристрелю, бля! Коля, сюда! Ты где застрял? Сюда, быстрей!

Парамоша, прекрасно знавший, что никакого «Коли» нет и в помине, рванул вверх по лестнице. Ни напарник, ни задание его больше не интересовали. Ноги бы унести…

– Стоять! Стой, стреляю! – неслось ему вслед и эхом отражалось от стенок, но Парамоша скакал через три ступени и думал: «Врешь, не возьмешь!»

Брать его Волгин не собирался. Пощечиной выведя Татьяну из шока, одним движением вытряхнул из сумки ключи, впихнул связку в ее кулачок, толкнул к двери:

– Открывай!

Сам занялся Брутом. «Розочку» к горлу, чтоб не дергался, руками по карманам: пусто. Теперь – браслеты. Левый наручник, как всегда, заело, не хотел защелкиваться на толстом запястье, и Волгин сомкнул его, содрав лоскут волосатой кожи.

– Открыла?

– Почти…

Дубинка куда-то отлетела, наверняка скатилась вниз, но кастет крепко держался на пальцах, и Сергей выломал его, не церемонясь, после чего подтащил пленника к двери.

– Дай сюда!

Отобрал ключи. Как и следовало ожидать, она их перепутала и пихала не в ту скважину.

– Свет!

Догадалась, зажгла в прихожей. Втащил Брута, закрыл дверь. Выдохнул. Отбились, что ли?

– Дай тряпку, он же тебе все кровью зальет!

– Какую тряпку?

– Половую!!!

Веревкой спутал Бруту ноги, длинный конец пропустил под сведенными за спину руками, обернул вокруг шеи, слегка затянул. Порядок.

Метнулся в кухню, встал у окна. Осматривая двор, достал радиотелефон, набрал номер местного отделения и бросил «трубку» Татьяне.

– Дозванивайся.

– И что мне сказать?

– Скажи: «Добрый вечер…»

Во дворе спокойно. У машины – никого… Опять эти мелкособственнические инстинкты? У тачки никого, а у соседнего дома кто-то трется. С такого расстояния не рассмотреть, но в силуэте есть что-то знакомое. Спросим у «языка». Он скажет. Время есть, первый наряд появится не раньше, чем минут через десять. Как там было в кино про воздушных десантников? Командующий разрешил все приемы, кроме стрельбы боевыми… На войне мы бы нашли способ вас разговорить. Все верно – разговорим. Мы хоть и не на войне, но и не в кабинете…

Из подъезда вылетел Парамоша. Сиганул так, что только пятки сверкали. И вдалеке, за деревьями, поехало что-то большое и темное. Машина. Что характерно – без света. Неужели их дожидалась? Тогда почему не дождалась? Да и откуда у этих гопников машина?

Не будем гадать – спросим.

– Дозвонилась?

– Да. Обещали приехать, как только освободятся.

– Посиди в комнате. И дверь закрой.

Татьяне хотелось сказать, что уж в такую минуту он бы мог не оставлять ее одну. Вовремя спохватилась, промолчала.

– Можешь немного выпить, но не переборщи, тебя еще допрашивать будут. Я закончу и объясню, что и как говорить. Мне тоже немного налей…

Брут очухался, но глаз не открывал.

Волгин присел на корточки:

– Будем разговоры говорить?

– Мне плохо!

– Пока – терпимо. Вспомни о людях, которым ты сделал еще хуже.

– Я ничего не скажу.

– Уверен?

– Муж-оперативник, пусть даже бывший, все равно умудряется втянуть в неприятности.

– Но сам же с ними справляется.

– Когда оказывается рядом. Но рядом его почти никогда не бывает.

– Нападают на жен и похищают детей только в книгах и фильмах. Сколько работаю, ни разу с таким не сталкивался. Даже не представляю, на какой уровень надо выйти, какие сферы затронуть, чтобы это произошло. Писатели и режиссеры любят нагнать чернухи, а в жизни все до смешного обыденно. Бумажки, запросы, совещания и проверки… Сплошная рутина.

– В семейной жизни тоже сплошная рутина, и ситуации, в которых могут потребоваться твои навыки, случаются очень редко… Вообще не случаются. А с обыденностью приходится справляться одной. Наверное, поэтому мы и разошлись. Хочется не подвигов, а мужа. Обыденного и рутинного, но живого, а не виртуального. Того, который рядом.

– Ты не права, дело не в работе.

– В чем же?

– Вспомни О'Генри: он был прав, когда сказал про дороги. Также и здесь. Дело не в работе, а в том, что внутри нас заставляет выбирать эту работу.

В квартиру, где валялась обдолбанная Нинка, ворвались посреди ночи, выбив дверь ударом ноги. Когда Нинку растормошили, она удивилась, но не испытывала страха до тех пор, пока под кроватью не обнаружился выжатый шприц, а в тумбочке – приличная доза героина.

– Это не мое! – вопила она, кидаясь на оперов. – Я что, похожа на дуру – там ширево держать?

Нинке было из-за чего психовать. Ее дважды судили за хранение наркотиков, она отделывалась условным наказанием, но в третий раз лафа могла кончиться.

– Не мое это! У-у-у, подбросили!

Приглашенные понятыми соседи ей не верили.

– Теперь хоть посадите? – шепотом спросил один из них.

– Если б мы решали…

Оказавшись в отделе, Нинка истерику прекратила и, стремясь облегчить свою участь, заложила всех, но сказать, куда делся Стенли, не могла.

В дальнейшем опера, исходя из своих соображений и рассчитывая на Нинкину помощь, будут ходатайствовать о том, чтобы ее оставили на подписке, но именно в этот раз прокурор решит проявить твердость и выдаст санкцию на арест…

Парамошу взяли под утро. Всю ночь он шхерился у знакомых, не спал, позвонил папе и, узнав, что все спокойно, решил вернуться.

– Ты кого-то боишься? У тебя неприятности?

– Нет, па. Один из моих знакомых влетел, а ты сам знаешь, как менты могут пришить статью…

Батя не знал, но согласился. Его собственный опыт общения с правоохранительными органами сводился к беседам с деликатными сотрудниками БХСС, которых он навидался в конце восьмидесятых, когда начинал свою коммерческую деятельность.

– Может, лучше вообще не приходить? Снимешь квартиру, поживешь отдельно, а за месяц все уладится. Сам знаешь, у меня связи.

– Так и сделаем, но мне надо забрать кое-какие вещи. Думаю, легавые еще спят. Времени было половина шестого. Его задержали на подходе к дому. Брали жестко. Отдышавшись, Парамоша сказал:

– Я не при чем. Это все Брут, а я только на лестнице стоял. Позовите отца.

– Обойдешься, ты уже взрослый.

– Я хочу папу!